Михаил Елисеев - Великий Александр Македонский. Бремя власти Страница 26

День стал клониться к вечеру, и красное солнце медленно поползло за линию горизонта, когда с высокого берега персы увидели приближавшуюся армию Македонии. Получив донесения от разведки, что персы выдвинулись на берег Граника, Александр перестроил войска из походного строя в боевой и осторожно продолжал движение. В центре двигалась в развернутом строю фаланга, на флангах шла кавалерия, а впереди – легковооруженные войска. Чем ближе подходили македонцы к реке, тем большее удивление вызывало у царя их построение, он не мог поверить своим глазам, что персы могли допустить подобную ошибку, расположив вдоль берега кавалерию и исключив из боя пехоту. Поэтому не случайно на предложение Пармениона встать лагерем и атаковать на рассвете Александр ответил отказом: « Я знаю это, Парменион, – ответил Александр, – но мне стыдно, что я без труда перешел Геллеспонт, а этот крохотный ручей (так уничижительно назвал он Граник) помешает нам переправиться сейчас же, как мы есть » (Арриан). Македонский царь как полководец обладал двумя прекрасными качествами: во-первых, он мог моментально правильно проанализировать обстановку и найти слабое место в боевых порядках врага, а во-вторых, сразу же принять единственно правильное решение исходя из сложившейся ситуации. На поле боя Македонец действовал творчески, не следуя шаблонам и устоявшимся канонам – в итоге это всегда приносило ему победу. Если персы при Гранике, отступив от общепринятых правил ведения боя в обороне, сделали глупость, то Александр, отринув все шаблоны и рискнув атаковать с ходу, проявил свой гений полководца. Опасаясь, как бы враг не спохватился и не исправил ситуацию, царь Македонии дал сигнал к атаке.

На правом фланге, где командовал сам Александр, стояли легковооруженные войска, тяжелая кавалерия гетайров, далее конные сариссофоры и пеонийская кавалерия. Между кавалерией и фалангой встала агема гипаспистов, а весь центр состоял из тяжелой пехоты. На левом крыле Пармениона стояла фессалийская и союзная кавалерия, а также наемные фракийцы. Играло на руку Александру и то, что его армия приблизилась к реке в боевом порядке, и на перестроения абсолютно не требовалось времени. Под грохот барабанов и рев боевых труб, ила гетайров, пеонийская кавалерия и гипотоксоты, которых поддержали гипасписты, двинулись вперед. Подняв тучи водяных брызг, македонцы стремительно пересекли Граник и достигли противоположного берега, где и были атакованы персами. С высокого берега азиаты били врагов стрелами, метали копья и дротики, а когда передние ряды противника стали выходить на прибрежную отмель, многие персидские витязи на конях спустились к воде и вступили в рукопашную. Вот тут-то и проявились все последствия неправильного построения армии сатрапов, ибо берега, будучи крутыми и обрывистыми, не позволяли их тяжелой коннице взять разгон и смести противника в реку, а сами наездники были вынуждены осторожно спускаться по скользким кручам вниз. Сражение больше стало напоминать пехотное – сражались в воде у берега, на речных откосах, да и твердой почвы под ногами не было. Никаких кавалерийских окружений и охватов – банальное лобовое столкновение, военачальники персов сами себя лишили возможности маневра конницей. И тем не менее первые ряды македонцев были изрублены, а отряды отборной персидской кавалерии начали теснить их к реке. Здесь сражался Мемнон с сыновьями, ему удалось сплотить ряды и создать какое-то подобие боевого строя. Но главные события развернулись не здесь, а левее, куда Александр повел наискосок по течению кавалерию гетайров и легкую пехоту. Его было очень легко узнать по блестящим доспехам и рогатому шлему, а потому все персидские полководцы с отрядами своих телохранителей тоже сместились левее и бросились ему навстречу.

Здесь и решилась судьба сражения. Гетайры длинными и тяжелыми копьями пронзали персидских наездников, но те не ослабили своего натиска, надеясь поразить македонского царя. Александр находился в гуще рукопашной – нападал, защищался, прикрываясь щитом, и одновременно умудрялся руководить атакой. А для вражеских полководцев его смерть стала заветной целью, каждый из них хотел прорваться к нему и сразить в поединке, разом решив исход сражения. Зять Дария, Мифридат, построив свою охрану клином, повел ее в атаку – но Александр его опередил – ударом копья в лицо он поверг на землю персидского богатыря, и тот был затоптан лошадьми. Сатрап Ресак бросился на царя и страшным ударом меча отсек гребень и разрубил шлем, но Македонец каким-то чудом остался жив. Ответным ударом он сбросил могучего перса на землю и копьем пригвоздил его к земле. Полководец Спифридат прорубился к македонскому царю и, напав сбоку, занес меч для решительного удара – но Черный Клит оказался проворнее, и рука перса, сжимавшая меч, упала на окровавленную землю. Тем временем гетайры, которых становилось все больше и больше, оттеснили персов, а подоспевшая легкая пехота тоже включилась в бой, подсекая ноги персидским лошадям и внося все большую сумятицу в их ряды. В итоге сказалось преимущество македонской кавалерии в вооружении и тактике – персидские наездники, вооруженные короткими копьями и дротиками, не могли противостоять длинным копьям гетайров. В это время перешла в наступление по всему фронту и остальная македонская армия: в центре фаланга преодолела реку и начала теснить врагов с фронта, а на левом фланге фессалийцы вступили в бой с вражескими всадниками. Деморализованные потерей своих полководцев, персы на левом фланге начали медленно отходить, а когда и центр поддался под натиском фаланги, началось повальное бегство. Греческие наемники, находившиеся в отдалении от места сражения, оставались только зрителями происходящего. Вот на них-то и обрушился следующий удар македонской армии – оставшись без командиров, без поддержки кавалерии, греки были обречены. Ощетинившаяся пиками фаланга ударила в лоб, а конница, зайдя с тыла и флангов, врубилась в ряды наемников. Бой сразу превратился в резню, уцелеть в которой у побежденных шансов не было. Солнце еще не успело уйти за горизонт, а все уже было кончено.

