Александр Волков - Основы риторики: Учебное пособие для вузов Страница 4

13) Духовная словесность — тексты Св. Писания и другие канонические произведения, а также богословские и проповеднические сочинения. Эти произведения рассчитаны на различные типы аудитории: если тексты Св. Писания и творения отцов Церкви в основном содержании широко доступны, как и специальная духовная вероучительная — катехизаторская — литература, то многие богословские и литургические тексты весьма сложны, и понимание их требует систематической подготовки. Между тем духовная словесность остается основным авторитетом и источником изобретения.

Итак, современный ритор владеет многими видами речи, причем в некоторых из них он образован как специалист — юрист, ученый, инженер, политик; в других — как профессиональный литератор; в третьих — как выразитель мировоззрения.

Образ ритора. В ходе речевой деятельности ритора в представлении аудитории складывается его устойчивый образ. Аудитория оценивает каждое новое выступление ритора исходя из этого сложившегося образа. И чем более четким будут очертания образа ритора, тем более ограниченным будет горизонт ожидания аудитории относительно новых произведений, которые он создаст, и новых идей, которые он предложит. И тем не менее у ритора остается возможность сказать что-либо новое. Аудитория воспринимает новые идеи как несовместимые с образом ритора и осуждает его непоследовательность. Вместе с тем, по мере утверждения образа ритора в глазах аудитории возрастают авторитет и влиятельность ритора. Это показатель того, что данные качества в значительной мере определяются ожиданием аудитории.

Образ ритора складывается как отношение его индивидуального стиля к представлению общества о риторическом идеале и проявляется в аспектах пафоса, логоса и эгоса.

Пафос — эмоционально-волевой аспект образа ритора. Мысль-воление образует замысел высказывания: ритор усматривает проблему, предлагает ее решение и стремится обосновать и реализовать его. Пафос направляет и организует волю аудитории к решению, поэтому тематика творчества ритора в сочетании с эмоционально-оценочным образом предмета речи, который ритор создает в аудитории, составляет пафос.

Логос — интеллектуальный аспект образа ритора. Для реализации замысла в слове ритор использует радикальные средства убеждения, совокупность которых создает представление о его индивидуальной культуре и интеллектуальных ресурсах. Богатство и разнообразие словаря, состав общелитературной, книжной, специальной, научной, философской или просторечно-разговорной лексики, определенность и точность понятий, использование синтаксических конструкций письменно-литературной или разговорно-бытовой речи, правильность, чистота, лаконичность, связность и плавность речи, владение композиционно-речевыми формами описания, повествования, рассуждения, логическая правильность, определенность, последовательность, доказательность аргументации, композиционная стройность и целесообразность, уместность и завершенность высказывания — все это составляет логос ритора. Высокий логос создает авторитет ритора и организует аудиторию, ориентируя ее на компетентную оценку речи.

Этос — этический аспект образа ритора. Поступки и высказывания ритора должны соответствовать нравственным идеалам общества к требованиям, которые аудитория предъявляет к уместности, замыслу, содержанию и форме публичной речи с точки зрения своего мировоззрения, целей и интересов. Этос ритора складывается как соответствие речи нормам духовной нравственности, права, общественной морали и профессиональной этики, обычаями этнической морали, правилам речевого этикета. Но важнейшей составляющей риторического этоса является соответствие ритора представлениям аудитории о собственной безопасности, которая и проявляется в так называемых ораторских нравах. Слово — инструмент власти, и чем оно совершеннее, тем эффективнее.

Глава 1. Риторический пафос

Пафос не выражение эмоционального состояния ритора. Ритор использует речевую технику, создающую эмоциональный образ предмета речи, в рамках которого формируются ораторские страсти — оценки предмета речи в его отношении к предложениям ритора. В аргументации пафос имеет определяющее значение.

Во-первых, проявление индивидуальности ритора возможно только через пафос: высказывание отличается от других и выделяется в общем потоке речи не новыми идеями, которые возникают редко; не приемами обоснования, которые воспроизводятся в аргументации; не этичностью, которая уподобляет ритора аудитории; но именно пафосом, побуждающим аудиторию переживать предмет речи и предложение ритора.

