Михаил Делягин - Новая Россия. Какое будущее нам предстоит построить Страница 32

С другой стороны, представители глобального управляющего класса испытывают все возрастающее раздражение от утраты эффективности национальными бюрократиями. Эти бюрократии вынуждены действовать на административно-политически ограниченных лоскутах единой глобальной экономики и в силу этого заведомо неадекватны последней. Эта утрата не только предоставляет глобальному бизнесу растущие возможности, но и одновременно создает для него все увеличивающиеся проблемы. Естественно, погруженные в текущую деятельность и ориентированные, как правило, на краткосрочные задачи увеличения своих доходов и влияния представители глобального управляющего класса не обращают внимания на диалектическую взаимосвязь своих возможностей и своих проблем, порождаемых объективной неадекватностью национальных бюрократий, и испытывают праведное негодование лишь по поводу последних.

Вероятно, это связано с ростом масштабов деятельности представителей глобального управляющего класса, при котором ущерб от неадекватности национальных регуляторов новым условиям начал превышать прибыль, которую они привыкли извлекать из этой неадекватности.

Последствия их непосредственной, недостаточно продуманной и взвешенной реакции на описанное принципиальное изменение условий могут оказаться трагическими как для них, так и для всего глобального управляющего класса подобно тому, как в начале нулевых годов это произошло в России.

Случай Ходорковского

Классическим примером увеличения масштаба деятельности, которое повлекло за собой принципиальную переоценку ценностей и непродуманную всесторонне попытку устранить те самые управленческие проблемы, которые ранее были источником корпоративных преимуществ, правда на национальном уровне, стала трагедия «ЮКОСа».

Приписываемая Ходорковскому фраза «С нас коррупция началась, на нас она и закончится» при всей своей фактической неточности (достаточно вспомнить, что массовая коррупция стала сознательно развиваться в качестве инструмента макроэкономического регулирования — для защиты российскими производителями национального рынка — примерно с лета 1990 года) весьма внятно характеризует этот качественный перелом.

«ЮКОС», приобретенный в ходе залоговых аукционов «Менатепом», был обычной олигархической корпорацией, пока его руководство не осознало качественно новой возможности развития бизнеса: привлечения крупного иностранного капитала за счет существенного повышения капитализации компании. В России «ЮКОС» действительно был пионером этой самоочевидной сегодня и стандартной для цивилизованной части мира модели развития бизнеса, что позволило корпоративным пропагандистам заговорить о «юкосизации всей Руси», а самой компании дало существенные конкурентные преимущества.

В результате ее расширение шло опережающими других темпами, что в сочетании с органически присущей именно этой компании слабостью системы отношений с государством (которые не носили системный характер и ограничивались в основном случайно сформировавшимися личными отношениями ее руководства) привело к максимальной болезненности именно для нее неэффективности государственного управления.

Увеличение масштаба деятельности компании превратило государство в ее неизбежного партнера — и неспособность последнего принять разумное и рациональное решение и, главное, выполнить уже принятое решение стало оборачиваться для нее огромными потерями. В то же время катастрофически низкое качество government relation не позволяло ее руководству эффективно прогнозировать поведение аппарата государственного управления.

В результате страдающее от неэффективности государственного управления (и в первую очередь правительства России) руководство «ЮКОСа» осознало повышение качества этого управления как собственную корпоративную задачу — и со всей искренностью и серьезностью взялось за ее решение.

При этом, видя перед собой явную, очевидную и крайне раздражающую в силу этого любого носителя здравого смысла неэффективность, они не задавались вопросом о политических причинах ее длительного сохранения. Находясь в упоении от собственной стремительно расширяющейся (в ходе личного обогащения) власти, они в принципе не задумывались о том, что извлекающие статусную и политическую ренту из некачественной работы государственного аппарата высокопоставленные чиновники могут оказаться сильнее их.

Добросовестно и тщательно проанализировав деятельность правительства, руководители «ЮКОСа» выявили ее непосредственный управленческий источник — то, что председатель правительства не назначает и не увольняет образующих это правительство министров, что дает им возможность не исполнять его указаний и тем самым саботировать деятельность правительства как единого управленческого механизма.

В соответствии с этим пониманием была сформулирована четкая и ясная задача: разработать и внедрить в российскую государственность механизм, при котором министры были бы вынуждены подчиняться премьеру. Ограничением этого механизма стала недопустимость формального изменения Конституции в силу его трудоемкости и, соответственно, чрезмерно высокой даже для олигархической компании стоимости.

В результате, вероятно, тщательных изысканий было найдено решение: переход к парламентской республике по французскому типу, в которой сохраняется сильный президент, но он служит правительству противовесом и не имеет возможности непосредственно и постоянно вмешиваться в его дела. Представляющий же победившую на парламентских выборах партию премьер формирует правительство и непосредственно управляет его деятельностью.

Сформулировав эту задачу, руководство «ЮКОСа» немедленно и в лоб взялось за ее решение: провозгласило необходимость перехода России к парламентской республике, продемонстрировав тем самым трагическое непонимание политического значения, казалось бы, сугубо управленческих факторов.

Понятно, что задуманное из исключительно управленческих соображений изменение механизма государственного управления России существенно ослабляло бы фактически царские полномочия президента и, с другой стороны, резко повышало бы политическую значимость премьера. Премьером в то время (весной 2003 года) был Касьянов, который как раз перестал быть сугубо «техническим» деятелем и начал все более наглядно демонстрировать свой честно заработанный и уже довольно значительный политический вес.

В результате стремление руководства «ЮКОСа» к снижению своих издержек за счет повышения качества государственного управления приобрело вид подготовки заговора для свержения (или, по крайней мере, резкого ограничения возможностей) президента В. В. Путина. Поскольку Касьянов в свое время был близок к олигархическим представителям старой ельцинской «семьи», в частности, к уже низвергнутому в то время «черному человеку» российской политики — Березовскому, данный заговор выглядел как предельно откровенная и наглая попытка реванша этих сил.

Известно, что в критических условиях объяснять что-либо бывает уже поздно, тем более, что руководство «ЮКОСа», насколько можно судить, до последнего момента не понимало в полной мере, что происходит, и не подозревало о том, что своими действиями невольно и неосознанно, но поставило перед руководством страны единственный вопрос, по которому в принципе не бывает никаких значимых компромиссов, — вопрос о власти.

Результат известен: разгром одной из лучших в то время по качеству хозяйственного управления российских компаний и большое число человеческих трагедий (включая несколько смертей — сегодня, по всей видимости, можно назвать как минимум, с одной стороны, Р. Цепова, а с другой — В. Алексаняна). Чуть более отдаленным, но также следствием этого процесса стала скоропалительная отставка в начале 2004 года второго к тому времени по качеству после Е. М. Примакова (хотя и с катастрофически большим отставанием) премьера России — Касьянова с длительным параличом правительственных структур в ходе скоропалительной и непродуманной разрушительной «административной реформы».

Естественной реакцией на несоответствие территориальной ограниченности сферы компетенции каждой национальной бюрократии и глобального характера объекта регулирования — глобальной экономики — представляется надстройка национальных бюрократий до глобального уровня. То, что глубина противоречий (не только коммерческих, но и культурных, что намного важнее) на этом уровне существенно превышает все, что можно представить себе на уровне национальном и даже региональном (например, в Европейском союзе), принципиально отвергается перед лицом всепоглощающей потребности эффективного глобального регулирования, осуществляемого в собственных целях.