Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога - Марат Агинян Страница 13

или иные направления психологии, центры начали сотрудничать с медицинскими организациями, нанимать психологов и психотерапевтов, включать в программу большую долю спорта, образования, искусства. Я слышал от лидеров разных реабцентров такое: «Годы пристального внимания, критики и угроз в наш адрес помогли нам увидеть и исправить свои ошибки. По сути, наши критики сделали нас сильнее». На сегодняшний день в реабцентрах – по крайней мере, в тех, которые мне известны, – религиозный компонент программы очень небольшой, аккуратный и добровольный. Выходцы из центров редко говорят: «Мне помог Бог». Они говорят, что разбирались в своей зависимости, работали над собой, многое пересмотрели-переосмыслили и осознанно выбрали трезвость.

3

Однажды мне в руки попала книжица о реабилитационной программе. Я внимательно прочитал ее. Пустословие, наукообразная тарабарщина и эклектика. Такая программа не могла работать. У меня сложилось впечатление, что эта книга написана именно для того, «чтобы было», чтобы можно было ее показывать и говорить: «У нас есть программа». Было неловко, но тем не менее я поделился этими соображениями со своими новыми друзьями. Они ответили: «Да, это так, мы даже не читали ее. Но в центрах есть программа, и она работает. Вот, посмотри на меня: я трезв уже восемь лет. А перед этим кололся десять лет и ночевал в подъездах». И я захотел увидеть, что именно происходит в реабцентрах. Причем не просто заехать в некоторые из них на часок, а пожить там какое-то время. Сначала в одном центре. Потом в другом, в третьем. Я решил исследовать деятельность реабилитационных центров и разобраться в них самостоятельно.

Почти три года я посещал разные рехабы. Хороший повод увидеть города России. До этого бывал только в Смоленске, Москве и Брянске. Начал с подмосковных реабцентров. Формально я приезжал туда для проведения групповой терапии. Групповые сессии длились по два-три часа, мы общались на темы, беспокоящие реабилитантов, жаждущих услышать мнение специалиста. После групповой терапии я уделял внимание некоторым аддиктам, тем, кто очень просил поговорить отдельно. Я беседовал с ними по 20–30 минут. Каждого беспокоили вопросы о зависимости, о себе, о дальнейшей жизни. Но, возможно, они хотели услышать слова поддержки и сочувствия от человека, которого заочно уважали. В те годы я все чаще появлялся на федеральных телеканалах как приглашенный эксперт. Моя риторика сильно отличалась от той, что обычно выдают мои коллеги – поборники старой биомедицинской модели зависимости, считающие ее только болезнью и практически игнорирующие личность самого аддикта и роль собственной работы человека над своей трезвостью. Проще говоря, я был на стороне аддиктов. Они это чувствовали и ценили. Эти люди, изрядно поврежденные жизнью еще до аддикции и еще более искалеченные за годы аддикции, имели обостренный нюх на тех, кто к ним сострадателен. Со мной хотели общаться новички реабцентра: они смотрели на всех с недоверием, отстраненно, но при этом нуждались в нормальной человеческой поддержке и все еще не могли ее принять от «идущих впереди» – давно уже трезвых и в целом спокойных, уверенных, лучезарных аддиктов. Они не верили, что такое возможно. Со мной искали общения и те, кто находился в трезвости два или три месяца и убедил себя в том, что зависимость побеждена, что пора выходить из центра и сворачивать горы, и я терпеливо доносил до них, что те, кто так считает, срываются первыми. Общаться хотели также те, кто прошел всю реабилитационную программу, находился в трезвости год и более, но был чем-то неудовлетворен, ощущал нехватку чего-то, все чаще и чаще задавался вопросом: «И что дальше?»

У меня были обычный блокнот и ручка. Я записывал их вопросы. Я записывал все, что привлекало мое внимание. Это помогло мне увидеть, что некоторые вопросы повторяются, и я решил подумать о них. Составил список типичных затруднений, возникающих на пути выздоровления аддиктов. Но гораздо больше меня интересовали ответы. Я ведь сам задавал вопросы, много вопросов. Мне было важно понять, что именно помогает людям с суровым аддиктивным опытом выбраться из дурмана и перебраться в стабильную трезвость.

