Мария Боброва - Марк Твен Страница 50

Во всем и всегда Том Сойер искренен, непосредствен; это и делает его образ обаятельным. Он столь презрительно относится к «примерным мальчикам», что читатель целиком проникается тем же самым чувством; с таким самозабвением «гоняет» клеща по парте, что кажется — нет более увлекательной игры на свете; так горд «ослепительной славой» утопленника, что вызывает чуть ли не зависть у читателя; с таким трепетом, а затем мужеством защищает на суде невиновного, что хочется стать рядом с отважным мальчиком; так потрясен известием о страшной участи индейца Джо, что пленяет своим душевным благородством.

С Томом Сойером связана одна из чарующих особенностей романа — атмосфера игры, в которую входит взрослый читатель вслед за героем книги. Безудержная фантазия Тома Сойера — это та поэтическая сила, которая сохраняет целостным его собственный душевный мир, защищая его от тлетворного влияния косного быта, та сила, которая влечет Гека Финна к Тому Сойеру и делает их закадычными друзьями.

Изображая поведение играющих детей, автор стирает грани между воображаемым и реальным. Играющий ребенок в воображаемом мире живет полноценной жизнью. Марк Твен с большим искусством и тонким юмором переводит детей от игры к реальности и обратно. Фантазия о кладе приводит к сокровищу индейца Джо; жажда необыкновенного приключения — к романтическому и трагическому пребыванию Тома и Бекки в пещере; игра в разбойники — к реальным бандитам и убийцам; лирическое желание «умереть на время», чтобы всласть насмотреться на грусть и слезы близких по поводу «безвременной кончины», — к бегству мальчиков из дому и присутствию на собственной заупокойной мессе.

Автор так тонко сплетает воедино игру и реальность, что кажется — романтика приключений рождена страстным желанием детей пережить необычайное. Это Делает произведение внутренне целостным и единым, придает реалистическому стилю романтическую окраску, превращает роман в неповторимо оригинальное произведение.

Несмотря на обаятельность Тома Сойера, героем романа под конец произведения становится Гекльберри Финн[258].

Если Том Сойер склонен забывать тяжелые впечатления, инстинктивно отметая от себя все уродливое и страшное, то Гекльберри Финн — натура более глубокая — знает, чего хочет, не способен на компромиссы, упрямо добивается своего — жить вольно.

Автор определяет его как «юного парию деревни», но в этом выражении звучит твеновская ироническая интонация. Те, кто отвергает Гека Финна, стоят ниже его. Гек Финн изображен не только смелым и независимым, но и очень добрым, справедливым мальчиком. Он спасает вдову Дуглас от злой смерти, участвует в разоблачении преступления Джо. В образе Гека Финна намечены те черты, которые позже определят главную сюжетную линию в «Приключениях Гекльберри Финна»: Гек дружит с негром Джеком («…очень хороший негр. И меня любит за то, что я не деру нос перед неграми»), носит воду из колодца для «дяди Джека», а тот его кормит потихоньку от хозяев. Но самое главное, что резко отличает Гека Финна от судьи Тэчера, вдовы Дуглас и других обитателей Сент-Питерсберга, — это презрение к богатству и «цивилизации». Условности жизни «приличного» общества вошли в жизнь Гека Финна вместе с найденным, но ненужным ему золотом. Вольнолюбивый бродяга и не подозревал, сколько горя оно принесет ему: куда бы он ни повернулся, «решетки и кандалы цивилизации лишали его свободы и сковывали по рукам и ногам». И Гек Финн не выдержал: сбежал от своей «благодетельницы», богомольной вдовы Дуглас. Том Сойер, нашедший его — довольного и счастливого, в прежних живописных лохмотьях, поселившегося в пустых бочках за городской бойней, — убеждает Гека «потерпеть»: авось «цивилизованная» жизнь понравится ему. Но Гек решительно отвергает все доводы друга:

«Понравится? Понравится сидеть на раскаленной плите, если я посижу на ней дольше?.. Нет, Том, не хочу быть богатым, не желаю жить в гнусных и душных домах. Я люблю этот лес, эту реку, эти бочки — от них я никуда не уйду. Ведь черт бы его побрал: как раз теперь, когда у нас есть ружья, и пещера, и все, что надо для того, чтобы разбойничать, нужно же было подвернуться этим дурацким деньгам и все испортить».

Деньги убили радость, испортили чудесную игру, их вторжение нарушило безоблачную жизнь Гека.

«Видишь ли, Том, быть богатым вовсе не такое веселое дело. Богатство — это тоска и забота, тоска и забота», — уныло твердит Гек Финн.

