Василий Галин - Интервенция и Гражданская война Страница 28

Царское правительство и аристократия абсолютно сознательно консервировали отставание в развитии прежде всего русского народа как основу сохранения своей власти. Этой цели в частности служил циркуляр от 18 июня 1887 г., гласивший: «…Гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, вовсе не следует выводить из среды, к коей они принадлежат, и через то, как доказывает многолетний опыт, приводить их к пренебрежению своими родителями, к недовольству своим бытом, к озлоблению против существующего и неизбежного, по самой природе вещей, неравенства имущественных положений»386. В эту социальную нишу попадало прежде всего русское население империи, так как оно находилось в худших экономико-географических и исторических условиях, чем другие народы империи. Крестьяне совершенно четко видели причины своей отсталости, вторым вопросом после земли и воли они ставили образование. «Одною из главных причин нашего бесправия,- отмечалось на одном из крестьянских сходов в Курской губернии,- служит наша темнота и необразованность, которые зависят от недостатка школ и плохой постановки в них обучения»387. Витте писал Николаю II в 1898 г.: «А просвещение? О том, что оно находится в зачатке, это всем известно, как и то, что мы в этом отношении отстали не только от европейских, но и от многих азиатских и заатлантических стран… Наш народ с православной душой невежествен и темен. А темный народ не может совершенствоваться. Не идя вперед, он потому будет идти назад сравнительно с народами, двигающимися вперед»388.

I Под политическим Эдисоном Шульгин понимал Столыпина

Только после революции 1905 г. под нажимом Думы и Столыпина началась реформа начальной школы. В 1912 г. был принят закон о начальных училищах и введении обязательного начального образования, но времени оставалось слишком мало, для того что бы решить вопрос, в котором русские отставали на многие десятилетия…

Царское правительство совершенно сознательно глушило и индивидуалистические инстинкты русских крестьян, препятствовало развитию органов государственного местного самоуправления и поощряло общинные. Государство стремилось, как справедливо указывает Грациози, «изолировать или сегрегировать российское крестьянство как от гражданского общества, так и от политического ядра… ради гарантии политической стабильности»389. Крепостное право в России было отменено почти на 50 лет позже, чем в прибалтийских губерниях, а искусственно сохраняемая община дожила до начала XX века.

Основы самоуправления в царской России были заложены земской реформой 1864 г. Дворянство удерживало господствующие позиции в земствах вплоть до Февральской революции 1917-го, о чем свидетельствуют результаты выборов гласных в губернские и уездные земские собрания по 29 губерниям на 1865-1867 гг. В губернские было избрано помещиков-дворян – 74,2%, купцов – 10,9%, крестьян (в основном кулаков, сельских старост) – 10,6%, прочих – 4,3%; в уездные – помещиков-дворян – 41,7%, духовенства – 6,5%, купцов – 10,4%, крестьян – 38,4%, прочих – 3%…390 Контрреформы 1887-1892 гг. усилили позицию дворянства в земствах и бюрократический контроль за ними, но одновременно и привели к проникновению в земства третьего элемента – интеллигенции, давшему новый толчок развитию земств, особенно в области медицины и образования. К началу капитализма XX века правовое положение земств сохраняло все черты полуфеодализма середины XIX века, именно поэтому к 1905 г. земства стали оплотом либерализма, выразившемся в организации Земского союза, открыто выступившего против царизма. С либералами в данном случае были согласны социалисты и даже прогрессивные консерваторы.

Так, В. Ленин писал: «Земская реформа была одной из тех уступок, которые отбила у самодержавного правительства волна общественного возбуждения и революционного натиска… Итак, земство с самого начала было осуждено на то, чтобы быть пятым колесом в телеге русского государственного управления, колесом, допускаемым бюрократией лишь постольку, поскольку ее всевластие не нарушалось… Земства не имели своих исполнительных органов, они должны были действовать через полицию, земства не были связаны друг с другом, земства были сразу поставлены под контроль администрации. И, сделав такую безвредную для себя уступку, правительство на другой же день после введения земства принялось систематически стеснять и ограничивать его: всемогущая чиновничья клика не могла ужиться с выборным всесословным представительством и принялась всячески травить его»391.

