И. Исаева - Самое важное о глаукоме, катаракте и других возрастных заболеваниях глаз Страница 6

Что ж, против правды не пойдешь: старение и смерть, подобно рождению и взрослению, заложены в нашем организме на многих биохимических уровнях. Иными словами, жить вечно нам не положено от природы. Старение нельзя остановить совсем – можно лишь замедлить или ускорить. Так что в известном смысле любые попытки сохранить стопроцентное зрение до последних дней жизни практически обречены на провал. Другой вопрос, что эти попытки наверняка позволят нам не утратить его в годы, когда оно нам очень пригодится для достижения отнюдь не «стариковских» целей… В любом случае мы должны понимать, что потенциал всех мышц тела к сокращению и расслаблению с годами изменяется в сторону снижения. У мышц появляются проблемы с увеличением массы – напротив, она начинает уменьшаться, и не только из-за высыхания.

Дело в том, что мышечные клетки, которые мы теряем в «солидном» возрасте, замещаются не новыми, молодыми клетками, а солями кальция. Эти соли вообще любят среды, где жидкость присутствует, но либо подолгу застаивается, либо ее содержание невелико. Потому у пожилых людей мышечной массы, будем считать, остается очень мало. Мужчин этот процесс затрагивает чуть меньше, чем женщин. Но в общем скорость и сила дегенерации мышц зависит от того, насколько часто и целенаправленно их развивали в течение всей жизни. Глазные мышцы, естественно, мы в течение жизни не тренировали, а просто напрягали – часами, оставляя им для восстановления несравнимо меньше времени, чем для работы. Сравним: из-за прямохождения, характерного для человеческого рода, на таком же «графике» работают поясничные мышцы. Тренировкой это не назовешь – на тренировке мышцы должны ритмично сокращаться и расслабляться. И любой другой вариант работы мышечным волокнам подходит так же, как глазам – чтение в темноте.

Так вот, вспомним, как часто наша спина болела, хрустела и «стреляла» уже в молодости. Да, конечно, во второй половине жизни ее поведение уже откровенно начало отравлять нам жизнь. В 20 лет она только ныла по вечерам, но уже в 40 мы боимся сделать ею малейшее движение: вдруг оно окажется недостаточно грациозным, и останемся мы в этой позе до тех пор, пока нас не распрямят в больнице… Согласимся, с нашей стороны было бы странно ожидать более «прилежного» поведения другой мышечной группы, проработавшей с этой одинаковое количество лет и в одинаковых условиях, не так ли?

Возрастная дегенерация настигает мышцы любой локализации, выполняющие самые разные функции. Точно такие же элементы ухудшения можно заметить и за перистальтикой всех отделов кишечника (обеспечивается мышечным слоем, окружающим его снаружи). А также за работой сфинктеров (мышечные кольца, разделяющие органы и внешнюю среду или различные отделы одной системы). Вот со временем способность окологлазных мышц и мышц, обслуживающих хрусталик, к сокращению тоже утрачивается. Как мы уже сказали, для приближения фокуса они должны сократиться. Иначе говоря, их чрезмерно выраженная сократительная способность – это и есть близорукость. А если мышца утрачивает способность к сокращению, фокус становится дальним – причем без возможности откорректировать его иным путем, кроме как изменив расстояние от глаза до объекта. Пока глаза были здоровы, мы наверняка могли сощуриться посильнее. Но именно возрастная дальнозоркость этого не подразумевает – у нас все равно ничего не получится, как бы мы ни старались.