В этих словах уже не только смутное и инстинктивное, но во многом осознанное и выстраданное отрицание всесильного бога буржуазной Америки — денег.

Впервые у Твена обрисованы художественно полнокровные и законченные положительные образы героев. В этом отношении роман «Приключения Тома Сойера» — шаг вперед по сравнению с предыдущим творчеством Марка Твена. Но это не единственное достоинство романа. В этом произведении Марк Твен сумел показать внутренний, интимный мир американского мещанства изнутри, не применяя прямых (публицистических) обличений, как это было в «Позолоченном веке».

На первый взгляд многое в изображении этого мира кажется добродушно-невинным. Тетя Полли — объект мальчишеского озорства — добра, хотя и недогадлива, комична в своем щегольстве: носит очки «для шика», сквозь которые может столько же увидеть, как «сквозь пару печных заслонок» (through a pair of stove-lids). Но очки — «печные заслонки» — не случайная комическая деталь. Это символ духовной слепоты тети Полли. Она любит своего племянника Тома Сойера, но по своему невежеству и мещанской ограниченности готова пороть его, чтобы «спасти» душу мальчика; выжечь здоровому ребенку все внутренности патентованными лекарствами, не понимая, что мальчика гложет внутренняя тревога; лишить его всех ребячьих радостей, терзать попрёками, — то есть, «желая добра», превратить жизнь Тома в ад. Добренькая кузина Мэри обмывает, наряжает Тома, но она охотно превратила бы его в свое подобие — в мальчика-машину для зубрежки стихов из священного писания (сама она успела их вызубрить целых четыре тысячи и получит две библии в награду).

Вдова Дуглас тоже хочет «добра» Геку, когда, по словам Гека, «причесывает его до ужаса», заставляет «спать ложиться по звонку и вставать по звонку» и «все время молиться, прах ее побери».

Художественное обобщение Марка Твена заключается в том, что он сумел внушить своим читателям (не только героям) желание переоценить заново существующие ценности. Разве золото — источник радости и счастья? Разве ханжи из воскресных школ учат детей чему-либо, кроме притворства? Разве школьная зубрежка не калечит молодые умы? Разве религиозная обрядность не ложь и фальшь?

Роман Марка Твена «Приключения Тома Сойера» — не только поэзия детства, но и произведение, в котором подвергнуты критике «нормы» жизни буржуазной Америки. Твен не приемлет эти буржуазные жизненные стандарты, его герои рвутся из душного, замкнутого мира буржуазных установлений. Они ищут и находят иные ценности. Гек Финн отстаивает право на вольную и независимую жизнь, Том Сойер — на увлекательное и интересное дело. Книга Твена учит любви к человеку и уважению к его правам начиная с детских лет, любви к природе, познание которой служит источником высокой радости для человека.

В американской послевоенной жизни, где ажиотаж дельцов и спекулянтов достигал невиданных ранее размеров, где жажда внезапного обогащения сводила с ума десятки тысяч Селлерсов, новый роман Твена был действительно «гимном, переложенным прозой», всем тем высоким качествам человека, которые уродовал и искажал американский «позолоченный век».

«Том Сойер» — один из самых целостных и соразмеренных романов Твена. Небольшой по объему, он до предела насыщен событиями, драматическими ситуациями, душевными коллизиями и т. д. В построении романа отчетливо проступает принцип контраста. Сонной жизни ленивого городка противопоставлена кипучая, полная озорства, драматизма и приключений, живая жизнь Тома и Гека. Чинной скуке Сида, Мэри, благочестию Джима Холлиса, которому, по его словам, даже «корь была послана от бога», прилизанному «приличному» Альфреду Темплю, что ходит в галстуке и башмаках («это по пятницам-то!»), противопоставлена взъерошенная, но энергичная фигурка Тома — «души общества» и «заводилы».

Ценителю твеновского юмора навсегда запоминается превосходно написанная, вся сотканная из контрастов сцена мальчишеской драки между Томом Сойером и Альфредом Темплем. Это та высокая степень искусства, о которой Твен позже писал: «Юмор — великая вещь, спасительная прежде всего. Достаточно мгновенья — и наши заботы исчезают, раздражение и обиды улетучиваются и прекрасное состояние духа снова возвращается к нам»[259]. Сцена эта запечатлевается в сознании не только метким, юмористически-точным воспроизведением извечных мальчишеских стычек («- Хочешь, поколочу? — Ну-ка, попробуй! Где тебе! — Сказал, поколочу, значит могу. — А вот и не можешь. — Могу. — Не можешь! — Могу. — Не можешь!»), когда забияки мальчишки покрывают себя «пылью и славой», но и выражением ненависти Тома Сойера к «столичному» «франту-чужаку».