Джозеф Стиглиц - Глобализация: тревожные тенденции Страница 35

ПОЛИТИКА САМОРАЗОРЕНИЯ

Из всех ошибок МВФ, совершенных в Восточной Азии во время распространения по региону кризиса от одной страны к другой в 1997 и 1998 гг., наиболее трудно постижимой представляется неспособность Фонда осознать взаимное влияние, которое оказывали друг на друга политические мероприятия, проводимые в разных странах. Ограничительная экономическая политика, осуществлявшаяся в одной стране, не только ввергала в депрессию эту страну, но и оказывала негативное воздействие на ее соседей. Продолжая выступать за политику ограничений, МВФ усугублял распространение спада и заражал им одну страну за другой. По мере ослабления своей экономики страна сокращала импорт из стран-соседей и тянула их за собой в депрессию.

Принято считать, что в 1930-е годы важную роль в распространении Великой депрессии сыграла политика «разорения соседа». Если страну поражал спад, то она старалась укрепить свою экономику, ограничивая импорт и тем самым переключая потребительский спрос на отечественное производство. Страна сокращала импорт, вводя повышенные тарифы и осуществляя состязательную девальвацию своей валюты, чтобы сделать свои товары дешевле, а товары других стран ― дороже. Однако, сокращая импорт, каждая страна как бы «экспортировала» спад своим соседям. Отсюда и пошло выражение политика «разорения соседа».

МВФ разработал стратегию, воздействие которой было еще хуже, чем политика «разорения соседа», опустошившая страны всего мира во время депрессии 1930-х годов. Странам предлагалось в случае начала депрессии сокращать торговый дефицит и даже создавать положительное торговое сальдо. Это было бы вполне логичным, если бы главная цель макроэкономической политики состояла в возвращении долгов иностранным кредиторам. Создавая «военный запас» иностранной валюты, страна могла бы успешнее платить по своим счетам, невзирая на издержки, возникающие внутри страны или еще где бы то ни было. Сегодня, однако, в противоположность 1930-м годам огромное давление оказывается на страну, чтобы побудить ее не повышать тарифные и нетарифные барьеры в целях снижения импорта, даже если в ней начинается депрессия. МВФ также активно выступил против дальнейших девальваций. На самом деле главный смысл выкупа долгов заключался в предотвращении дальнейших снижений валютного курса. Это может само по себе показаться странным, если принять во внимание, что МВФ во всех других случаях, по-видимому, сохранял твердую веру в рынки: почему же не дать рыночному механизму определять валютные курсы так же, как они определяют остальные цены? Но интеллектуальная последовательность никогда не была знаком качества МВФ, и его односторонняя обеспокоенность инфляцией, вызываемой девальвациями, всегда получала преобладание. Если тарифы и девальвации исключаются, то остаются только два способа создания активного сальдо торгового баланса. Один из них заключается в увеличении экспорта, но это не может быть достигнуто легко и быстро, особенно если ваши главные торговые партнеры слабы, а ваши финансовые рынки расстроены так, что экспортеры не могут получить финансирования для расширения экспорта. Другой путь ― это сокращение импорта путем снижения доходов, т.е. провоцирование глубокой рецессии. К сожалению, и для отдельных стран, и для всего мира это остается единственным путем. И именно это произошло в Восточной Азии в конце 1990-х годов. Политика фискальных и кредитно-денежных ограничений вместе с дезориентированной финансовой политикой привели к массированному экономическому спаду, сокращению доходов, что в свою очередь привело к снижению импорта и образованию огромных торговых профицитов, обеспечивающих страны ресурсами для возврата долгов своим кредиторам.

Если целью было увеличение резервов, то политика имела успех. Но какой ценой для народов страны и ее соседей! Отсюда и наименование этой политики ― политика «саморазорения». Последствия для торговых партнеров любой страны были точно такими, как если бы фактически осуществлялась политика «разорения соседа». Каждая страна сокращала свой импорт, что для другой страны означало сокращение экспорта. С точки зрения соседей, было не так важно, почему их экспорт сокращался: они видели перед собой последствие, т.е. сокращение продаж за рубеж. Таким образом, спад экспортировался по всему региону. Только теперь он экспортировался не ради увеличения внутренних накоплений и усиления отечественной экономики. По мере того как спад распространился по всему миру, замедление роста в регионе вело к коллапсу цен на сырьевые товары, как, например, нефть, а коллапс цен на нефть оказывал разрушительное воздействие на нефтедобывающие страны, в том числе Россию.

