Мария Боброва - Марк Твен Страница 12

По словам Джеймса Лоуэлла — известного американского поэта, критика и знатока фольклора — «Прыгающая лягушка» Марка Твена является «прекраснейшим образцом юмористической литературы, который когда-либо был создан в Америке».

Марк Твен сохранил в рассказе безыскусственность юмора горняцких лагерей и речных пристаней, традиционную анекдотичность, гротескное преувеличение в характеристике Смайли и Уилера. Но его юмор имеет и свои оригинальные черты.

Фольклорная юмореска обычно основывалась на внешней комичности ситуации; таков и рассказ Лейлан-да. У Марка Твена тонкость юмора ощутима лишь при сопоставлении внешней ситуации с характером героев рассказа. Смайли — человек никчемный, чудаковатый, недалекий, недогадливый, беспокойный, всегда находящийся во власти несчастной страсти держать%.пари, — становится посмешищем окружающих благодаря своему характеру, который и рождает одну комическую ситуацию за другой.

В небольшом рассказе автор изобразил три человеческих типа: Уилера, Смайли и основного рассказчика (авторское «я») — человека любознательного, жадного до «историй» и в то же время беспощадного насмешника. Довольно сложная композиция «Прыгающей лягушки» дала возможность рассмотреть три характера один через другой и сохранить индивидуальность каждого. Перед читателем встают живые образы людей из народа с их вкусами, привычками, причудами, манерой говорить, держаться — живые, неповторимые.

Вот это-то искусство изображения и отличало Марка Твена от его предшественников, использовавших до него сюжет, «Прыгающей лягушки».

В 1869 году вышла в свет первая книга путешествий Марка Твена «Простаки за границей».

Молодой журналист и литератор, узнав о затеваемой увеселительной прогулке-путешествии из Америки в Европу на корабле «Город квакеров», включил себя в список путешественников, обязавшись писать отчеты в журналы «Альта» и «Трибюн»[65]. Это было первое путешествие Марка Твена в Европу. Позже он четырнадцать раз пересечет Атлантический океан, изъездит всю Западную Европу, побывает в Азии, Африке и Австралии.

Корреспонденции в журналы составили основание книги, изданной по возвращении на родину. Твен немало потрудился, подготовляя книгу к печати. Он добивался большей ясности изложения, делал более простой композицию, крепче связывал отдельные части, стремился к разнообразию языка, чтобы избежать монотонности повествования, изгонял слэнг и грубоватые выражения.

Необходимость зарабатывать на жизнь оставляла мало времени для создания книги. К тому же работа над нею была столь трудной для молодого писателя, что Твен порою приходил в отчаяние. После путешествия он переписывался с Эммелиной Бич — молодой девушкой, находившейся среди туристов «Города квакеров». В одном из писем к ней, от 31 января 1868 года, он рассказывает, что не отходит от письменного стола и, менее чем за два дня, написал «семь огромных корреспонденций в газету и небольшую журнальную статью», жалуется, что не может избавиться от слэнга в своей речи.

«Я знаю, я никогда, никогда не добьюсь нормальной речи. Все время я исправляюсь в одном отношении и выхожу за границы в другом. Вообще я не буду употреблять слэнга. Но я знаю, что я впаду в какую-либо другую погрешность, еще худшую, которая мне снова принесет немало хлопот», — пишет Твен[66].

Работа тем не менее давала свои плоды. В книге гораздо меньше, чем в «Письмах», беспредметных шуток, юмор Твена получает более точный адрес. Характерно, что в книге Твен расстается с образом своего вымышленного спутника «мистера Брауна», который в «Письмах» имел служебную роль: автор вел с ним комические диалоги, приписывал ему смешные приключения. Браун был олицетворением вульгарности, невежества, неловкости и т. д. В «Простаках за границей» вместо образа Брауна, лишенного живых черт, даны комические портреты реальных буржуа — спутников Твена по путешествию.

Новая книга оказалась самым ходким «бестселлером» за последние пятьдесят лет[67].

Рядовые американцы были горды Марком Твеном — талантливым юмористом, вышедшим из народной среды, благодарны ему за то, что находили в его произведении множество юмористических рассказов — родное, близкое искусство; им импонировал независимый и даже горделивый тон «простого парня», одним из первых посетившего Европу после окончания Гражданской войны и рассказавшего в газетах о своем путешествии без тени подобострастия и низкопоклонства перед Европой, наоборот — непринужденно, задорно, весело.

