Александр Ревякин - О типическом в реалистической художественной литературе Страница 7

Мысли о том, что железная логика жизни, объективные факты властно вмешиваются в творческий процесс, поправляют и изменяют первоначальные авторские намерения, многократно высказывали и сами создатели художественных произведений.

Так, М.Горький, в противовес вульгарным социологам, утверждал, что «широта наблюдений, богатство житейского опыта нередко вооружают художника силою, которая преодолевает его личное отношение к фактам, его субъективизм[34]».

Л.Толстой в беседе с Н.Русановым сказал: «Вообще герои и героини мои делают иногда такие штуки, каких я не желал бы: они делают то, что должны делать в действительной жизни и как бывает в действительной жизни, а не то, что мне хочется[35]».

Наличие писателей с противоречивым мировоззрением, писателей, творчество которых находится в большем или меньшем противоречии с их социально-политическими взглядами, служит убедительным свидетельством ошибочности утверждения, что проблема типичности есть всегда проблема политическая и типическое есть основная сфера проявления партийности.

В самом деле, разве положение о типичности как проблеме «всегда политической» может быть руководящим в изучении творчества таких сложных, противоречивых по своему мировоззрению писателей как Тургенев, Гончаров, Достоевский, А.К.Толстой, Я.Полонский, Лесков, Л.Н.Толстой? К чему может привести это положение при уяснении творчества писателей, подобных Майкову, Фету, Тютчеву?

Упрощая, обедняя и искажая их творческий облик, мы принуждены будем характеризовать Тургенева лишь как дворянского либерала, Гончарова — лишь как буржуазного либерала, Фета — лишь как дворянского реакционера, Достоевского пореформенного времени — как выразителя мелкобуржуазной реакционности и т.д. Но их творчество явно не укладывается в только что упомянутые вульгарно-социологические схемы.

Формы проявления типического в художественной литературе

Каждому художественному методу присущи свои принципы типизации. И, в свою очередь, любой представитель того или иного художественного метода, в соответствии с своей индивидуальной манерой и поставленными в произведении социально-эстетическими целями может применять самые различные способы и формы художественной типизации.

Писатель-реалист может идти в создании типического художественного образа путем отбора наиболее типичных, чем-либо замечательных, интересных для воспроизводимой общественной среды единичных характеров и явлений.

Отдельные люди, типичные в своей сущности, изображаются прежде всего в документальных жанрах. Ярким примером такого подхода к созданию образа служат очерки.

Отдельные люди изображаются в исторических произведениях. В советской литературе есть ряд значительных произведений, посвященных гениальному основателю и вождю Коммунистической партии и Советского государства В.И.Ленину («Владимир Ильич Ленин» В.Маяковского, «Человек с ружьем» и «Кремлевские куранты» Н.Погодина), выдающимся патриотам Советской страны («Чапаев» Д.Фурманова, «Зоя» М.Алигер, «Молодая гвардия» А.Фадеева, «Павлик Морозов» С.Щипачева, «Александр Матросов» С. Кирсанова).

Во всех подобных произведениях типическая сущность реального, живого, конкретного человека проявляется настолько полно и ярко, что он становится единственным источником для создания художественного образа. Но само собой разумеется, что этот человек раскрывается в художественном произведении не фотографически, а в творческом обогащении, при «домысливании» и не изолированно, а в свойственных связях и отношениях.

Писатель-реалист может создать типический художественный образ и путем воплощения отдельного типического характера, который составит лишь основу образа. Так, например, создавались многие образы в «Записках охотника» и в романах «Накануне», «Отцы и дети» Тургенева, а также в романе «Что делать?» Чернышевского. Таковы же Павел Корчагин в романе «Как закалялась сталь» Н.Островского и Мересьев в «Повести о настоящем человеке» Б.Полевого.

Все эти образы не сводятся к сущности, к жизненному опыту своих реальных прототипов. Н.Островский, положив в основу образа Павла Корчагина свой собственный жизненный путь, дополнил, обогатил его наблюдениями над другими людьми, с которыми он встречался. Б.Полевой, сделав основой образа Мересьева историю жизни летчика Маресьева, воспользовался своими наблюдениями и над другими советскими людьми.

