Сергей Кургинян - Суть Времени 2013 № 20 (20 марта 2013) Страница 18

Удивительно и показательно, с каким трудом исламская цивилизация вырабатывает (если вообще вырабатывает) иммунитет по отношению к вносимому своей ваххабитской ветвью вирусу разрушения огромного (суфийского) пласта мусульманской культуры и религии.

Однако отнюдь не только необратимые для исламской и мировой культуры последствия наступления исламистов в Мали вызвали опасения мирового сообщества (и, прежде всего, Франции).

В конце января немецкий журнал «Шпигель» откровенно разъяснил, что Франция преследует на севере Мали собственные экономические интересы. Поскольку именно там расположены урановые шахты, которые эксплуатирует французская атомная госкорпорация Areva.

Кроме того, есть все основания ожидать, что в случае успеха в Мали действия исламских радикалов были бы развернуты и в соседнем государстве Нигер. И эта возможность не исключена до сих пор, несмотря на видимый успех французского контингента в Мали. А именно из Нигера, который является одним из ведущих мировых производителей урана, Франция получает основную часть топлива для своих АЭС. Причем большая часть производства электроэнергии во Франции приходится как раз на атомную энергетику.

Но помимо этого как раз на севере Мали геологоразведка французской Total, а также Qatar Petroleum Company в последние года обнаружила значительные запасы нефти.

С этой точки зрения очень понятна быстрая мобилизация Франции для проведения в Мали военной операции. Непонятно только, каким образом французские военные аналитики могли не оценить надвигающуюся угрозу еще тогда, когда военный конфликт между Каддафи и его противниками в Ливии был в самом разгаре.

Однако вернемся к положению дел в Мали.

К 10 января 2013 года боевики «Ансар ад-Дин» «вошли в Кону для совершения джихада», заняв центральную части Мали с намерением двигаться далее на юг.

11 января французские и германские военные подразделения прибыли в Мали и заняли позиции в центральной части страны. Началась антитеррористическая операция Франции в Мали под названием «Сервал», поддержанная СБ ООН.

Уже к 14 января помощники президента Франции Олланда открыто признали, что французских военных поразила способность «Аль-Каиды» к сопротивлению. Мир облетели слова одного из помощников французского президента: «То, что нас потрясло — это количество современного оружия в их распоряжении и способность им воспользоваться. Они показали себя хорошо оснащенными, хорошо вооруженными и хорошо обученными».

Весьма показательно, как проходило в дальнейшем наступление французского контингента на позиции исламистов. Многие населенные пункты боевики покидали фактически без боя.

26 января французский контингент и армия Мали заняли аэропорт Гао на севере страны — одну из баз исламистов.

27 января армия Мали и французы вошли в Тимбукту, который был оставлен боевиками без сопротивления.

К 30 января «Аль-Каида в исламском Магрибе» ушла из своей последней базы на севере Мали — города Кидаль — и укрылась в труднодоступных горных районах у границы с Алжиром. Таким образом, сохранив людей и оружие, «Аль-Каида» в Мали начала предсказуемый переход к тактике затяжной партизанской войны. А в середине февраля йеменская «Аль-Каида на Аравийском полуострове» призвала к джихаду в Мали.

Каков промежуточный итог этого процесса? Он в том, что север Мали превращен в очаг вязких, затяжных военных действий. Которые, помимо закрепления «Аль-Каиды» на малийской территории, неизбежно приведут и к расползанию конфликта по другим странам Северной и Западной Африки.

Есть ли у этого расширения африканской зоны нестабильности какой-либо другой мироустроительный смысл помимо уже названного выше разогрева «южного подбрюшья Европы»? Конечно, есть.

Расширение затяжной нестабильности на пространствах Африки является крупнейшим инструментом западного мироустроительства. И этот инструмент совершенно необходим для борьбы с многолетним — и быстро растущим — влиянием на африканском континенте Китая, основного геополитического конкурента США.

Об этом мы и поговорим в следующий раз.

Концептуальная война

Аналитическое отступление. Концепты и История

Народовластие и «демократия» — совсем не одно и то же. Есть различия, и различия принципиальные. Точно так же не одно и то же Советы — и парламентаризм, дело — и бизнес, имущество — и собственность, благо — и эффективность, закон — и справедливость, счастье — и успех

Юрий Бялый

Предыдущую статью мы завершили вопросом: что значит не впускать в себя враждебные концепты?