4

Поначалу у меня был список из двадцати вопросов. Но я быстро понял, что его можно сократить до пятнадцати, потом до шести, потом до одного. Он звучал так: «Что тебе больше всего помогает?» После получения ответа я задавал тот же вопрос, немного изменив его: «Что еще тебе помогает?» Этот вопрос я задавал в трех подмосковных реабцентрах. Я задавал его в центрах Сочи, Воронежа, Краснодара, Нижнего Новгорода, Рязани, Одессы, Пятигорска, Санкт-Петербурга. Я задавал его в израильском и тайском реабцентрах. И вот какой ответ я получал чаще всего (я его приведу в усредненном, обобщенном виде): «Я начал выздоравливать, когда понял, что мне самому это надо. Тогда я и включился в полную силу». Вот и все. Истинное желание самих аддиктов – то, с чего начинается выздоровление. Как бы банально это ни звучало, народная мудрость «Пока сам не захочет – не бросит» совершенно верна.

Верна. Но недостаточна. Не все, кто искренне хочет выбраться из проблемного употребления, добиваются этого. У большинства это как раз не получается. Мне важно было выявить вторую детерминанту выздоровления. Ее я тоже нашел. Часть выходцев из реабцентров говорили, что им помогла вера в Бога. Хорошо, пусть будет вера – в конце концов более 5 миллиардов жителей нашей уютной планеты в той или иной степени считают себя верующими. Мы – верующие гоминиды, так обстоят дела на этом витке антропоэволюции. Но не все, вот в чем дело. Не все отвечали, что им помогла вера в Бога. Второй ответ на вопрос, что им помогло, звучал так: «Меня поддержали».

Мне давали такие ответы:

«Меня поддержал Дима Волков, консультант нашего центра. Если бы не он, я бы ушел из программы и сорвался».

«В меня поверила мама. Она сказала: "Ты справишься"».

«Я молюсь, конечно, перед едой и перед сном. Тут так принято. Библию тоже читаю. Но я так себе верующий. Мне важен пример ребят, у которых такой же срок употребления. Они торчали на том же, на чем я. Они меня понимают. Иногда у меня сносит крышу, но они могут со мной нормально поговорить, и я их слушаю. Это меня очень поддерживает».

«У меня перед глазами доказательства, что трезвость возможна. Я десятки раз пробовал и срывался. И думал, это невозможно. Но теперь я знаю, что это возможно. Я общаюсь с теми, у кого получается. Я им верю. Они мне помогают».

«Это трудно объяснить, но мне помогает то, что я сам помогаю новичкам. Я – консультант. Трезв полтора года. Я просто знаю, что мне нельзя сорваться. В меня верят ребята. Я не могу их подвести».

Итак, другие люди, общение с ними, взаимная поддержка, доверие, привязанность – вторая детерминанта успешного выздоровления.

Роль других людей в выздоровлении отдельного аддикта огромна. И речь не только о тесных доверительных отношениях. Речь о важных изменениях, которые совершает в своей голове аддикт, встречаясь с большим количеством других выздоравливающих аддиктов, ощущая свою причастность, принадлежность к огромному и сильному сообществу. Я это понял, беседуя с реабилитантами в рамках так называемых терапевтических лагерей. Лагерь – однонедельное мероприятие, во время которого около тысячи выздоравливающих аддиктов собираются в одном месте, общаются с лидерами реабилитационного сообщества, участвуют в спортивных соревнованиях, устраивают концерты, играют в игры, встречаются со знаменитостями. Терапевтический лагерь – это изобретение Никиты Лушникова, одного из ярких лидеров реабилитационного сообщества. Никита приглашал в лагерь многих влиятельных людей: чемпионов из большого спорта, деятелей культуры, политиков, первых лиц здравоохранения.

Но вообще-то я изучал деятельность реабцентров, чтобы понять, как работает программа. Я пытался прочитать скучную, непонятную книжицу, в которой изложена некая «программа», и понял, что это не может работать. В реабцентрах я обнаружил, что для успешной реабилитации важны собственная мотивация аддиктов и поддержка других людей. Но где настоящая программа?

5

В этих центрах день протекает по расписанию: подъем, утренний туалет, завтрак, терапевтическая группа, бытовые дела, спорт, обед, снова группа – и так неделя за неделей. Что из этого программа? Я