Типические художественные образы создаются и как широко собирательные, в том смысле, что эти образы не имеют строго определенных реальных прототипов. Писатель творчески формирует собирательные образы на основе изучения десятков и сотен представителей определенного класса, то есть путем собирания и обобщения черт, признаков, особенностей, рассеянных во многих реальных людях. Это наиболее распространенный в литературе путь создания образа. Именно о нем говорит М.Горький, объясняя процесс художественной типизации:

«Искусство словесного творчества, искусство создания характеров и «типов», требует, — пишет он, — воображения, догадки, «выдумки». Описав одного знакомого ему лавочника, чиновника, рабочего, литератор сделает более или менее удачную фотографию именно одного человека, но это будет лишь фотография, лишенная социально-воспитательного значения, и она почти ничего не даст для расширения, углубления нашего познания о человеке, о жизни. Но если писатель сумеет отвлечь от каждого из двадцати—пятидесяти, из сотни лавочников, чиновников, рабочих наиболее характерные классовые черты, привычки, вкусы, жесты, верования, ход речи и т.д., — отвлечь и объединить их в одном лавочнике, чиновнике, рабочем, этим приемом писатель создаст «тип», это будет искусство[36]».

Путем собирания и объединения типических черт, рассеянных в людях одной социальной группы, одного класса, созданы, например, образы Адуевых из романа «Обыкновенная история» и Обломова из одноименного романа Гончарова, Маякина и Фомы Гордеева из романа «Фома Гордеев» М.Горького, Андрея Лобанова из романа «Искатели» Д.Гранина и многие другие.

Необходимо заметить, что один и тот же писатель может использовать самые различные пути типизации. Больше того, в одном и том же художественном произведении, как, например, в «Войне и мире» Л.Толстого или «Цементе» Ф.Гладкова, могут быть действующие лица, опирающиеся на определенные реальные прототипы и созданные на основе синтеза многих людей.

«У меня, — говорил Л.Толстой, — есть лица, списанные и не списанные с живых людей[37]».

Все основные персонажи романа «Цемент» Гладкова синтетические, собирательные, но образы Сергея и Лухавы, как отмечает сам автор, созданы им на основе характеров определенных, существовавших людей.

Одно время в литературоведении имело хождение понимание типического как массового, широко распространенного. Этот взгляд опирался на формальную логику, которая в своих определениях руководствуется только тем, «что наиболее обычно или что чаще всего бросается в глаза, и ограничивается этим[38]».

Восприятие типического лишь как массового вело к чисто количественной характеристике типического, в которой выхолащивалось именно то, что составляет основной признак типичности — качество, существенность конкретно-исторического явления.

Исходя из чисто количественного, формально-логического понимания проблемы типического, нельзя было правильно понять социально-типическую сущность таких образов, как Плюшкин («Мертвые души» Гоголя), Елена Стахова («Накануне» Тургенева), Рахметов («Что делать?» Чернышевского), Анна Каренина («Анна Каренина» Л.Толстого), Фома Гордеев («Фома Гордеев») и Егор Булычев («Егор Булычев и другие» М.Горького). А все эти и подобные им образы являются глубоко типическими.

Понимание типического лишь как массового направляло советских писателей по ложному пути. Оно вело их на путь предпочтения обычного, заурядного — необычному, лишало их возможности правильного изображения и рождающегося, нового и уходящего, старого.

Типическим может быть не только наиболее распространенное, часто повторяющееся, обыденное, но и мало распространенное, необычное, из ряда вон выходящее, исключительное.

В советской действительности индивидуалисты, стяжатели, карьеристы, клеветники, бездельники, предатели представляют собой носителей пережитков капитализма, остатков частнособственнической психологии и морали, проклятого наследия прошлого. Это — то, что преодолевается и изживается, что обречено на окончательное исчезновение. Но это частное, поддерживаемое и подогреваемое извне врагами социализма, представляет известную силу, активно проявляющуюся, цепляющуюся за жизнь, мешающую коммунистическому строительству.