Михаил Полторанин - Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса Страница 21

И Ельцин, хотя сидел еще тихо, но уже расправлял подсох­шие крылья, счищая с себя последнюю номенклатурную шелуху. Он готовился к вознесению.

Он говорил мне потом, что к власти вел его бог. Если под бо­гом Борис Николаевич имел в виду Михаила Сергеевича Горба­чева с его окружением, с его политикой, тогда, безусловно, был прав. Не будь Ельцина, этот бог с ничтожно маленькой буквы дол­жен был вознести кого-то другого. С таким же умением апелли­ровать к недовольству народа, с таким же желанием положить в карман власть. Сверхблагоприятная среда была создана Кремлем для превращения вчерашних соратников в вождей протеста.

В стране начиналась большая игра на опережение. Опасная игра. И мне пришлось быть свидетелем того, как это происходило.

Глава III

КАК ПИЛИЛИ ДЕРЖАВУ

Неприятностей в моей жизни хватало. И в реке я дважды тонул, и били меня, а однажды чуть даже не подстрелили в тай­ге. Я еще пацаном ползал с дубинкой в густых зарослях шипов­ника, гоняясь за молодым глухарем, а подошедший охотник при­нял меня за росомаху и пальнул по кустам. Пуля порвала фуфай­ку и обожгла плечо. Позже в августе 91-го и октябре 93-го попал в расстрельные списки недругов — сначала у членов ГКЧП, затем у команды и.о. президента России Руцкого. И каждый находил для этого свои доводы.

А вот когда толпа волокла меня распинать на кресте, я не мог объяснить причину такой свирепости. Крест был сколочен на ско­рую руку: поперек ствола дерева прибит шершавый деревянный брус. И рядом люди — с молотками и гвоздями. А распинать на сельском стадионе в южной Грузии меня тащили по распоряже­нию Звиада Гамсахурдиа. Как я там оказался — история особая. С нее и начну.

В конце работы первого съезда, в июне 89-го, из нас, народ­ных депутатов, сформировали временные комиссии, которые ут­верждали структуру и членов правительства СССР. Все шло без сучка и задоринки, пока на заседании нашей комиссии не поя­вился министр газовой промышленности Черномырдин. Столько что назначенным на съезде премьером Рыжковым он согласовал проект преобразования союзного министерства в концерн «Газ­пром» и принес его на утверждение.

Мы попросили Виктора Степановича представить весь пакет документов и взяли таймаут для их изучения.

Биография отрасли была мне известна по журналистским ко­мандировкам. Все последнее десятилетие страна напрягалась до хруста костей, создавая газовую империю. Усекались бюджетные вложения на дороги, школы, больницы и жилье в центральной России — деньги шли на закладку северных городов Новый Уренгой, Ноябрьск, Ямбург, Пуровск... Открывались и обустраивались уникальные месторождения. Транспортные магистрали диамет­ром 1420 мм протянулись на 20 тысяч километров. Советский Союз по добыче газа вышел на первое место в мире. И последний аккорд: была создана инфраструктура для продажи сырья за ру­беж— газопроводы Уренгой — Помары — Ужгород (4500 кило­метров) и Ямбург— западная граница СССР (3473 километра).

И вот на все это богатство Черномырдин положил свой но­менклатурный глаз. Могущество империи создавал бывший ми­нистр Сабит Оруджев. А рыжковский выдвиженец Черномырдин сочинял справки, работая в аппарате ЦК. Теперь он попросту ре­шил приватизировать союзную отрасль.

По плану Виктора Степановича, министерство упразднялось и все его обязательства ложились на государство, точнее, на насе­ление, или еще точнее — на нас с вами. А всеми правами вместе с движимым и недвижимым имуществом одаривалась группа шу­стрых людей. За концерном сохранялись централизованные фон­ды, распределяемые Госпланом и Госснабом, а также функции со­юзного министерства во внешнеэкономической деятельности — экспорт, импорт. Он создавал свою сеть коммерческих банков, совместные предприятия за рубежом и посреднические структу­ры для торговли газом. И — сухой остаток проекта! — расходовал народные деньги по усмотрению группы директоров на принци­пах самоуправления.

Еще впереди были фокусы Черномырдина с рассовыванием России по сундукам олигархов — и нам такой замах показал­ся чересчур откровенным. Мы чуть не задыхались он неловкости и возмущения. В комиссии были депутаты из разных республик: прибалты смотрели на все с равнодушным спокойствием, но рос­сияне смело катили черные шары. И комиссия высказалась про­тив проекта. Черномырдин слушал наши резоны, краснея от не­довольства, молча встал и стремительно двинулся к выходу.