Механизм появления близорукости

Казалось бы, откуда ей взяться, если мы только что рассказали (и как убедительно!) о неизбежном отказе мышц с течением лет… На самом же деле силу мышцы недооценивать не стоит. В особенности если она подвергалась более или менее правильным нагрузкам в течение всей жизни. Или имела достаточный запас времени/потенциал для восстановления – даже против нашего ожидания. Да, окологлазные мышцы уж точно не сравнить, скажем, с бицепсом руки – у нас, не то что у тяжелоатлета. Однако с ним не сравнится и ни одна из мышц, расположенных вдоль позвоночного столба. Мы не знали, что таковые существуют? Вполне возможно, ведь их почти не видно даже у весьма развитых физически людей… Тем не менее они есть. Иначе как объяснить нашу способность наклониться либо развернуться очень ограниченным участком спины – даже не верхней или нижней половиной туловища?

Признаем, что при желании или необходимости мы способны совершать позвоночником движения довольно сложные, явно не обеспеченные крупными волокнами. Так что эти мышцы существуют и управляют положением/смещением фактически каждой пары соседствующих позвонков. Именно их недоразвитие или хронический спазм приводит к различным искривлениям позвоночного столба. Кстати, все перенесшие инсульт и его следствие – частичный паралич тоже знакомы с истинным потенциалом мышцы. У этого заболевания есть одна особенность: на задетой стороне параличу подвергаются лишь мышцы одного типа – сгибатели (бицепсы) или разгибатели (трицепсы и квадрицепсы). А противоположная группа в таких случаях, наоборот, оказывается охвачена хроническим, стабильно нарастающим спазмом. Так вот, этот неослабевающий спазм мало того, что дает понятные, постоянные боли в самом волокне. Он еще и быстро вызывает воспаления всех суставов, которые обслуживают подверженные гипертонусу мускулы. И сила последствий такого гипертонуса в сочетании с невозможностью полноценного движения конечностью никак не зависит от возраста больного.

Словом, даже очень маленькая мышца при длительном спазме способна запросто поставить кости хоть и под углом друг к другу. Способна, невзирая на естественную амплитуду их движения, весь ограничивающий эту амплитуду аппарат вроде связок, формы костей и пр. Так что степень дегенерации волокна здесь важна в смысле того, на что окажется способна мышца, потребуй мы от нее выполнить некую работу разово, прямо здесь и сейчас. Мышцы старика с трудом удерживают его собственный вес, и наверняка не смогут донести тяжелую продуктовую сумку. Однако если у старика случится инсульт и появится область паралича, он быстро убедится, что оставшегося ресурса того же волокна вполне достаточно, чтобы воспаление суставов появилось в течение ближайших двух недель.

Точно так же и с мышцами глаз. Если они просто постепенно утрачивают работоспособность, мы станем «счастливыми обладателями» дальнозоркости. Если же постоянное напряжение привело к их спазму, вскоре мы будем видеть четко лишь предметы, расположенные у нас на кончике носа. У близорукости есть и другие «приметы» – помимо необходимости придвигать газету все ближе к себе. И связаны они как раз со спецификой ее появления. У близоруких после очередной «сессии» с разглядыванием мелких предметов голова болит чаще, чем у дальнозорких. Они чаще испытывают жжение в глазницах (как они сами говорят, «за глазами») и ноющие боли по всей площади лба. Обычно это жжение сопровождается покраснением глазных белков и слезотечением. Нередко перенапряжение и спазм глазных мышц проявляется болью при прикосновении по всей волосистой части головы – от линии роста волос и до самого затылка.

В общем, если даже наши мышцы стремительно теряют форму, это еще не значит, что они не могут доставить нам большие неприятности, если их внезапно «скрутит» спазм. А условий для хронического спазма у глазных мышц, как мы понимаем, более чем достаточно. В известном смысле, близорукости нам следовало бы ожидать даже больше, чем дальнозоркости. Но мы можем утешиться: одно нередко и впрямь сменяет другое. Особенно после начала активного ношения очков и если первые очки были надеты по поводу близорукости. В таком сочетании нередки случаи, когда пациенту вскоре приходится менять очки на противоположные по типу линз. А его зрение без вспомогательных приспособлений становится «как в тумане» и на дальние объекты, и на ближние.

Конец ознакомительного фрагмента.