Александр Волков - Основы риторики: Учебное пособие для вузов Страница 5

«Справедливо мнение, что «человек познается по делам своим».

Наши безбрежные желания, прихотливо-переменчивые чувства, полеты неудержимой мысли, потоки слов определяют истинную ценность и значение человека меньше, чем самое маловажное наше дело, ибо в нашем материальном мире актуальны только оконкретизированные чувство и мысль. В непрестанной текучести наших душевных переживаний действенны только подкрепленные волевым актом мысль и чувство, оставляет заметный след лишь то, что прошло не только через наш мозг и сердце, но и через наши руки.

Наша рука, этот совершенный и покорный выполнитель наших волений, это — изумительный по простоте, универсальный по назначению, чудесный по выполнению орган.

Это наша рука сделала нас, детей природы, властителями стихий — воздуха, воды и огня, в фантастических достижениях техники, преодолевая время и пространство.

Это наша рука, что вызывает к жизни изумительные звуки, формы и краски в достижениях искусства, расцвечивает и украшает нашу жизнь.

Это наша рука в сонмах написанных страниц книг сохранила потомкам опыт и мудрость предков.

Не наша ли рука, отделившись от земли и ставшая «орудием орудий», сделала нас человеком в истинном смысле этого слова?

Еще одни живые существа — обезьяны — разделяют с нами высокую честь и великую радость обладания, пользования рукой.

Ни одно животное не вызывает к себе интерес столь же живой, жгучий и жуткий, как обезьяна: наше любопытство захватывает ее человекообразность, нашу любознательность интригует ее душевный склад.

Это — не животное, но и не человек, вернее — карикатура человека, пародия животного.

Посмотрите на нее: ее руки, лицо и в особенности глаза и взгляд так человечны, но отсутствие лба, выдающегося носа, оформленных губ и обособленного подбородка резко извращает первое впечатление.

При непосредственном наблюдении обезьяны вы видите: глаза и руки обезьяны всегда деятельны, — непрестанно ее острый, зоркий, живой взгляд ищет новый материал для наблюдения, ее по-человечески оформленная рука безудержно тянется коснуться, приложиться к тому, на чем остановился ее взгляд; но на деле всякое ее исследование несовершенно: ее пробы краткосрочны, беспорядочны и нетерпеливы, а тонкие ухищрения и изворотливость направлены в сторону разрушительной, а не творческой деятельности…

Какова же ее исконная сущность? Как определить этот сфинкс?

Или, подобно мифическому сфинксу с ликом человека и звериным телом, она стоит на рубеже двух групп животного царства, олицетворяет собой смежное сопребывание и борьбу двух начал: животного и человеческого. И в этом интерес для нас ее душевной жизни, и в этом ее манящая нас загадочность…

Эту-то загадку смутно, неосознаваемо чувствует, видит каждый, смотрящий на обезьяну, но для исследователя, для зоопсихолога, она встает так же неотступно и властно, как загадка карателя фивского сфинкса.

И если эта загадка и более мудрена, чем та, — то все же должно дерзать ее разгадывать.

Она диктуется стимулом более высоким, чем страх смерти у фивского отгадчика, — стимулом более радостным, чем ожидание награды Эдипа; этот стимул — вечное стремление приблизиться к познанию истины — искать в разгадке не орудие, не средство, а себе довлеющую цель…»[4]

Романтический пафос наиболее распространен, так как он связан с повышающей аргументацией, т. е. с развитием представлений аудитории в направлении более высоких идеалов, а следовательно, позволяет ритору вести за собой аудиторию, предлагая новые идеи. Кроме того, романтический пафос делает возможным широкий спектр сильных и конструктивных риторических эмоций. В приведенном примере Н.Н. Ладыгина-Котс строит познавательный интерес — сложную эмоцию, которую в других типах пафоса создать невозможно: предмет речи — загадочные свойства обезьяны, пропозиция — познание этих свойств, ритор — стремится к разрешению загадки и способен разрешить ее. Развитие науки и ведущая роль ее авторитета в современной культуре стали возможными потому, что идеологи науки сумели найти и правильно применить романтический пафос в пропаганде научного знания.