Во-вторых, риторическая аргументация всегда имеет дело с предметами, относительно которых возможны различные мнения. Никто не станет обсуждать проблему, к которой безразличен, и никто не примет предложение, которое неинтересно.

В-третьих, присоединение означает готовность к действию. Чтобы действовать, нужна воля, а воля пробуждается эмоцией — стремлением к цели.

Риторический пафос образуется отношением ритора, предмета речи и пропозиции — решения, которое ритор видит и предлагает аудитории. Можно условно обозначить три основных вида риторического пафоса: сентиментальный, героико-романтический и натуралистический (реалистический). Каждому из этих видов общего или литературного пафоса свойственны особые риторические эмоции.

Сентиментальный пафос создается столкновением предмета речи, который представляется как некая принудительная сила реальности, с идеальным образом ритора, который переживается им как душевный конфликт. Выражением такого конфликта и оказывается пропозиция, которая сводится к оценке самого себя или предмета речи.

«Приведенный разумом без веры к отчаянию и отрицанию жизни, я, оглянувшись на живущее человечество, убедился, что это отчаяние не есть общий удел людей, но что люди жили и живут верою. Я видел вокруг себя людей, имевших эту веру и из нее выводящих такой смысл жизни, который давал им силы спокойно и радостно жить и так же умирать. Я не мог разумом выяснить себе этого смысла. Я постарался устроить свою жизнь так, как жизнь верующих, постарался слиться с ними, исполнять все то же, что они исполняют в жизни и во внешнем богопочитании, думая, что этим путем мне откроется смысл жизни. Чем более я сближался с народом и жил так же, как он, и исполнял все те же внешние обряды богопочитания, тем более я чувствовал две противоположные действовавшие на меня силы. С одной стороны, мне более и более открывался удовлетворявший меня смысл жизни, не разрушаемый смертью; с другой стороны, я видел, что в том внешнем исповедании веры и богопочитании было много лжи. Я понимал, что народ может не видеть этой лжи по безграмотности, недосугу и неохоте думать и что мне нельзя не видать этой лжи и, раз увидев, нельзя закрыть на нее глаза, как это мне советовали верующие и образованные люди. Чем дальше я продолжал жить, исполняя обязанности верующего, тем более эта ложь резала мне глаза и требовала исследования того, где в этом учении кончается ложь и начинается правда. То, что в христианском учении была сама истина жизни, в этом я уже не сомневался. Внутренний разлад мой дошел, наконец, до того, что я не мог более уже умышленно закрывать глаза, как я делал это прежде, и должен был неизбежно рассмотреть то вероучение, которое я хотел усвоить»[2].

Сентиментальный пафос, свойственный так называемой «протестантской этике», — сильный и опасный инструмент убеждения, и обращаться с ним следует с осторожностью. Как можно видеть в приведенном примере, сентиментальный пафос возникает от плохого понимания предмета, да и сам по себе он не способствует трезвости мысли, которая замутняется эмоциональной рефлексией. Автор сталкивается с духовной реальностью, осмысление и принятие которой требует трезвой самооценки, мужества и труда, — и истерически отвергает эту реальность[3]. Другая, не меньшая опасность сентиментального пафоса (кстати, весьма распространенного и любимого русскими риторами) в том, что он непродуктивен и легко создает состояние внутренней раздвоенности, которое приводит к разрушительным умонастроениям в обществе. Поэтому этичный ритор относится с осторожностью к сентиментальному пафосу и применяет его так, чтобы не нанести вреда аудитории.

Романтический пафос создается столкновением предмета речи и пропозиции, при котором предмет речи — реальность предстает как поддающаяся изменению, а пропозиция соотносится с идеалом, который может быть реализован усилиями ритора и аудитории.

«Справедливо мнение, что «человек познается по делам своим».

Наши безбрежные желания, прихотливо-переменчивые чувства, полеты неудержимой мысли, потоки слов определяют истинную ценность и значение человека меньше, чем самое маловажное наше дело, ибо в нашем материальном мире актуальны только оконкретизированные чувство и мысль. В непрестанной текучести наших душевных переживаний действенны только подкрепленные волевым актом мысль и чувство, оставляет заметный след лишь то, что прошло не только через наш мозг и сердце, но и через наши руки.