Погибло около 1000 персидских всадников, а основные потери армии пришлись на греческих наемников – уцелело 2000 человек, которых взяли в плен. Зато потери командного состава впечатляют: «Из персов-военачальников пали: Нифат, Петин, Спифридат, лидийский сатрап; наместник каппадокийцев Мифробузан; Мифридат, зять Дария; Арбупал, сын Дария, внук Артаксеркса; Фарнак, брат Дариевой жены, и Омар, предводитель чужеземцев. Арсит с поля боя бежал во Фригию и там, как говорят, покончил с собой, потому что персы считали его виновником своего тогдашнего поражения» (Арриан). У македонцев погибло 25 гетайров, их медные статуи, изготовленные Лисиппом по приказу царя, были установлены в Дельфах. А что касается остальных погибших, то Арриан определяет их в 30 пехотинцев и 60 всадников – довольно маловато для такого крупного сражения. Но о том, как македонцы считали боевые потери, будет рассказано ниже, отмечу лишь, что тенденция к их занижению будет прослеживаться постоянно. Что же касается самого Александра, то сражение было спланировано и проведено блестяще, лишний раз подтвердив его выдающиеся качества полководца. « И персидских военачальников он похоронил; похоронил и эллинов-наемников, которые пали, сражаясь заодно с его врагами. Тех же, кого взял в плен, он заковал в кандалы и отправил в Македонию на работу, ибо они, эллины, пошли наперекор общему решению эллинов и сражались за варваров против Эллады » (Арриан). А победа уже начала приносить свои плоды – гарнизон Даксилия в страхе покинул город, и Александр отправил туда Пармениона – чтобы тот принял его под высокую царскую руку. После битвы на Гранике путь в Малую Азию для македонской армии был открыт.

Освобождение Ионии

Сатрапом Геллеспонтской Фригии Александр назначил командира фессалийской конницы Калата, это была первая вражеская провинция, завоеванная им в Великом походе на Восток. При решении проблемы управления завоеванной территорией он не мудрствовал лукаво – назначил верного человека и все. Но со временем мы увидим, что он будет действовать гораздо тоньше и привлекать к управлению местную элиту. А пока перед Александром беззащитным лежало все Эгейское побережье Малой Азии – нужно было поторопиться и занять его.

Македонская армия двинулась на Сарды – столицу персидской сатрапии Лидии и бывшую столицу одноименного царства. Руины этого древнего города находятся в 75 км на восток от Измира, добраться туда не так уж и сложно. Там есть на что посмотреть, но самое главное, в этом древнем городе сохранились руины храма Артемиды, построенного царем Крезом и разрушенного греками во время Ионийского восстания. Вот этот-то храм, построенный в ионическом стиле, и велел восстановить царь Александр, когда прибыл в Сарды. Вообще, на Эгейском побережье Малой Азии довольно много мест, связанных с деяниями Великого Македонца, – тот же храм Афины в Приене построен на его деньги. А деньги, судя по всему, были немалые, потому что строил его не кто иной, как архитектор Пифей, тот самый, который построил Мавзолей в Галикарнассе, одно из семи чудес света. И будучи в Эфесе, царь вновь предлагает помощь в восстановлении местного храма. На этот раз это храм Артемиды, тот самый, который сжег Герострат за 22 года до прибытия македонского завоевателя. Именно с этим храмом была связана очередная легенда, касающаяся самого Александра: в 356 г. до н. э., в ночь, когда в Пелле родился будущий завоеватель, тщеславный гражданин Эфеса по имени Герострат поджег огромный храм, желая таким образом прославиться. Как впоследствии заметил один из эллинов, безумцу поджог удался только потому, что богини в храме не было – она присутствовала при рождении Александра. Вне всякого сомнения, царь все эти слухи и легенды знал, а потому вполне естественно, что он решил посодействовать восстановлению святилища. Но тут полководца заело тщеславие, и он выдвинул условие о том, что в храме должна быть надпись, восхваляющая его заслуги. Жители Эфеса к этому моменту уже надышались воздухом демократии, а потому сочли такое желание неприемлемым. Но страх перед победоносным царем был велик, и потому была придумана блестящая отговорка: « Негоже одному богу строить храм, посвященный другому богу » (Страбон) – и Македонцу пришлось с этим согласиться.