Гордиев узел сексологии (Полемические заметки об однополом влечении) - Михаил Меерович Бейлькин Страница 15

В 16 лет он безнадёжно полюбил одноклассника и признался ему в любви. Тот твёрдо ответил, что его привлекают лишь девочки. Надо отдать другу должное: о гомосексуальности Максима он никому не рассказал.

Сексуальные игры братьев продолжались до самого призыва кузена в армию. Максим же продолжал учёбу в университете, куда поступил сразу после окончания школы. На первых порах он оказался там одним из первых студентов. Однако уже к концу второго семестра успеваемость молодого человека резко упала. Он превратился в посредственность и “твёрдого” троечника. Это объяснялось резким обострением всех его невротических симптомов и утяжелением вегетативных кризов. С этого же времени начинается лечение молодого человека у психиатров.

Максим расценивал свою гомосексуальность двояко. С одной стороны, он считал её частью собственного Я, связанную со многими светлыми переживаниями. Ещё свежа была в памяти первая любовь, пусть и безответная; воспоминания о дружбе и сексуальных играх с двоюродным братом тоже грели душу. С другой стороны, он панически боялся разоблачения. Особенный ужас вызывала мысль, что о его гомосексуальности узнает мать.

Отношения с ней всегда были очень близкими. К моменту окончания Максимом школы они остались вдвоём. Отчим умер от рака. Максим трогательно ухаживал за ним до последнего дня, в отличие от матери, больше причитавшей, чем обеспечивающей должный уход за умирающим. С потерей мужа мать немедленно перенесла на сына ту степень подчинения и трепета, которая раньше предназначалась покойному. Она настояла на том, чтобы сын занял его комнату и место за обеденным столом. Он ловил на себе её преданные и почтительные взгляды. Как и прежде, когда они были обращены к отчиму, они бесили Максима: он хотел получить от неё сполна материнские, а не какие–то иные чувства. Она же стала ещё более беззащитной, позволяла себе время от времени прикладываться со своими подругами к бутылке, что вызывало упрёки сына. Сам он не переносил алкоголь даже в малых дозах. В своих взаимоотношениях с матерью Максим проявлял своеобразное сочетание инфантилизма с не свойственной его годам взрослостью. Собственно, таким он был не только в сыновних чувствах, но во всём и всегда.

Неврологическое обследование Максима и характер его электроэнцефалограммы давали сходные результаты: хотя грубых органических заболеваний головного мозга у него не было, но в то же время обнаруживались диэнцефальные нарушения, стоящие как бы на грани нормы и болезни. Психологическое тестирование выявило картину тяжёлого невроза, чувство собственной неполноценности, тревоги за собственное здоровье и “уход в болезнь”. Вместе с тем, тесты подтвердили наличие у юноши высокого интеллекта и незаурядных способностей.

Обследование обнаружило также дефект, о котором Максим не догадывался. Его крайняя плоть была чересчур узкой. При расспросе выяснилось, что молодой человек мастурбирует, не открывая головки, так как при эрекции члена это не удаётся. Ещё одно проявление его инфантилизма: видя при взаимной мастурбации головку члена кузена обнажённой, он считал это анатомическим дефектом партнёра, а неспособность обнажить головку собственного эрегированного члена — нормой.

Максим получал психотерапевтическое и медикаментозное лечение; одновременно он “разрабатывал” член, расширяя отверстие крайней плоти с помощью специального аппарата. Поначалу это сопровождалось неприятными ощущениями и даже лёгкой болью, но, в конце концов, всё пришло в норму.

К этому времени состоялось знакомство Максима с Леонидом.

Молодые люди встретились, проходя курс лечения в Центре сексуального здоровья. Разумеется, ни один из них ничего не знал о проблемах и сексуальной ориентации другого.

Леонид старше Максима на 12 лет; он работал программистом, жил вдвоём с матерью. Он тоже рос без отца, которого вообще никогда не видел. Его сексуальность проснулась рано и всегда была направлена исключительно на мальчиков. Перед его глазами стоят сценки из раннего детства, сексуальные игры в детском саду. Так однажды, во время сончаса, они с соседом по койкам показывали друг другу половые органы из–под одеяла. Живо запомнились и чувство удовольствия от их занятия, и то, как сильно был возбуждён при этом его член.

Половую жизнь Леонид начал поздно, в 27 лет. К тому времени он отслужил в армии и затем закончил институт. Вообще–то Леонид мечтал о подростках 15–16 лет, но, на самом деле, за всё время самым молодым его партнёром был лишь один 17-летний юноша, уже имевший ко времени их знакомства немалый половой опыт.

Не только привязанность к подростковому возрасту лишала молодого человека радостей любви. Как правило, ухаживания Леонида были на редкость неуклюжими. Он любил ошарашить понравившегося ему юношу признанием в собственной гомосексуальности. Подобные заявления обычно делались в юридически отточенной форме и произносились подчёркнуто сухо. После признания воцарялась гнетущая тишина, во время которой Леонид испытующе глядел в глаза собеседнику. Почти всегда ошеломлённый юноша отвечал ему, что, придерживаясь самых либеральных взглядов на секс, он вовсе не собирается вступать в гомосексуальную связь с кем бы то ни было. Поведение Леонида носило, конечно же, мазохистский характер: тяжёлые вздохи, которыми он сопровождал свой отчёт об очередном неудачном ухаживании, не вязались с крайне довольным выражением его лица.

Надо заметить, что он был отличным “профилактическим средством”, своеобразной “прививкой” против гомосексуальности. После его объяснений в любви даже те юноши, у которых преобладали феминные черты, заводили себе подружек. При этом они оставались преданными друзьями Леонида.

Контакты с геями, найденными по газетным объявлениям, тоже складывались неудачно. Придя на свидание, Леонид скрипучим голосом объявлял, что новый знакомый ему очень нравится, но близость между ними возможна лишь в случае, если тот предъявит свежие результаты обследования на СПИД, сифилис, гонорею и хламидиоз. Чем больше ему нравился его собеседник, тем суше и строже всё это произносилось. Чаще всего их знакомство на этом и заканчивалось. Если же, несмотря ни на что, близость всё–таки осуществлялась, то она приводила к тягостной уверенности Леонида в заражении венерическими болезнями, сопровождаясь целой серией лабораторных обследований. При этом он принимал антибиотики, не дожидаясь результатов анализов.

Внешне Максим нисколько не походил на гея, и потому в тактике с ним был принят первый вариант ухаживания. Пристально глядя на юношу, Леонид скрипуче заявил о собственной гомосексуальной ориентации. В ответ он услышал неожиданное и наивное восклицание:

— Как, и ты тоже?!

Поскольку этот вариант не сработал, Леонид прибег ко второму варианту, причём в самой мягкой его модификации. Молодой человек объявил, что Максим ему чрезвычайно нравится, в связи с чем он, Леонид, должен пройти полный курс обследования с целью исключения ЗППП (заболеваний, передающихся половым путём), а также выдержать карантин после своего последнего сексуального контакта, который состоялся две недели назад. При этом, как потом рассказывал Максим, Леонид почему–то посмотрел на свои ручные часы.

Немного комично начавшаяся половая связь оказалась