Алан Уотс - Книга о табу на знание о том, кто ты Страница 21

У учёных возникало бы меньше недоразумений, если бы они использовали для своих нужд язык, построенный по тем же принципам, что и язык американских индейцев нутка,[14] состоящий из одних лишь глаголов и наречий без существительных и прилагательных. Если мы можем говорить о постройке как о «строении», о крыше как о «покрытии», а о кресле как о «сидении», почему мы не можем представить себе человека как «человеченье», голову как «головление», а муравья как «муравьение»? На языке нутка церковь обозначается словами «строение религиозно», магазин — «строение торгово», а дом — «строение по-домашнему». Однако мы привыкли спрашивать: «Кто или что строенится? Кто человечится? Кто муравьится?» Хотя разве не очевидно, что когда мы говорим: «Сверкнула молния», «сверкание» представляет собой то же самое, что и «молния»? В этом случае достаточно было бы просто сказать: «Сверкнуло». Ведь всё, что представлено именами существительными, может быть рассмотрено как действие. В то же время английский язык переполнен такими привидениями, как слово «it» в предложении «It is raining» (букв. «дождит»), которые являются предполагаемыми причинами действий.

Когда мы говорим: «Человек бежит», объясняет ли это нам что-нибудь в действительности? Нет, не объясняет, потому что объяснением могло бы быть только описание поля или ситуации, к которой «человеченье со-путствует бежанию», и которая отличается, в частности, от ситуации в которой «человеченье со-путствует сидению». (Следует оговориться, что я не предлагаю повсеместно переходить к использованию этого примитивного и неуклюжего языка глаголов. Нам нужно изобрести нечто намного более изящное.) Кроме того, бежание — это не что-то, отличное от меня, а то, что совершает человек (его организм). Ведь наш организм иногда представляет собой процесс бега, иногда — процесс сна, иногда — процесс стояния и так далее, но в каждом случае «причина» поведения содержится во всей ситуации в целом, в системе организм/окружение. На самом деле было бы лучше, если бы мы полностью отказались от представления причинности, используя вместо него представление о взаимосвязи.

Ведь говорить, что организм «отвечает» (или «реагирует») на некоторую ситуацию бегом, стоянием или как-то по-другому, тоже неправильно. Высказываясь так, мы продолжаем пользоваться языком описания ньютоновских бильярдных шаров. Однако легче представлять себе ситуации в виде конфигураций, пребывающих в движении, подобно живым организмам. Но вернёмся к коту (или котению) — структуре с торчащими ушами и усами с одной стороны и хвостом — с другой. Мы не говорим, что эта структура имеет с другой стороны хвост, как «реакцию» на усы, когти или шерсть. Как учат нас китайцы, все возможные особенности ситуаций совместны: или подразумевают друг друга точно так же, как левая сторона — правую, яйца — цыплят, и наоборот. Они существуют в такой же взаимосвязи, как и полюсы магнита, — только в этих случаях структура их отношений намного сложнее.

Кроме того, следует иметь в виду что бывают конфигурации, не все аспекты которых существуют одновременно, — например, отношение яйца/цыплята. Жизнь человека подразумевает, что у него были родители, даже если их уже давно нет в живых, а рождение организма означает, что в будущем его ожидает смерть. Не выглядит ли в таком случае идея о рождении как причине смерти столь же неестественной, как и идея о том, что голова кота является причиной его хвоста? Поднимание горлышка бутылки подразумевает также и поднимание её дна, потому что эти две «части» совместны. Если я поднимаю верхнюю часть лежащего на боку аккордеона, то другая последует за ней через некоторое время, хотя принцип здесь тот же. Таким образом, конфигурации являются структурами как во времени, так и в пространстве.

Следует подчеркнуть теперь, что я не пытаюсь протащить свои «целостные конфигурации» в качестве замены старым «вещам», с помощью которых мы объясняли происходящее в мире. Дело в том, что целостная конфигурация, или поле, никогда не может быть описана полностью.

Ведь если поле малое,За ним придёт великое,А следом ещё большее,Глотая их конечности,И так до бесконечности.

