Алексей Венедиктов - Мое особое мнение. Записки главного редактора «Эха Москвы» Страница 12

Развязать войнушку – наверное, да. Как там говорил Сталин: смерть одного человека – трагедия, сотен людей – статистика? Впрочем, я все-таки не могу быть до конца уверен в этом. О Березовском говорят, что он сам развязывал войны и сам же их прекращал. Но вот мог ли он развязать, допустим, первую чеченскую войну? Да нет, конечно. В 94-м году он – бизнесмен, он еще не вхож даже к начальнику охраны Ельцина Коржакову. Он занимается своим автомобильным бизнесом. Он не мог развязать ту войну. Известно, кто ее развязал; известно, какие там были интересы; известно, какие там были, к сожалению, и экономические интересы. И часть чеченской диаспоры участвовала в развязывании этой войны. Так что, честно говоря, не вижу Березовского, целенаправленно развязывающего войну. И, кстати, когда в 90-х годах были кровавые разборки, когда предприниматели убивали друг друга – ни разу его не обвиняли в том, что он в своем бизнесе использовал киллеров. Во всяком случае, не слышал о таком.

Правда, в 99 году я в глаза обвинил Березовского во взрывах домов в Москве и Волгодонске, которые стали фактическим поводом ко второй чеченской войне. Я ему говорил тогда, при встрече, что все это случилось как-то вовремя, как-то вам все подошло. Березовский просто орал на меня, ну, точнее, шипел – на меня не очень-то поорешь: «Ты с ума сошел?! Ты что думаешь, что я на это способен, ты думаешь, что Володя на это способен?! Да, никогда в жизни! Володя – офицер, – говорил мне Борис Абрамович, – он просто в жизни никогда на это не пойдет! Ему об этом даже говорить нельзя!» Мы так грубо друг с другом разговаривали. Тогда, сразу после этих взрывов, он говорил, что его команда и Путин тут ни при чем. И даже отморозки из спецслужб на это не пошли бы, зная, как Путин к этому плохо относится. Но, конечно, когда конъюнктура изменилась, он стал говорить совершенно другие вещи. Кстати, это показательно. В каком случае он говорил правду – решайте сами.

Но то что Березовский был против войны в Чечне, – это чистая правда. Он говорил это Путину в 99-м году, несмотря на рейд Басаева в Дагестан. Он считал, что басаевцев надо из Дагестана вышибить, но не заходить дальше в Чечню. Он говорил, что чеченская война – кровавая бойня. Я бы обратил внимание на такую амбивалентность его слов. При этом он оставался лояльным Путину до его избрания, он делал все, чтобы Путин был избран на пост президента, он был одним из главных творцов этого избрания.

Более того, он был одним из родоначальников партии «Единство», или «Единая Россия», это именно он – со слов пиарщиков – придумал использовать в качестве символа партии медведя. Вернее, не придумал, а выбрал из всех тех кроликов, волков, лис, чаек, ястребов, медведей, что им тогда предлагали. Березовский настоял на медведе. Ему говорили, что медведь ленивый, хищный, а он отрезал: «Медведь соответствует характеру России». Поэтому, как бы сейчас «Единая Россия» ни отмазывалась и ни отмывалась, из песни слов не выкинешь – это тоже детище Березовского. Я думаю, что другие свидетели и участники этой истории могли бы это подтвердить. Может, теперь они и не испугаются обвинений в пособничестве Березовскому, поскольку его уже нет.

Чего Березовский пытался достичь? Наверное, хотел войти в историю тем, кто обновил великую страну. Для него, для человека, который привык работать с цифрой – а он все-таки математик, занимался информационными системами, – это был, скорее, математический вопрос, вопрос верной организации системы, ее математически верного описания. Он понимал, что единственно возможная трансформация страны – это от социализма к рыночному обществу. И хотел войти если не архитектором такой трансформации, то ее инженером-конструктором. Чтобы рядом с фамилией Ельцин, Путин где-то маленькими (а может, и не такими маленькими) буквами было написана фамилия Березовский. И чтобы она там была единственной. Для него это было амбицией, кроме того, он получал фантастическое, даже физиологическое удовольствие от этого процесса. Когда чего-то у него получалось, он буквально прыгал: «Йес! Я это сделал! Какой я великий! Ай да Березовский, ай да сукин сын!» Это был такой характер, помимо всего прочего.

При всем этом он никогда не думал выдвигать свою кандидатуру в президенты. Он отвечал, кстати, на этот вопрос в интервью «Эху Москвы» в 98-м, кажется, году. Он говорил, что президент-еврей для России – он, кстати, никогда не стеснялся своего происхождения – невозможен, да это и не нужно. Это будет отталкивать людей. Он говорил это откровенно. Посмотрите архив его интервью 1997–1998 годов на нашем сайте. Он очень откровенно говорил. Некоторые называют это цинизмом. Я называю это откровенностью.

