Alexandrov_G - Империя Страница 19

Чуть повыше я упоминал немецкий и итальянский национализмы. Можно подобрать и другие примеры, но опыт что Германии, что Италии в нашем случае очень уж нагляден. И Германия и Италия при помощи идей национализма (здесь нам никакие кавычки не нужны!) свои государства не разрушили, а напротив – ПОСТРОИЛИ. Построили свои МНОГОНАЦИОНАЛЬНЫЕ государства, использовав в качестве лозунга "национализм"! Они не пытались идти против течения, совсем наоборот! Они, налегая на вёсла своих утлых на первых порах государственных корабликов, использовали силу течения, они добавили силу реки к силе своих рук! В их случае слова "немецкий национализм" и "итальянский национализм" скрывали за собою НАДНАЦИОНАЛЬНУЮ идею. Идея ЕДИНОЙ ГЕРМАНИИ была выше баварского или саксонского национализмов, она была выше НЕСКОЛЬКОВЕКОВОЙ СЛОЖИВШЕЙСЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ малых немецких государств. Сколько их там было? По-моему, двадцать восемь?

Сколько государств и на протяжении скольких веков существовало на территории нынешней Италии? Что общего между жителем Ломбардии и калабрийцем? Между венецианцем и сицилийцем? Да между русским и грузином разница меньше. С точки зрения европейца между русским и белорусом или между русским и украинцем разницы нет вообще, для европейца мы все – русские! Но при этом, читая высказывания нынешних "русских националистов" можно видеть, что они, почитая немецкий или итальянский национализмы за некий недостижимый идеал, в то же время стремятся к некоему аналогу "Сардинского Королевства" на россиянской почве. Я даже не буду говорить о трёхсотлетнем опыте России, но где же логика в том случае, когда мы говорим о той же Италии как о национальном государстве?

Где логика, брат?

Империя – 24

Если вы хотите понять что такое "национализм", что такое "нация" и что такое "государство" то я посоветовал бы вам начать с книги, которая объясняет все эти тонкости чрезвычайно доходчиво, в форме увлекательнейшего романа и с романом этим знаком каждый из нас. Дело только в том, что роман этот по какому-то недоразумению считается "детским" и читаем мы его в том возрасте, когда человек не задумывается не только ни о каких таких "нациях", но и не задумывается ни о чём вообще. И именно в этом и состоит прелесть детства – мир вываливает на нас кучу игрушек, тысячи новых слов, мириад понятий, маленький человек – это всегдашний Робинзон на своём собственном необитаемом острове, у него нет времени задуматься, у него есть время лишь на то, чтобы, проснувшись, ознакомиться с той грудой чудес, что находится в трюме корабля, который прилив выбрасывает на берег его детства каждое божье утро. Каждый день детства превращается в волшебный кристалл, и кристалл этот, поворачиваясь перед заворожёнными глазами ребёнка, сверкает бесчисленными гранями, в детстве мы понимаем главное – мир принадлежит нам, и в мире этом человек может всё.

С возрастом мы трезвеем, мы становимся теми, кем нам велят стать и мы забываем то, что знали в детстве. Перечитывать книги, которые мы читали когда-то, не просто полезно, но в некоторых случаях даже и необходимо. Это позволяет нам взглянуть на некоторые вещи глазами ребёнка, нашими же глазами, глазами того мальчика или той девочки, которыми мы были когда-то, в те времена, когда мы не позволяли миру обманывать нас и когда мы не обманывали сами себя. Но я отвлёкся, простите.

Книга, о которой я веду речь, называется "Три мушкетёра". Открыв её сегодня, мы обнаружим за перепитиями похождений четырёх друзей то, что ускользало от нашего взгляда когда-то, в детстве мы не обращали внимания на то, что сценой, на которой разыгрывается действие романа, является то, что сегодня называется неблагозвучными словами "государственное строительство".

Сутью романа, его, так сказать, стержнем, на котором и держится, собственно, всё повествование, является строительство того государства, которое сегодня известно нам как Франция. Ну, а заодно нам в захватывающей форме рассказывают о создании той "нации", которую мы сегодня называем "французами". Если мы перечитаем роман сегодня, глазами взрослого, умудрённого многими знаниями и отягощённого многими печалями человека, то мы с изумлением увидим, что речь там, вообще-то, идёт о почти завершённом "проекте" (что за ужасное слово!); благодаря писательскому таланту товарища Дюма перед нашим внутренним взором воочию предстаёт тот волнующий момент, когда почти уже готовое, тщательно вылепленное изделие суют в печь с тем, чтобы после обжига получить, наконец, вожделенное – единую нацию, живущую в своём собственном государстве. Из вязкой глины получают монолит.

