Александр Ревякин - О типическом в реалистической художественной литературе Страница 8

Понимание типического лишь как массового направляло советских писателей по ложному пути. Оно вело их на путь предпочтения обычного, заурядного — необычному, лишало их возможности правильного изображения и рождающегося, нового и уходящего, старого.

Типическим может быть не только наиболее распространенное, часто повторяющееся, обыденное, но и мало распространенное, необычное, из ряда вон выходящее, исключительное.

В советской действительности индивидуалисты, стяжатели, карьеристы, клеветники, бездельники, предатели представляют собой носителей пережитков капитализма, остатков частнособственнической психологии и морали, проклятого наследия прошлого. Это — то, что преодолевается и изживается, что обречено на окончательное исчезновение. Но это частное, поддерживаемое и подогреваемое извне врагами социализма, представляет известную силу, активно проявляющуюся, цепляющуюся за жизнь, мешающую коммунистическому строительству.

Борьба с отрицательными социальными явлениями, еще бытующими в нашей действительности, с нездоровыми настроениями идеологически неустойчивых элементов нашего общества, имеет огромное общественно-политическое значение. А между тем в области художественной литературы эта борьба в послевоенное время была ослаблена.

Исходя из глубоко ошибочного понимания развития советской действительности в условиях победы социализма как совершающегося без противоречий, сводя все противоречия лишь к борьбе между «хорошим и отличным», некоторые критики и писатели пришли к утверждению и защите «теории бесконфликтности» в советской литературе.

Защитники «теории бесконфликтности» забыли элементарную истину, что законом объективного развития жизни являются внутренние противоречия, борьба между старым и новым, между отмирающим и нарождающимся. Этого закона объективного развития никто отменить не может.

«Теория бесконфликтности» логически вела к отказу от последовательно отрицательных, сатирических образов, к признанию их нетипичности в условиях победы социализма, к ликвидации сатиры, что является грубой ошибкой.

Исходя из «теории бесконфликтности», воспринимая отрицательные явления нашей действительности как случайные, глубоко частные, индивидуальные, некоторые критики и писатели неизбежно приходили к сглаживанию противоречий действительности, к ее лакировке, к искаженному воспроизведению типических явлений, к подмене типического субъективным.

Советская литература, отражая победное развитие социалистической действительности, призвана воспроизводить и ее противоречия, недостатки. Но разоблачая отрицательные характеры и явления, советские писатели исходят при этом из признания правильности ведущих тенденций социалистической действительности и руководствуются задачей дальнейшего укрепления социалистического государства.

В борьбе с ложным пониманием типического лишь как массового и как среднестатистического в критике и литературе наметилась ошибочная тенденция толкования типического только как необычного, из ряда вон выходящего, исключительного. В связи с этим в выступлениях некоторых литераторов прозвучало требование создания образа «идеального героя», лишенного каких-либо противоречий и недостатков.

Реалистическая типизация, стремящаяся к раскрытию и воплощению всей полноты жизненных закономерностей, может проявляться в самых разнообразных формах.

Художественно-типическими могут быть образы и массовые и исключительные. Но при этом необходимо заметить, что исключительное не может быть типическим, если оно остается единичным, если оно не имеет себе подобных явлений, изолировано от окружающего. Исключительное становится типическим лишь в том случае, если в нем выражено существенное явление, некогда бывшее массовым (отживающие явления), или то, которое вновь возникает и должно стать массовым. Иными словами, типическое, раскрывающееся в виде исключительного, представляет собой не только качественное, но в той или иной степени и количественное явление.

Типические явления не равноценны ни в своей социально-психологической сущности, ни в своей социально-исторической роли.

Было бы ошибочным ограничивать типические образы лишь крупными, большими, сильными характерами. Типичен любой характер, в котором проявляется социально-психологическая, идейная сущность определенной общественной группы, того или иного класса, известной нации и эпохи. Типичны и Чацкий и Молчалин («Горе от ума» Грибоедова), и Швандя и Дунька («Любовь Яровая» К.Тренева), и Олег Кошевой и Стахович («Молодая гвардия» А.Фадеева), и Мартынов и Борзов («Районные будни» и «Трудная весна» В.Овечкина), но степень и социально-историческое значение их типичности неодинаковы.