Часто спрашивают, почему богатыми в России постсоветской стали именно евреи? Ну, я думаю, что каждый видит то, что он хочет увидеть. Вот если вы посмотрите, скажем, список самых богатых людей в России по версии Forbes в 2012 году: на первом месте Алишер Усманов – как-то сомнительно в этом смысле его происхождение. А на втором месте Владимир Лисин – рядом не стояло, что называется. На 3-м месте Мордашов Алексей – тоже, впрочем, как-то не очень похоже. В первой семерке из евреев только Фридман, если проводить подсчеты типа эсэсовских, то там только Михаил Фридман.

К концу жизни – особенно, наверное, к концу жизни, – после эмиграции, в ходе судебного процесса с Абрамовичем эта энергия и неуемность Березовского начала превращаться в метания, в смятение. Он стал мятущимся человеком. И этот процесс сыграл очень большую роль – когда шел процесс, до процесса и после процесса у него происходила какая-то переоценка ценностей. И публичная, и не публичная.

В феврале 2012 года он прислал мне письмо. Называл его покаянным письмом – с просьбой опубликовать. Он каялся перед народами СССР – не России даже – он каялся в трех прегрешениях. Во-первых, в алчности. Во-вторых, в том, что он зажимал свободу слова, перекупая журналистов. И в-третьих: он каялся, что привел к власти Путина. Я ему тогда написал: «Борис Абрамович, это клоунада». И не опубликовал этого. «Эхо Москвы» – не то место, где можно заниматься клоунадой. Я понимаю, писал я, вы слово «покаяние» употребляете с иронией – а это еще было Прощеное воскресенье. Я человек не религиозный, но мне показалось, что это заденет людей. Я почувствовал там, в стиле письма, зная Бориса Абрамовича, насмешку над словом «покаяние» – что мне не понравилось. Это было растиражировано в Интернете, он мне ответил другим письмом, что не имеет ко мне претензий. Что понимает, почему я этого не делаю. Тем не менее он где-то его разместил – это было первое покаяние.

После того как он проиграл процесс Абрамовичу, он надломился. Не сломался, возможно, но надломился точно. (Кстати, все слухи о том, что он проиграл 5 миллиардов – все ложь чистой воды; проиграл он где-то порядка 40 миллионов фунтов и адвокатам должен остался где-то около 25–30 миллионов фунтов. Для него это были большие деньги, но не разорение.) Дело в том, что вся его стратегия разоблачения путинского режима, которую он выстраивал в течение 12 лет, – она в этом суде рухнула. Если бы суд присудил ему 1 фунт, но признал бы его честным, то эта стенограмма – его показания про режим Путина – стала бы историей. Березовский снова стал бы человеком, делающим историю. А так – все осталось, как было. Это было для него крушением 12-летней стратегии – вот что случилось на самом деле в августе 2012 года. А другой не было. И отсюда – депрессия…

И когда Путин после смерти Березовского рассказал, что в начале 2013 года он написал ему два покаянных письма с просьбой позволить вернуться в Россию, я в это верю. «Первое передал один из бывших партнеров Березовского по бизнесу, российский гражданин (Абрамович. – А.В.). Второе передал тоже его партнер по бизнесу, но из числа иностранных граждан», – сказал тогда президент. В январе 13-го с Борисом Абрамовичем сначала случайно, а потом снова, уже по инициативе самого Березовского встретился Владимир Жириновский. Насколько я знаю, он уговаривал Бориса вернуться в Россию, обещая заступничество и посредничество. И, может быть – это мои догадки, – у Березовского как у человека чрезвычайно творческого возникла конструкция новой стратегии – подорвать режим изнутри.

Я бы хотел обратить внимание, что власть об этом письме не упоминала вовсе в течение двух месяцев. Это означает, что оно, как это у них называется, «пошло в работу». Его же можно было взять и опубликовать через LifeNews, или «Известия» и смешать Бориса Абрамовича с грязью. Нет, власть – я имею в виду, конечно, лично Путина – не стала об этом говорить – и это означает, что она над этим думала. Путин взял тайм-аут на размышление, и поэтому мне кажется, что в день смерти Березовского самому Владимиру Владимировичу было не очень весело. Я не думаю, что он очень радовался, потому что он прошел с Березовским очень длинный путь, и, конечно, в его глазах Березовский был, безусловно, Мефистофелем. Я знаю, Путин очень часто об этом говорил. А тебя всегда меряют по величине твоих врагов. Если у тебя враг Мефистофель, то и сам ты фигура схожего масштаба. А если у тебя враг какой-то мелкий… Березовский был бесом, но не мелким бесом. Он был крупным политиком.