С классиком коммунизма полностью солидарен царский премьер Витте: «Участие крестьян в земстве ограничено. Мировые судьи были для крестьянского населения заменены земскими начальниками… В сущности, явился режим, напоминающий режим, существовавший до освобождения крестьян от крепостничества; но только тогда хорошие помещики были заинтересованы в благосостоянии своих крестьян, а наемные земские начальники, большей частью прогоревшие дворяне и чиновники без высшего образования, были больше всего заинтересованы в своем содержании»392. Витте продолжал: «Крестьянство находилось вне сферы гражданских и других законов. Для крестьянства была создана особая юрисдикция, перемешанная с административными и попечительными функциями,- все в виде земского начальника, крепостного помещика особого рода. На крестьянина установился взгляд, что это, с юридической точки зрения, не персона, а полуперсона. Он перестал быть крепостным помещика, но стал крепостным крестьянского управления, находившегося под попечительным оком земского начальника»393.

В то же время западные окраины Российской империи интенсивно развивались под воздействием близости европейской цивилизации, легкости сообщения с нею и благодаря целенаправленной деятельности царского правительства, пытавшегося путем повышения образования и предоставления всевозможных национальных, государственных и прочих свобод отвлечь окраинные народы от сепаратизма и национализма. К первой русской революции 1905 г. процесс зашел слишком далеко. Столыпин предпринимал отчаянные усилия, чтобы предотвратить надвигающийся исход, но был остановлен в самом начале…

К XX веку оставалась только одна сила, способная обеспечить единство русского государства, но и ее репутация была поколеблена во время русско-японской войны 1905 г. С. Витте писал: «Психика всех обывателей России начала перевертываться, все начали сбиваться с панталыку, и в конце концов можно сказать: Россия сошла с ума. Действительно, чем, в сущности, держалась Российская империя? Не только преимущественно, но исключительно своей армией. Кто создал Российскую империю, обратив московское полуазиатское царство в самую влиятельную, наиболее доминирующую, великую европейскую державу? Только сила штыка армии. Не перед нашей же культурой, не перед нашей бюрократической церковью, не перед нашим богатством и благосостоянием преклонялся свет. Он преклонялся перед нашей силой, а когда в значительной степени преувеличенно увидели, что мы совсем не так сильны, как думали, что Россия – «колосс на глиняных ногах», то сразу картина изменилась, внутренние и внешние враги подняли головы, а безразличные начали на нас не обращать внимания»394.

Из внутренних врагов наибольшую опасность, по мнению Витте и Столыпина, представляли не столько социалисты, сколько либералы. С. Кара-Мурза точно отмечает эту «сторону конституционализма кадетов, которая выяснилась сразу после обнародования их программы – его несовместимость со сложившимся в России типом сосуществования народов. Беря за идеал государственного и общественного устройства Запад, либералы заведомо принимали перспективу разрушения России как многонациональной евразийской державы. Таким образом, их программа обрекала Россию на катастрофу… Это предвидел П. Столыпин, который в 1908 г. предупреждал либералов: «Но не забывайте, господа, что русский народ всегда сознавал, что он осел и окреп на грани двух частей света… Наш орел, наследие Византии,- орел двуглавый. Конечно, сильны и могущественны и одноглавые орлы, но, отсекая нашему русскому орлу одну голову, обращенную на восток, вы не превратите его в одноглавого орла, вы заставите его только истечь кровью»395. С. Кара-Мурза пишет: «Сейчас кажется поразительным, как они (кадеты.- В. Г.) могли не видеть несовместимости главных целей движения (либерально-буржуазный порядок – и «единая и неделимая Россия»), Но они действительно ее не видели»396.

С Витте и Столыпиным был солидарен будущий начальник штаба Верховного главнокомандующего царской армии и основоположник белого движения генерал Алексеев, который после Манифеста 17 октября 1905 г. писал, что русский либерализм «тем и отличается от либерализма разумного европейца, что последний признает идею национализма, любит свое отечество, радеет о его славе и благе. Наш – отрицает Россию, печется о ее падении и унижении. Все стремления «либерализма русского человека» – дискредитировать армию, офицеров – направлены именно к этому; не будет надежной военной силы – и как быстро пойдет разрушение государства!»347