Ведущими, определяющими в советской литературе являются такие образы, как Чапаев («Чапаев» Д.Фурманова), Давыдов («Поднятая целина» М.Шолохова), Павел Корчагин («Как закалялась сталь» Н.Островского), Мересьев и Воробьев («Повесть о настоящем человеке» Б.Полевого), Воропаев и Поднебеско («Счастье» П.Павленко), молодогвардейцы («Молодая гвардия» А.Фадеева).

В типических художественных образах могут быть весьма различны пропорции, соотношения индивидуального, особенного и общего.

Художественно типизируя, писатель может раскрывать характер как углубление какой-либо его ведущей черты (Гоголь, Салтыков-Щедрин), в диалектике его души (Л.Толстой, Шолохов), строго подчиняя индивидуальные черты воплощению его социально-типических особенностей (А.Н.Островский), в сложных светотенях, в противоречии социально-типического и индивидуального (Чехов) и т.д.

В зависимости от индивидуальной манеры и целей некоторые писатели обращают свое преимущественное внимание при изображении характера на какую-либо одну его сторону: моральную (Гоголь), социально-психологическую (Тургенев), психологическую (Достоевский), социально-экономическую (Г.Успенский), социально-политическую (Салтыков-Щедрин) и т.п.

Другие же писатели стремятся воспроизводить характеры во всей полноте им присущих свойств (Гончаров, Л.Толстой, М.Горький, Шолохов).

Если писатель оригинален, то он и национален. Белинский справедливо писал, что «только сфера бездарности отличается безличною общностью, для которой не существует ни пространства, ни времени, ни нации, ни колорита, ни тона, — которая во всех странах и во все времена, от начала мира до наших дней, выражается одним языком и одними и теми же словами[39]».

Национальное подлинно типического характера проявляется, разумеется, не только в содержании характера, но так или иначе и в форме его выражения.

Каждый общественный класс обладает только ему свойственными идеями, чувствами, стремлениями и интересами. Но в то же время классы находятся не в изоляции друг от друга, а в сложной взаимосвязи. Представители любого класса обладают теми или иными чертами характера, которые могут быть присущи всем людям. Классовая дифференциация не отменяет общечеловеческого, а является его конкретным, социально-историческим выражением.

Это отражается и в художественной литературе. Типический художественный характер всегда социален в том смысле, что он воплощает те или иные существенные общественные, классовые чувства, идеи, стремления. Но было бы ошибочным видеть в любом художественном типе прямого и последовательного представителя определенного класса, китайской стеной отгороженного от других классов. Художественный образ, будучи классовым, несет в себе в той или иной мере черты сходства и общности с какими-либо другими классами, те или иные признаки и черты, присущие всем людям.

Отношения между типическими художественными характерами и классами, к которым они принадлежат, могут быть весьма сложными.

Обломовщина («Обломов» Гончарова) была порождена крепостнической действительностью. Обломовщина — это в первую очередь выражение паразитизма, бездеятельности, пассивности дворянства, освободившего себя от всякого общественно-полезного труда. Но черты обломовщины, характерные прежде всего для крепостнического дворянства и его интеллигенции, в той или иной степени были свойственны и некоторым другим социальным группам тогдашней эпохи.

«В каждом из нас, — писал Добролюбов, — сидит значительная часть Обломова...[40]».

Наличие известных пережитков обломовщины, выражающихся в неумении расставить силы и организовать проверку фактического исполнения дела, в пустой трате времени на бесплодную заседательскую суетню, в беспочвенном планотворчестве Ленин отмечал и в деятельности иных советских людей и учреждений.

Фома Гордеев из одноименного романа М.Горького уже не является защитником интересов того класса, к которому он принадлежит по своему происхождению и положению. И поэтому М.Горький в процессе своей работы над этим образом утверждал, что он не типичен как купец. «...Параллельно с работой над «Фомой», — писал он, — составляю план другой повести — «Карьера Мишки Вягина». Это тоже история о купце, но о купце уже типическом, о мелком, умном, энергичном жулике, который из посудников на пароходе достигает до поста городского головы. Фома — не типичен как купец, как представитель класса, он только здоровый человек, который хочет свободной жизни, которому тесно в рамках современности. Необходимо рядом с ним поставить другую фигуру, чтоб не нарушать правду жизни[41]».