Действо это разыгрывается на наших глазах. Припомните-ка, главным героем романа является французский дворянин, ГАСКОНЕЦ д'Артаньян. Если мне не отказывает память, то он был даже беарнцем, то есть гасконцем настолько, насколько им вообще возможно быть. Он – протестант, ГУГЕНОТ, но служит он государству, господствующей религией в котором является католичество, и, находясь на службе и повинуясь приказам, он участвует в осаде последней гугенотской твердыни на территории королевства – Ла Рошели, и мы, с восторгом читая о его подвигах не замечаем, что он, пуская в ход всё своё мастерство и гасконскую изобретательность, убивает своих единоверцев. Причём служит он верой и правдой государственной идее, живое воплощение которой в лице кардинала Ришелье ему не нравится столь активно, что он с той же гасконской ловкостью при случае с удовольствием убивает гвардейцев "его преосвященства". Его непосредственным командиром, не больше и не меньше, как капитаном личной королевской гвардии, является такой же протестант-гасконец де Тревиль, которому его король Людовик XIII доверяет такую драгоценность, как собственная жизнь Его Католического Величества. В романе всячески подчёркивается национальная идентичность тогдашних "французов" и идентичность эта отнюдь не французская, со страниц книги на читателя как из рога изобилия сыпятся все эти "нормандцы", "беаррийцы" и "анжуйцы".

Слугой д'Артаньяна является ПИКАРДИЕЦ Планше. Сразу замечу, что лично мне этот персонаж симпатичнее других. Помните, как он попал на службу к д'Артаньяну? Гасконец взял Планше в услужение, увидев, как тот стоит на мосту через Сену и плюёт вниз, наблюдая за расходящимися по воде кругами. Даже и сегодня сразу видно человека, склонного с созерцательности и размышлениям. Выбор Д'Артаньяна показывает нам, что он был не просто гасконцем, он был французом, и он был не просто французом, а был он французом наблюдательным, недаром он дослужился до маршала.

Итак, вчера у нас были все эти пикардийцы, лотарингцы, бургундцы, анжуйцы и нормандцы, жили они в своих герцогствах, маркграфствах, а иные даже и в королевствах, а сегодня их железной рукой загоняют к счастью жизни в едином государстве и, заметьте, государство это не называется, скажем, Великой Пикардией и всем остальным "беаррийцам" и "анжуйцам" не предлагают переименоваться в "пикардийцев", все народы и народцы обнаруживают себя на дороге по которой их гонит добрый пастырь Ришелье и вдоль дороги той стоят "плахи с топорами" и шаг что влево, что вправо, гм, гм… сами понимаете, того-с, чреват… А в конце дороги той – цель, к которой и бредут наши пикардийцы с анжуйцами, и называется эта цель, чтоб никому обидно не было – Франция. И когда, наконец, усталые пикардиец с анжуйцем и примкнувшим к ним гасконцем добредут до цели и, отдуваясь, повалятся на зелёную травку, то обнаружат они, что нет более никаких "беаррицев", у которых отныне останутся только национальные костюмы и ансамбль песни и пляски, а есть и отныне пребудут вовек – французы. Vive la France!

Точно такой же процесс прошли в своё время немцы и делись куда-то целые государства с самыми настоящими королями, все эти Баварии, Саксонии и Ганноверы и появилась на свет – Германия. И живут в ней немцы, которые когда-то были теми самыми баварцами и саксонцами. Я вам по секрету скажу, что они ими так и остались, да только их собственное любимое государство ни за что им так себя называть не позволит. Ну, то есть, позволит, конечно, и песню народную, баварскую, пой, сколько влезет, и на стадионе ты даже и подраться можешь, когда там играют мюнхенская "Бавария" против "Боруссии" из Дортмунда. Но вот налоги ты будешь платить федеральные, в армии ты будешь служить не в баварской, а в немецкой, а буде случится так, что выиграешь ты какую-нибудь завалященькую олимпийскую медаль, то флаг над твоей головой поднимут немецкий, и гимн, слова которого ты с восторгом подхватишь, тоже будет немецким. И в случае войны, где бы ты ни родился, что в Баварии, что в Брауншвейге, пойдёшь ты, дорогой, и умрёшь за родину великих Гёте и Бетховена, за "единую и неделимую Германию". Deutschland, Deutschland uber alles! А как же…

То же самое с испанцами, которых собрали отнюдь не в "единую и неделимую Сарагосу" и называются они вовсе не сарагосцами и даже не валенсийцами, а называются они испанцами и живут эти самые испанцы, которых каждый может руками пощупать, в своей собственной Испании.