Сергей Кара-Мурза - Крах СССР Страница 16

В 80-е годы XIX в. экономисты-народники развили концепцию некапиталистического («неподражательного») пути развития хозяйства России. Один из них, В.П. Воронцов, писал: «Капиталистическое производство есть лишь одна из форм осуществления промышленного прогресса, между тем как мы его приняли чуть не за самую сущность». При этом народники прекрасно знали марксизм, многие из них были лично знакомы с К. Марксом или находились с ним и Ф. Энгельсом в оживленной переписке.

Возможность русской общины встроиться в индустриальную цивилизацию еще до народников предвидели славянофилы. A.C. Хомяков видел в общине именно цивилизационное явление— «уцелевшее гражданское учреждение всей русской истории»— и считал, что община крестьянская может и должна развиться в общину промышленную. О значении общины как учреждения для России он писал: «Отними его, не останется ничего- из его развития может развиться целый гражданский мир».

Еще более определенно высказывался Д.И. Менделеев, размышляя о выборе для России такого пути индустриализации, при котором она не попала бы в зависимость от Запада: «В общинном и артельном началах, свойственных нашему народу, я вижу зародыши возможности правильного решения в будущем многих из тех задач, которые предстоят на пути при развитии промышленности и должны затруднять те страны, в которых индивидуализму отдано окончательное предпочтение». [160, с. 169, 343–344].

Более того, в конце XIX в. Россия уже и не могла встроиться в западный капитализм. Сегодня, на основании большого массива исследований «третьего мира», вовлеченного в мировую систему капитализма, мы видим, что капитализм есть система-кентавр. Эта система сложилась как центр и периферия (иногда добавляют и «полупериферию»), Возникновение в центре капиталистического уклада с высоким уровнем производства неминуемо сопровождается разрастанием окружающей его «оболочки» из массы хозяйств, ведущих натуральное или полунатуральное хозяйство. Для капиталистического уклада симбиоз с этим «архаическим» хозяйственным пространством необходим, он без него не может существовать.

Россия в начале XX в. могла обеспечить средствами для интенсивного хозяйства лишь кучку капиталистических хозяйств помещиков (на производство 20 % товарного хлеба), но не более. Остальное— горбом крестьян. В 1910 г. в России в работе было 8 млн, деревянных сох, более 3 млн. деревянных плугов и 5,5 млн. железных плугов, Соха дополняла плуг, а не воевала с ним.

Вот фундаментальный факт: крестьяне арендовали землю по цене, намного превышающей доход от предмета аренды. A.B. Чаянов пишет: «Многочисленные исследования русских аренд и цен на землю установили теоретически выясненный нами случай в огромном количестве районов, и с несомненной ясностью показали, что русский крестьянин перенаселенных губерний платил до войны аренду выше всего чистого дохода земледельческого предприятия» [187, с. 407].

Расхождения между доходом от хозяйства и арендной платой у крестьян были очень велики. A.B. Чаянов приводит данные для 1904 г. по Воронежской губернии. В среднем по всей губернии арендная плата за десятину озимого клина составляла 16,8 руб., а чистая доходность одной десятины озимого при экономичном посеве была 5,3 руб. В некоторых уездах разница была еще больше. Так, в Коротоякском уезде средняя арендная плата была 19,4 руб., а чистая доходность десятины 2,7 руб. Ясно, что землевладельцу было выгоднее сдать землю в аренду, чем вести на ней фермерское капиталистическое хозяйство. Поэтому западнический проект кадетов осуществить либеральную модернизацию сельского хозяйства, превратив крестьян в фермеров, уперся в непреодолимые ограничения.

Попытка модернизации села через разрушение общины при сохранении помещичьего землевладения («реформа Столыпина») лишь ухудшила положение большинства крестьян[16]. Это породило и острую духовную проблему. Церковь стала утрачивать свой авторитет, скреплявший национальное сознание. Это привело к отходу крестьянства от монархии, которую легитимировала церковь. Начиная с 1906 г. из епархий в Синод стал поступать поток донесений о массовом отходе рабочего люда от церкви, В 1906 г. один из сельских сходов направил в Государственную Думу свое решение закрыть местную церковь, так как «если бы был Бог, то он не допустил бы таких страданий, таких несправедливостей». Расширился охват крестьян сектантством. В народных религиозных верованиях, например, в тайных псалмах духоборцев, «детьми Каина» назывались «зараженные сребролюбием господа», а «детьми Авеля» — бедные люди, которые «питаются трудом».