Буржуазная интеллигенция видела в Твене восходящее национальное дарование. Консервативная литературная критика, привыкшая к европейским эталонам, была озабочена тем, какой меркой оценить новый и несомненный талант. Бизнесмены, «восторгаясь» Твеном, спешили нажиться на его популярности, буржуазные политики — протрубить об «американизме» Марка Твена и использовать его в своих целях.

Некоторые литературоведы США до сих пор рассматривают «Простаков за границей» лишь как свидетельство невежественности Марка Твена-полудикаря; он якобы «смотрит на Европу со Скалистых гор»[68]. Такая точка зрения приводит к отождествлению Марка Твена с его комическим героем — «простаком» — рассказчиком.

На самом же деле общественные и литературные позиции Твена в «Простаках за границей» не определяются ни «простачеством», ни «фронтирсменством» автора книги.

В книге даны прекрасно выписанные, иронически обрисованные типы кичливых и невежественных американских буржуа. Автор не скрывает своего презрения к ним. Вот как он изображает американских хвастунов в Париже, Марселе, в Италии, в Дамаске.

«Я рожден независимым, сэр, и я хочу, чтобы все это знали!» — похваляется подвыпивший янки. Твен комментирует: «Он не добавил, что он был из рода ослов, но все и так это понимали».

Другая разновидность американского буржуа вызывает еще большее отвращение Твена. Он описывает «американских попугаев», которые, забыв свою национальную гордость, расписываются в книгах отелей на ломаном французском языке; возвратившись на родину, щебечут «только по-французски», здороваются «только по-французски», усы носят а ля Луи-Наполеон, забывают даже звучание собственного имени на родном языке.

«Неприятно видеть американца, который назойливо тычет всем в глаза свою национальность на чужой земле, — пишет Твен, — но жалкое зрелище представляет тот, кто добровольно делает из себя какое-то половинчатое существо… плохонького гермафродитного француза».

Уже в раннем периоде своего творчества Марк Твен вступает в борьбу с ханжеством, притворством, фальшью. Зачем восхищаться тем, что не вызывает и не может вызвать восторга, зачем притворяться культурным, если ничего не смыслишь в памятниках искусства, зачем корчить из себя святош, если единственный бог для американского буржуа — его доллары?

Твен-путешественник часто «любуется, размышляет, благоговеет» перед изумительными творениями европейского искусства и культуры. Ярость своего негодования он обрушивает на головы невежественных соотечественников, когда они в погоне за образчиками для коллекций не щадят памятников древнего искусства. Описанию египетского сфинкса Марк Твен посвящает лучшие страницы своей книги. Он не находит должных слов, чтобы выразить свой благоговейный восторг перед этим изумительным творением человеческого гения. Велика поэтому его ярость и негодование, когда он видит одного из своих спутников с молотком в руках у лица сфинкса: эта «человекообразная рептилия» пытается отбить кусочек челюсти сфинкса для своей коллекции. Американские «пилигримы» готовы «утащить даже Голгофу при отъезде из Иерусалима», — саркастически пишет Твен. Невежество, бесцеремонность, кичливость, грубость буржуа-американца возмущает и оскорбляет Марка Твена. Его соотечественники своим поведением позорят родную Америку. Они по-обезьяньи перенимают худшие привычки и манеры европейца, становясь посмешищем окружающих.

Марк Твен прилагает большие усилия, чтобы поднять среднего американца до более высокого уровня — до понимания истинной красоты. Но Твен отвергает условности. Красиво то, что действительно красиво, а не то, что принято считать красивым. Он восстает против низкопоклонства и раболепия перед европейской культурой, но отдает должное истинным памятникам европейского искусства.

Красив кружевной Миланский собор — воздушное каменное видение, прекрасен Акрополь в лунном свете, величественны и прекрасны развалины гигантского древнего сооружения в Палестине — Баальбека, красив сказочный город-оазис Дамаск, незабываем грозный Везувий, прекрасна сама природа во всех ее видах.

Твен дает превосходное описание Помпеи, мертвый город оживает на страницах книги; воссоздается его былая кипучая жизнь.