— Побежал ябедничать к Рыжкову, — съехидничал кто-то из депутатов. Мы все засмеялись, довольные результатом голосова­ния. И зря: рано пташечка запела.

Была еще одна попытка пройти через нас— неудачно. И то­гда тех, кто шумел громче всех, выражая свое несогласие, выдер­нули из состава комиссии — заменили на «тюбетейки». Так назы­вали опору цэковского аппарата — депутатов Туркмении и Тад­жикистана. Но выдернули нас под благовидным предлогом.

Меня вызвали в Кремль и назначили зампредом комиссии Верховного Совета по расследованию ферганских событий и обустройству турок-месхетинцев. Пришлось спешно паковать дорож­ную сумку и отправляться в Узбекистан. Других ершистых депута­тов разбросали тоже по дальним точкам Союза.

В Узбекистане мне и сообщили звонком из Москвы, что соз­дание «Газпрома» Черномырдин с Рыжковым пробили. В заявлен­ном варианте. Приватизация сверхдоходной отрасли состоялась. Ельцин потом еще добавит Чиновникам возможностей для обога­щения. И станет «Газпром» для проходимцев всех мастей дойной коровой. А кормить эту корову будет народ через скачущие вверх тарифы на газ.

Июньскую жару в Фергане усиливали пожары — горели дома месхетинцев, валялись трупы на улицах. Погромщики на грузови­ках и автобусах шныряли по городу — у всех в руках было ору­жие. Они гонялись за турками, но доставалось и русским. Разма­хивая зелеными полотнищами, недоросли-погромщики слали уг­розы «старшему брату». Милиция помогала бандитам.

Кто должен возглавить борьбу за порядок? Ферганский об­ком партии и облисполком — так полагали члены комиссии. И мы поехали на встречу с руководителями этих организаций.

В Узбекистане я бывал часто— как и в других республиках Средней Азии. И наблюдал за эволюцией поведения местной бю­рократии. Народ как был гостеприимным, приветливым и покор­ным, таким же и оставался. А вот чиновники в отношениях к Мо­скве и России менялись. С каждым годом в них поднимался уро­вень национального высокомерия и эгоизма.

Еще лет семь назад они кидались брататься с командиро­ванными из столицы Союза, а в последнее время стали встречать бурчанием о кознях России. Я уже отмечал, что разрушение эко­номических связей между республиками в 88-м сыграло негатив­ную роль. Но больше всего развращал местную бюрократию пофигизм Центра к искусственному раздуванию сепаратизма.

Народу было выгодно жить под общей крышей державы — всегда можно найти управу на своих чиновников-беспредельщиков. А местной знати очень хотелось избавиться от контроля Мо­сквы, чтобы побайствовать вволю. И ей нужны были аргументы для объяснения соплеменникам, почему надо уходить из Союза. С экономическими аргументами кремлевская власть помогла. Не поскупилась и на политические.

Идеологическая служба ЦК сама копалась самозабвенно в грязи советской истории. Трясла, разбрызгивая нечистоты, пактом Молотова-Риббентропа, выискивала и подавала тенденциозно за­бытые факты притеснения нерусских народов страны. Смотрите, в какой клоаке вы жили и продолжаете жить! Будто не было в тот драматичный момент более важных проблем. Эта служба пропо­ведовала политический мазохизм и поощряла в СМИ самобичева­ние и самоунижение представителей титульной нации. Стало хо­рошим тоном проходиться с трибун по имперским замашкам Мо­сквы и болтать об эксплуатации русским народом окраин Союза.

Какая эксплуатация?! Те же узбеки хорошо помнили ташкент­ское землетрясение 66-го, когда в городе было разрушено 36 ты­сяч жилых домов и общественных зданий. Прилетели Брежнев с Косыгиным, осмотрели руины и перебросили в Узбекистан все стройуправления России вместе с техникой и материалами. А Рос­сия сказала: «Потерпим!». Шесть лет возводили русские люди в Ташкенте микрорайоны, дворцы, спортивные комплексы. Были массовые переброски строительных армий в Киргизию и Казах­стан. Россия только вздыхала: «Потерпим!».

Мне пришлось быть однажды свидетелем спора между Ку­наевым и Рашидовым: в чьей столице больше отделанных мра­мором фонтанов — в Алма-Ате или Ташкенте. Рашидов, кажется, назвал цифру «130». Кунаев задумался и сказал, что Алма-Ата их скоро догонит. «А мы опять перегоним», — засмеялся Рашидов. Я видел часть этих фонтанов, на фоне дворцов — богатое зрели­ще. И видел утопающие в бездорожье деревни русских «эксплуа­таторов» — в Калининской, Вологодской, Псковской и Ленинград­ской областях. Избы, крытые осиновой щепой, в каких жили наши предки еще тысячу лет назад.