Реалистический пафос создается столкновением пропозиции с предметом речи, реальностью, которая предстает как принудительная сила обстоятельств. Вследствие этого столкновения следует изменить позицию, приведя ее в соответствие с требованиями реальности.

«Море прекрасно; смотря на него, мы не думаем быть им недовольны в эстетическом отношении; но не все люди живут близ моря; многим не удается ни разу в жизни взглянуть на него; а им хотелось бы полюбоваться на море — для них интересны и милы картины, изображающие море. Конечно, гораздо лучше смотреть на самое море, нежели на его изображение; но за недостатком лучшего человек довольствуется и худшим, за недостатком вещи — ее суррогатом. И тем людям, которые могут любоваться морем в действительности, не всегда, когда хочется, можно смотреть на море — они вспоминают о нем; но фантазия слаба, ей нужна поддержка, напоминание — и, чтобы оживить свои воспоминания о море, чтобы яснее представить его в своем воображении, они смотрят на картину, изображающую море. Вот единственная цель и значение очень многих (большей части) произведений искусства, хотя в некоторой степени познакомиться с прекрасным в действительности тем людям, которые не имели возможности наслаждаться им на самом деле; служить напоминанием, возбуждать и оживлять воспоминание о прекрасном у тех людей, которые знают его из опыта и любят вспоминать о нем»[5].

Если в качестве реальности принимается материальный мир, нормы и обычаи общества, обстоятельства повседневной жизни, то реалистический пафос создает умонастроение конформизма и оказывается непродуктивным.

Риторика современной массовой коммуникации строится на реалистическом пафосе, когда спорт, искусство, любовь, наука, религия подменяются зрелищами, а массовый коммуникант удовлетворяется тем, чем в состоянии себя вообразить и к чему способен стремиться, — спортсменом, сыщиком, суперменом, миллионером; и в этих подменах протекает его земная жизнь.

Если в качестве реальности принимаются духовный мир и нравственное содержание личности человека, то реалистический пафос становится мощным инструментом духовного совершенствования и творчества. В этом смысле реалистический пафос духовного делания предстает как основной пафос христианства: «Так как возвращение к Богу есть дело свободы, а не принуждения и притом совершается в духе, а не в чем-либо вещественном, то оно есть дело не такое, которое, окончивши, можно бы было отложить к числу решенных, а дело, в каждое мгновение повторяемое и возобновляемое. Потому, хотя уже вступил христианин в общение с Богом, никак не увольняется и не освобождается он от тех актов, которыми сие совершилось, а всегда должен питать и возобновлять их. Следовательно, все они и обращаются ему в долг и обязанность»[6].

Риторическая эмоция (частный пафос) является направлением общего пафоса на конкретную положительную или отрицательную ценность, например, патриотизм, любовь, мужество, сострадание, познание, веру.

Тип общего пафоса избирателен в отношении риторических эмоций или страстей. Сентиментальный пафос легко допускает такие страсти, как дружеская привязанность, негодование, сострадание, страх, милосердие, зависть, свободолюбие, самосовершенствование. Реалистический пафос допускает стремление к успеху, терпимость, равенство, желание счастья, осторожность, справедливость, конформизм, скептицизм, иронию. Романтический пафос связан милосердием, мужеством, гневом, самоотверженностью, познавательной эмоцией, патриотизмом, верой, созидательностью, великодушием, ответственностью, чувством собственного достоинства, трудолюбием.

Любовь — основная риторическая эмоция, на основе которой строятся все остальные. Существуют три вида любви: эрос, филия и агапе.

Эрос — наиболее общее проявление объединяющей силы — стремление к предмету мысли. Эрос в одинаковой мере созидателен и разрушителен, потому что он выделяет предмет стремления как единственно ценный, делая несущественным или даже враждебным все остальное, откуда и его противоположность — ненависть.

Речевая техника, вызывающая влечение или стремление, относительно проста. Сентиментальный эрос связан с внутренним конфликтом. Если человек чего-то хочет и не в состоянии или боится осуществить задуманное, в нем возникает чувство протеста. В таком случае ему можно увидеть наиболее безболезненный и простой выход из создавшегося положения. На этом основаны «протестантская этика», механизм рекламы и правозащитные акции. Эротическая эмоция создается четырехчленным построением речи — мотивационной последовательностью.