Круглый стол на пятерых - Георгий Михайлович Шумаров Страница 14

«Не могу, Коля», — сказала она ему час назад. И он ушел, подняв воротник плаща. Она слыхала, как за углом он чиркал спичками.

Заворочался и захныкал Сережка. Она вскочила, взяла его сонненького на руки и посадила на горшок. Белокурая головка сына покачивалась. Раевский признался однажды, что не переносит таких вещей. «Нет, я не о Сережке» — поправился он.

На маминых часах пробило два. Утром надо сдавать репортаж. Она положила сына и еще несколько минут стояла у его кровати.

Строгость нравов — пугало огородное

Хозяину от него спокойнее,

а птицы — те ничего, клюют…

Шел дождь, принаряженная публика столпилась в вестибюле. Возмущались метеослужбой, ругали скверное лето. Мужьям приходил в голову запоздалый вопрос: на кой черт их оторвали от преферанса, от газеты, от футбольного матча, который передавали по телевизору? Деликатные жены, не навязывая до поры своего мнения, решали, что все было бы проще, если бы у подъезда их ждала собственная машина.

На некоторое время эти мысли позабавили Карпухина, но скоро ему снова стало скучно. Не так-то легко решалась для Виталия проблема одиночества. Весь земной шар мог бы собраться на чествование Виталия Карпухина (Нобелевская премия!), а виновник торжества умер бы со скуки, если рядом с ним не оказалось близкого человека.

Карпухин злился на Глушко. Несколько дней назад они, прочитав афишу, договорились послушать гитару в Доме культуры железнодорожников. А сегодня Сашка предательски решил дежурить. Виталий увещевал, ругался, обидно высмеивал хирургический фанатизм — ничего не помогло. Золотарева и Великанова дома не оказалось, а с Зарубиным он не пошел бы на концерт, если бы даже выяснилось, что Зарубин — добрый волшебник и покровитель неудачливых холостяков.

Если мы действительно рождены, чтоб сказку сделать былью, с добрых волшебников типа Зарубина надо брать расписку, запрещающую им ханжествовать.

Виталия окликнули. Сначала он подумал, не начинают ли сбываться сны: сзади стояла Галина Ивановна, королева секретарш. Но, поправив очки, он убедился, что сны не сбываются: рядом с ней он узнал ее жениха. А разглядев еще и Валю Филимонову, Карпухин решил, что абсолютная логичность мира не породила бы телепатов и на земле стало бы скучней.

То есть, предвидя всё, мы были бы лишены возможности получать приятные сюрпризы.

С женихом тоже надо здороваться за руку. Жених полон внимания к самому себе: на туфельки посмотрит, пушинку на рукаве разглядит. А невесте — слова, а невесте — улыбка. До обидного мало доставалось невесте. Впрочем, невеста могла быть иного мнения о самом главном в человеке.

— Мужчины, закажите такси, — распорядилась Галя, королева секретарш.

А у Вали Филимоновой грустные глаза, и отходить от нее не хотелось. Наверное, портной, обмерив ее, бегает по ателье и потрясает сантиметровой лептой: «Смотрите, какая талия!»

Склеротики, спокойно! Вам вредно будоражиться. И что вы вообще понимаете в женщине со своей портновской меркой? Посмотрите, какие у нее глаза!

Виталий поплелся за женихом. У телефона-автомата очередь была, как за квасом в жаркий день.

— Ну что, хирург, режем-кромсаем? — деловито спросил жених.

— А вы из похоронного бюро? — буркнул Карпухин.

— Остряк. Я таких люблю, — жених хлопнул Виталия по плечу. — Ты вот что скажи: спирт небось пьете?

— Как же! Из чернолаковых гидрий!

— Это что?

— Сосуд такой. Не видали в краеведческом музее?

— Значит, до сшибачки? А резать страшно бывает?

— Чепуха! Самое главное — отмерить. Как в ателье мод: семь раз отмерь, один — прирежь.

У парня лоб разгладился и жирно заблестел. Парень коротко гыкнул и подтолкнул Виталия вперед, вслед за качнувшейся очередью. Кажется, он был намерен досконально расспросить Карпухина на этот счет.

Карпухин зевнул и вдруг решительно повернулся к лестнице, по которой еще шли из зрительного зала люди.

— Я сейчас! — крикнул он.

У комнаты администратора Виталий солидно поправил галстук. Стукнул в дверь. Ответили: «Войдите!»

Маленький толстый администратор разглядывал бутылку с фиолетовыми чернилами.

— Да? — поинтересовался он.

— Наша гастрольная труппа просила узнать, как сыграл «Спартак»?

Коротыш поспешно вытер бумагой перепачканные чернилами пальцы и подбежал к Виталию:

— Очень рад, очень рад! Вы тоже гитарист?

— Я, так сказать, дубль-конферансье. На случай, если наш лауреат конкурса э-э-э… запьет.

— Ага, понятненько. Очень рад! Вы знаете, у меня тут в антракте народу перебывало! По третьему звонку телевизор выключал, чтобы, понимаете, ряды не пустовали.

Он повернулся к телевизору и прикрыл экран шторкой. Отодвинул стулья к стене.

— Продул ваш «Спартак»! — радостно сообщил администратор.

Карпухин рухнул на диван. Замычал, как от зубной боли. Досадливо стукнул кулаком по коленке.

— Можно позвонить? — спросил отрешенно.

— Хе-хе, в «Скорую помощь»? Не приедут! — уверил коротыш.

— Такси! — вымолвил Карпухин. — Поедем — нарежемся…

— Понятненько! На своей-то неудобно. Это надо оплакать, это вы правильно. Сейчас мы Васе-диспетчеру позвоним, Вася войдет в положение. — Он набрал номер, крикнул в трубку: — Вася? Борисевич беспокоит. Одну машинку для артистов. — Посмотрел на Карпухина, тот кивнул. — Одну, да. Прямо к фасаду. Тридцать три — сорок четыре? А «Спартак»-то, слыхал? Ну, очень рад. — Положил трубку, обернувшись, похлопал Карпухина по плечу: — Мужайтесь! Номер машины: тридцать три — сорок четыре.

Прикрыв за собой дверь, Виталий облегченно вздохнул и помчался по лестнице вниз. Жениху он махнул рукой по дороге, а сам сразу подошел к девушкам.

Ливень шумел не переставая. Вспыхивал от молний темный прямоугольник улицы. Валя стояла у стены притихшая и испуганная. Степанова нетерпеливо и раздраженно прохаживалась около нее. Когда Виталий рассказал, какого артистического напряжения стоила ему машина тридцать три — сорок четыре, она высокомерно похвалила:

— Фантазия!

Подошел жених. Виталий, поглядывая на него, смиренно ответил:

— Фантазия нужна всем, даже гробовщикам. Может, больше всего гробовщикам…

Подхватив Валю под руку, он протиснулся с ней к выходу. Под козырьком народу было меньше: для людей в возрасте гроза — не столько красивое явление природы, сколько коммунальное неудобство. Карпухин с сожалением подумал: когда человек полностью подчинит природу, он лишит себя многих красот, потому что становится все более и более рациональным.

Прошлой зимой был замечательный иней, кое-где не выдержали провода высоковольтной передачи. Разве человечество будет способно оценить вторую сторону стихии — поэтическое великолепие, грандиозную масштабность?

— Я не поеду на такси, — сказал он, восхищаясь своей решительностью.

— Вам не нравится этот?.. — спросила притихшая Валя.

Виталий живо посмотрел на нее. Впервые в жизни девушка серьезно интересуется его внутренним состоянием. Это моментально и, кажется, навсегда расположило его