Сначала — еще раз о том, что же такое концепты.

Концепты — это смысловые конструкции, которые становятся механизмами организации мышления (а значит, и деятельности) тех, кто ими проникся или хотя бы отчасти в них поверил. То есть превратил их в существенный элемент мыслительной «оптики», через которую человек смотрит на окружающую его реальность.

Соответственно, «военные» концепты — это механизмы разрушительной организации мышления и деятельности тех, кто в них поверил, и оправдания действий тех, кто эти концепты создал, внедрил, навязал. Цель создания военных концептов — навязывание противнику такой искаженной или смещенной «оптики», которая нужна (выгодна) создателю концепта. В этом смысле очень показателен обсужденный нами ранее концепт «мягкой силы», который заявил Джозеф Най: заставить объекты доминирования хотеть того, чего хотите вы.

Но что значит «внедрить», «навязать», «заставить хотеть»? Это ведь относится не к полностью подконтрольному и зависимому рабу, а к человеку, обладающему свободой воли! И для его «интеллектуального принуждения», в отличие от принуждения материального, физического, нужны особые методы.

Как мыслит человек? Понятиями и образами.

Как он выражает мысли, ими обменивается? Лексикой речи, образами, почерпнутыми из художественных произведений, жестами дружбы, сомнения, радости, вражды, стилем и нормами взаимного поведения.

А коли так, то каковы инструменты внедрения любых (в том числе, враждебных) концептов в человеческую мыслительную «оптику»? Это новые слова и словесные конструкции, новые образы, новые жесты, новые стили поведения.

Внедрение концепта в сознание начинается с языка. «В начале было слово». И если речь идет о «военных» концептах, то в начале — не просто слово, а слово, конфликтно вытесняющее из языкового обращения слова старые, привычные, прочно впаянные в речь и содержащие определенные смысловые ассоциации. Например, «перестройка» или «плюрализм»…

Такое вытеснение постепенно смещает и меняет те смыслы, которые вкладывались в фразу. То есть, меняет более крупные структуры языка — понятия.

Это особенно важно для России, где язык играет чрезвычайно активную роль в управлении всем пространством культуры, ценностей и смыслов, в очень большой степени организуя и контролируя ту самую целостность, без которой Россия не может жить. В России новые слова и понятия сразу начинают «ворожить» в сознании, атакуя эту целостность. И либо ее дополняя, углубляя, трансформируя, либо разрывая, отрицая, уничтожая.

То есть человек (и особенно человек русской культуры), принимая чужие слова и вводя их в оборот собственной речи и понятийных описаний, неизбежно хотя бы отчасти вводит эти слова и стоящие за ними понятийные связи в оборот собственного мышления. И — постепенно и исподволь — «заражается» теми концептами, которые оперируют данными словами и понятиями. То есть впускает их в себя. Именно таким путем происходит «заражение» военными концептами, именно так объект концептуальной атаки начинает «хотеть того, чего хочет враг».

Приведу некоторые примеры, которые отражают наше совсем недавнее постсоветское прошлое.

Народовластие и «демократия» — это совсем не одно и то же. Есть различия, и различия принципиальные. Точно так же не одно и то же Советы — и парламентаризм, дело — и бизнес, имущество — и собственность, благо — и эффективность, закон — и справедливость, счастье — и успех.

Но ведь именно через такую подмену слов и понятий в нашу жизнь входил концепт «рыночного демократического правового государства»! Причем его впихивали с грубейшими искажениями, которые, видимо, заранее предусматривались теми, кто «заражал» Россию этим концептом. Искажения были предопределены хотя бы тем, что ломая прежнюю советскую целостность, этот концепт никакой новой целостности не предполагал.

Именно так произошла быстрая негативизация в массовом сознании понятия «демократия» (это ведь не народовластие, не жалко), которую все чаще называют дерьмократией. И в определенной степени именно потому, что Верховный Совет России в СМИ называли чужим словом «парламент», массовая реакция на его расстрел из танков в 1993 году оказалась, признаем, не слишком бурной.