Другое главное противоречие программы кадетов заключалось в том, что они стремились ослабить или устранить тот барьер, который ставило на пути развития либерального капиталистического общества самодержавие с его сословным бюрократическим государством. В этом вопросе был важен анализ М Вебера, который собран в его «Русских штудиях».

М.Вебер считал, внимательно изучая революцию 1905 г. и концепции российских либералов, что происходящие в России процессы имели важное значение для обществоведения. Это было первое крупномасштабное столкновение традиционного (в основном крестьянского) общества с наступающим на него современным капитализмом. Такое столкновение давало очень ценное знание как о современном капитализме, так и о его главном противнике — традиционном обществе. М. Вебер даже изучил русский язык, чтобы следить за ходом событий.

Анализируя проекты кадетов в контексте социальной и культурной ситуации в России, М. Вебер предвидел, что в случае поражения монархии через прорванную кадетами плотину хлынет мощный антибуржуазный революционный поток, так что идеалы кадетов станут абсолютно недостижимы. Либеральная аграрная реформа, которую предлагали кадеты, «по всей вероятности мощно усилит в экономической практике, как и в экономическом сознании масс, архаический, по своей сущности, коммунизм крестьян», — вот вывод М. Вебера. Таким образом, их реформа «должна замедлить развитие западноевропейской индивидуалистической культуры».

При этом политические требования кадетов как будто совпадали с крестьянскими: и те и другие поддерживали идею всеобщего избирательного права, Но М. Вебер считал, что оценки кадетов ошибочны, потому что крестьяне в своих требованиях исходят из совсем иного основания: в их глазах всякие ограничения избирательного права противоречат традиции русской общины, в которой каждый землепользователь имел право голоса. Как пишет Вебер, «ни из чего не видно, что крестьянство симпатизирует идеалу личной свободы в западноевропейском Духе. Гораздо больше шансов, что случится прямо противоположное. Потому что весь образ жизни в сельской России определяется институтом полевой общины».

М. Вебер писал, что кадеты прокладывали дорогу как раз тем устремлениям, что устраняли их самих с политической арены. Так что кадетам, по словам Вебера, ничего не оставалось, кроме как надеяться, что их враг — царское правительство — не Допустит реформы, за которую они боролись. Редкостная историческая ситуация, и нам было бы очень полезно разобрать ее сегодня. Неудача кадетов очень важна для понимания России.

Под воздействием импортированного капитализма русская буржуазия до срока состарилась и, вступив в союз с бюрократией, оказалась неспособной совершить то, что на Западе совершила юная буржуазия. Историк-эмигрант А. Кустарев (А. Донде), изучавший «Русские штудии» М. Вебера, пишет: «Самое, кажется, интересное в анализе Вебера — то, что он обнаружил драматический парадокс новейшей истории России. Русское общество в начале XX в. оказалось в положении, когда оно было вынуждено одновременно «догонять» капитализм и «убегать» от него. Такое впечатление, что русские марксисты (особенно Ленин) вполне понимали это обстоятельство и принимали его во внимание в своих политических расчетах, а также в своей зачаточной теории социалистического общества. Их анализ ситуации во многих отношениях напоминает анализ Вебера» [91].

Это верное замечание, и надо только удивляться, что к сходным выводам М. Вебер и В.И. Ленин пришли после революции 1905–1907 гг., исходя из совершенно разных философских посылок.

Альтернативный либеральному проект консервативной модернизации— в рамках монархического государства и без ликвидации помещичьего землевладения — был положен в основу реформы Столыпина. Вспомним главное в замысле этой реформы. После отмены крепостного права в 1861 г. крестьян оставили почти без земли. Было утверждено «временнообязанное» состояние — крестьяне были обязаны продолжать барщину или оброк до выкупа земли. Почему-то решили, что эти отработки продлятся 9 лет, на деле они затянулись до 1881 г., и пришлось издать закон об обязательном выкупе — крестьян обязали регулярно вносить выкупные платежи.