Из всех ошибок МВФ наиболее печальной, пожалуй, является именно эта, поскольку она представляет собой великое предательство здравого смысла. МВФ беспокоился о распространении ― распространении спада с одного рынка капитала на другой через панику инвесторов,- хотя, как мы видели в предыдущем параграфе, политика, которую он навязывал, делала страны гораздо более уязвимыми вследствие непостоянства настроений инвесторов. Коллапс валютного курса в Таиланде мог вызвать опасения инвесторов в Бразилии за свои рынки в этой стране. Лозунгом времени было «доверие». Недостаток доверия в одной стране мог превратиться в недостаток доверия ко всем возникающим рыночным экономикам. Обобщая, можно сказать, что деятельность МВФ в качестве психолога рынка оставляет желать лучшего. Создание глубоких рецессий путем массированных банкротств и/или перевода в активную форму глубоко латентных проблем в регионе возникающих рыночных экономик с наилучшими показателями роста вряд ли способно восстановить доверие. Но даже если это положительно повлияло бы на восстановление доверия, возникли бы вопросы другого рода: сосредоточиваясь на защите инвесторов, Фонд забывал о людях в тех странах, которым он, как предполагалось, должен был помочь; он сосредоточивался на финансовых переменных, например валютных курсах, почти полностью забывая о реальной стороне экономики. Он потерял из виду суть своей первоначальной миссии.

УДУШЕНИЕ ЭКОНОМИКИ ВЫСОКИМИ ПРОЦЕНТНЫМИ СТАВКАМИ

Сегодня МВФ соглашается, что фискальная политика (относящаяся к уровню дефицита госбюджета), которую он выдвигал, была излишне ограничительной, но он не признает своих ошибок в кредитно-денежной политике. Когда Фонд пришел в Восточную Азию, он потребовал от стран региона поднять процентные ставки до того уровня, который, по общепринятым понятиям, считался астрономическим.

Я вспоминаю совещание, на котором президент Клинтон, расстроенный тем, что Алан Гринспен, глава ФРС, назначенный еще предыдущей администрацией, собирался поднять процентные ставки на одну четверть или половину процентного пункта. Он был обеспокоен, что это помешает «его» планам оживления экономики. Он чувствовал, что был избран на лозунге «Ведь это экономика, болваны!» под крики «Работы, работы, работы!», и не хотел, чтобы ФРС разрушила его планы. Он знал, что ФРС опасается инфляции, но полагал, что эти опасения чрезмерны ― чувство, которое разделял и я и правоту которого подтвердило дальнейшее развитие событий. Президент был обеспокоен возможным негативным влиянием повышения учетной ставки на занятость и только-только начавшееся оживление экономики. И это в стране, где один из лучших в мире климатов для бизнеса. Однако в Восточной Азии бюрократы из МВФ, которые обязаны были давать гораздо меньший политический отчет, навязали повышение процентных ставок даже не в десять, а в пятьдесят раз большее ― повышение учетной ставки составило более 25 процентных пунктов. Если Клинтон беспокоился о негативном воздействии повышения ставки на половину процентного пункта на экономику, в которой начиналось оживление, то его, наверное, хватил бы апоплексический удар при мысли о тех воздействиях на экономику, погруженную в рецессию, которые могут возникнуть при таких огромных повышениях процентных ставок. Корея первой повысила процентные ставки до 25 процентов, но ей сказали, что, если действовать по-серьезному, нужно повысить их еще больше. Индонезия подняла процентные ставки в качестве мероприятия, предваряющего кризис, но ей сказали, что этого недостаточно. Номинальные процентные ставки взлетели вверх.

Логика этих действий была простой, если не упрощенной. Когда страна поднимает процентные ставки, она становится более привлекательной для притока капитала. Поступающий капитал поможет поддержать обменный курс, и это стабилизирует валюту. Вот и вся аргументация.

На первый взгляд рассуждение кажется логичным. Однако рассмотрим пример Южной Кореи. Вспомним, что южнокорейский кризис начался с того, что иностранные банки отказались пролонгировать свои краткосрочные кредиты. Они отказались потому, что сомневались в способности южнокорейских фирм их возвратить: банкротство ― дефолт стояли в центре дискуссий. Но в модели МВФ, как и в большинстве моделей из учебников по макроэкономике, написанных два десятилетия назад, банкротство не содержится. Обсуждать кредитно-денежную политику и финансы без проблемы банкротства ― это все равно что ставить («Гамлет» Шекспира без Принца Датского. Сердцевиной анализа макроэкономики должен быть анализ влияния повышения процентных ставок на шансы дефолта и на то, какие реальные суммы могут себе вернуть кредиторы в случае дефолта. В Восточной Азии многие фирмы были сильно обременены долгами, и отношение долга к собственному капиталу было очень велико. Действительно, переобремененность кредитами, как многократно указывал даже МВФ, была одной из слабостей Кореи. Переобремененные заемными средствами компании чувствительны к повышениям процентных ставок, особенно до таких предельно высоких уровней, на которых настаивал МВФ. При очень высоких ставках они быстро становятся банкротами. Даже если компания не банкротится, ее собственный капитал (чистая сумма активов) скоро истощается, поскольку она вынуждена платить огромные суммы кредиторам.