Мы никогда не сможем описать все детали целостной конфигурации. Это значит не только то, что любая конфигурация бесконечно сложна, но и то, что единственная по-настоящему целостная конфигурация — это вся Вселенная. К счастью нам не приходится описывать каждую конфигурацию исчерпывающим образом, потому что для практических целей одни её черты оказываются намного более важными, чем другие. Таким образом, в нашем распоряжении всегда имеется лишь некоторое приближение полного описания конфигурации. Однако уже это приближение показывает нам, что все события и процессы должны рассматриваться и получать объяснение в контексте всей ситуации, в которой они происходят. Ведь обычные слова тоже всегда нужно понимать в контексте предложения, абзаца, главы, книги, библиотеки и… всей жизни.

Подведём итоги: вещи и организмы не только не существуют сами но себе, но и не действуют сами по себе. Далее, каждый организм представляет собой процесс; а значит, он не отличается от собственных действий. Более грубо это звучит так: он является тем, что он делает. Выражаясь точнее, организм — включая в это понятие и его поведение — представляет собой процесс, который следует рассматривать только в связи с более обширным и продолжительным процессом существования его окружения. Ведь то, что мы называем «пониманием» или «постижением сути», начинается с внимательного рассмотрения того, как части образуют целое. Однако, следуя по этому пути, вскоре мы осознаём, что они не составляют целого в том смысле, в котором из маленьких кусочков складывают разрезанную на части картину. Ведь целое представляет собой всю конфигурацию — сложную извилистую структуру, которая не имеет отдельных частей. Её составные части — это условности языка, единицы описания мира, которые мы видим лишь тогда, когда смотрим на него через сеть, как бы дробящую его на отдельные детали. Но ведь сеть существует только в нашем воображении! Поэтому составные части пригодны лишь для целей представления и описания. Но мы так привыкли к этому дроблению мира, что начинаем беспокоиться, если нам не удаётся помнить его постоянно.

Как только это становится очевидно, миф о Полностью Механической Вселенной оказывается развеянным. Теперь человеческое сознание и разум не будут нам больше напоминать случайный огонёк среди необъятных просторов неразумного хаоса. Ведь если об организме можно говорить, лишь принимая во внимание его окружение, разумность поведения организма свидетельствует о том, что окружающая среда тоже разумна. Ясно, что, если в действительности «частей» не существует, не имеет смысла говорить о разумной части неразумного целого. Довольно легко видеть, что наличие разумных индивидов подразумевает существование разумного общества. Ведь мышление — это социальный феномен, в основе которого лежит обмен мнениями и идеями, возможный только там, где есть язык, научные знания, университеты, библиотеки и музеи. Но что мы скажем о разумности природного окружения, в котором процветает человеческое общество? Часто бывает так, что вначале говорят об эволюции окружающей среды и лишь потом переходят к изложению своих идей об эволюции организмов. Ведь человек не появился на Земле до тех пор, пока все формы биологической жизни на этой планете и сама планета не достигли определённого устойчивого уровня развития. Когда это произошло, эволюция Земли стала «подразумевать» появление человека точно так же, как существование человека означает, что есть планета, которая прошла все предыдущие стадии своего развития. То равновесие в природе, та «гармония скрытых конфликтов», в которой возникли и живут люди, представляет собой многообразную совокупность необыкновенно сложных и взаимозависимых организмов. Тейяр де Шарден назвал эту совокупность биосферой — тонкой плёнкой живых организмов, которая покрывает исходную геосферу, минеральный скелет планеты. Отсутствие научных знаний о том, как органические вещества возникли из неорганических, а также широкая распространённость мифов о том, что жизнь пришла в этот мир откуда-то «извне», затрудняет возможность целостного видения биосферы. Но с точки зрения такого видения нет ничего неестественного в том, что жизнь возникает на определённом этапе геологической и астрологической эволюции планеты, или идёт вместе с ней. Однако, как указал Дуглас И. Хардинг, наше мнение о том, что Земля — это всего лишь заражённый жизнью камень, так же нелепо, как и представление о том, что человек — это населённый клетками скелет. Понятно, что все формы жизни, включая и человека, должны рассматриваться как «симптомы» Земли, Солнечной системы и Галактики. Однако в таком случае мы должны сделать вывод о том, что Галактика тоже разумна.