Сергей Кара-Мурза - Крах СССР Страница 17

Чтобы закрепить крестьян на земле, заставить их выкупать землю и облегчить сбор податей и платежей, правительство ужесточило круговую поруку— усилило власть общины, затруднило выход из нее. Но сама община менялась, развивалась и превратилась в организатора сопротивления и борьбы. Поскольку все помыслы П.А. Столыпина были направлены на модернизацию при сохранении помещичьей собственности, он стал вождем тех сил, которые начали уничтожать общину. В этом и была суть реформы. Задумано было так: если принудить крестьянина к выходу из общины с наделом, то произойдет быстрое расслоение крестьян, богатые скупят все наделы и станут фермерами, а остальные — батраками. Получится капитализм на селе, опора строя (это называли «прусский путь развития капитализма в сельском хозяйстве»).

Но сама идея реформы не отвечала реальности, Аграрное перенаселение создало порочные круги столь фундаментального характера, что их никак не могла разорвать реформа, не предполагавшая крупных вложений ресурсов в сельское хозяйство. Неблагоприятным для реформы было и состояние общественного сознания. Измученные выкупными и подушными податями, крестьяне озлобились и на помещиков, и на правительство. И в 1902 г. по всей черноземной полосе прошла полоса восстаний. По сути, началась крестьянская революция, на фоне которой и наступил 1905 г. В этих условиях начать жесткую реформу по развалу общины— значило пойти ва-банк. Ведь реформа предполагала создать «крепких хозяев» — но одновременно и массу разоренных людей. «Столпы общества» предупреждали: если реформа не увенчается успехом, ее результатом будет катастрофическая революция.

В 1906 г., став премьером, П.А. Столыпин начал лихорадочно проводить план в жизнь. Кто же оказался прав: A.B. Чаянов и Л. Толстой вместе с критиками реформы «справа»— или П.А. Столыпин? История ответила четко: реформа Столыпина провалилась, она прямо привела к революции. Причина — не в ошибках, слабостях и даже не только в нехватке средств (хотя и этой причины было бы достаточно). Причина более общего характера — в несоответствии идей Столыпина интересам основной массы крестьянства и реальности периферийного капитализма. Россия была в совсем ином положении, чем Пруссия.

Главным в опыте реформы было то, что трудовые крестьянские хозяйства, выйдя из общины и даже приобретя, с большими лишениями, дополнительные наделы, быстро теряли землю. Кто же ее скупал? Газеты того времени писали, что землю покупают в основном «те деревенские богатеи, которые до того времени не вели собственного сельского хозяйства и занимались торговлей или мелким ростовщичеством».

П.А. Столыпин, по типу образования и мышления ученый, проверил очень важную альтернативу, на которую возлагали надежды и марксисты. Он вел свою неудавшуюся реформу почти как научный эксперимент, регулярно «выкладывал» эмпирические результаты, так что за реформой можно было следить по надежным фактическим данным (в отличие от аграрной реформы 90-х годов XX в.).

В 1911 г. газета «Речь» писала: «добрая половина крестьянских посевных земель находится в руках городских кулаков, скупивших по 30 и более наделов». В Ставропольской губернии земля скупалась в больших размерах «торговцами и другими лицами некрестьянского звания. Сплошь и рядом землеустроитель вынужден отводить участки посторонним лицам в размере 100,200, 300 и более дес.»[17]. Зачем скупали землю кулаки? Прежде всего в целях сдачи ее в аренду— за отработки (бесплатный труд) или исполу (за половину урожая). Переход земли из наделов в аренду означал обогащение сельских паразитов-рантье за счет регресса хозяйства и страданий крестьянина.

Банк покупал у выходящих из общины крестьян землю в среднем по 45 руб. за десятину, а продавал землю по цене до 150 руб. Вот вывод ученых того времени: «Продавая земельные участки по невероятно вздутой цене и в то же время беспощадно взыскивая платежи, банк в конце концов приводил к разорению своих наименее имущих и состоятельных покупателей, и последние нередко или оказывались вынужденными добровольно продавать свои участки и оставаться совсем без земли, или насильственно удалялись, «сгонялись» самим банком за неисправный взнос платежей».

Обещанной помощи от государства крестьяне, выделявшиеся на хутора, не получили. Историк А.В. Ефременко пишет (с симпатией к замыслу П.А. Столыпина), на основании отчетов о реформе и исследований 1914–1915 гг.: «Переход к хуторскому землевладению, при всей его экономической выгоде и агрономической целесообразности, не мог не ухудшить материальное положение новых собственников, так как все денежные средства их в начальный период шли главным образом на самые неотложные расходы, связанные с возделыванием земли или переносом построек. Тем не менее с 1907 по 1913 гг. денежное вспомоществование получили лишь 307 365 таких домохозяйств, или 27 6 % всех перешедших к единоличному землевладению. Общая же сумма выданных им за семь лет пособий и ссуд составила 26,8 млн. руб., или в среднем 87,2 руб. на один двор… Такими деньгами никого на хутор заманить было нельзя, тем более что почти 95 % общей суммы материального содействия при землеустройстве выдавались в виде ссуд, а безвозвратные пособия составляли только 5 %» [59].

Объективные результаты реформы в развитии сельского хозяйства таковы. Площади посевов выросли за годы реформы на 10,5 млн. дес. (на 14 %). Производство в 1911–1915 гг. по сравнению с 1901–1905 гг. выросло: пшеницы на 12 %, ржи на 7,4, овса на 6,6 и ячменя на 33,7 %. В 1913 г. 89 % национального дохода в сельском хозяйстве пришлось на долю крестьянских хозяйств, а на долю частных владельцев — 11 %. В целом темп прироста продукции в сельскохозяйственном производстве в результате реформы Столыпина упал. В 1901–1905 гг. он составлял 2,4 % в год, а в 1909–1913 гг. снизился в среднем до 1,4 %. Прирост продовольствия стал ниже прироста населения. Главное, что не произошло заметного улучшения техники и организации земледелия.

Вот что показали имитационные модели двух вариантов развития сельского хозяйства России: по схеме реформы Столыпина и по прежнему пути, через крестьянское землепользование и сохранение общины. Без реформы социальная структура деревни в 1912 г. была бы такой: бедняки — 59,6, середняки — 31,8, зажиточные — 8,6 %. Соотношение этих групп было бы 59,6: 31,8: 8,6. Реально в ходе реформы соотношение стало 63,8:29,8: 6,4. Относительно консервативного варианта реформа привела к заметному социальному регрессу. Если бы столыпинская реформа продолжалась еще в течение 10 лет, как и было предусмотрено, то, согласно моделированию, социальная структура ухудшилась бы еще сильнее, до соотношения 66,2:28,1:5,5 [154]. Результаты моделирования приводит В.Т. Рязанов [160, с. 337–338].

Столыпинская реформа лишь усугубила взаимную ненависть частных собственников земли и крестьянской массы. 24 января 1909 г., во время беседы с французским ученым П. Боером, который взял интервью у виднейших российских политиков (П.А. Столыпина, С.Ю. Витте и др.), С.А, Муромцев посчитал именно этот рост взаимной глухой ненависти главной опасностью для России, И эта опасность, по его мнению, лишь усугублялась внешней политической апатией и отсутствием видимых общественно-политических движений, задавленных полицейскими репрессиями.

В целом, вызвав тяжелые социальные потрясения, реформа Столыпина не дала заметного общественного и экономического эффекта. Кооперация крестьян обещала дать значительно больше, чем классовое расслоение и капиталистическое ведение хозяйства. Реформа Столыпина вошла в непримиримый конфликт с большинством населения России. В области науки ему противостояла русская агрономическая мысль, воплощенная в трудах A.B. Чаянова, а в области духа ему противостоял Лев Николаевич Толстой, выразитель философии крестьянства, «зеркало русской революции».

Поэтому несостоятельны историософские модели нынешних антисоветских патриотов, обвиняющих большевиков за то, что «мы потеряли ту Россию». В том-то и заключался порочный круг, в который загнала Россию монархия: если не проводить модернизацию, Россию сожрет Запад; если идти на модернизацию, монархия сама так подрывает свою базу, что Россию может сожрать Запад. Сил и воли на то, чтобы овладеть кризисом модернизации, монархический режим не имел (как, скажем заранее, и советский режим в конце 80-х годов XX в.). И в момент неустойчивого равновесия Запад постарался монархический имперский режим России сбросить. Дальше, как мы знаем, из этого кризиса победителем вышел советский режим, который смог овладеть процессом модернизации и в то же время закрыть Россию от ее переваривания Западом. Но в тот момент расчет Антанты был, конечно, на то, что вместо царя у власти встанет прозападный либеральный режим.

Забегая вперед, скажем, что крупной акцией в антисоветской кампании перестройки стало создание «мифа Столыпина», Тот, чье имя сочеталось со словом «реакция», стал кумиром демократической публики! Дошло до того, что в среде интеллигенции Столыпин стал самым уважаемым деятелем во всей истории России — 41 % поставили его на первое место, выше Александра Невского, Петра Великого или Г.К. Жукова. Это такое красноречивое явление, что надо на нем остановиться подробнее.