Николай Яковлев - Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс! Страница 35

Конечно, спустя короткое время и мы все наседали на гостя. Однако точные вопросы Рузвельта были ударами вечернего метронома. Интервалы между ними все сокращались. Сами вопросы становились все более глубокими – верный показатель того, сколько он уже изучил на протяжении вечера. К полуночи, когда приходило время бежать на нью-йоркский поезд, Сэм, Док (О’Коннор) и я были в изнеможении, гость (который в большинстве случаев не понимал, что его выжали, как лимон) обычно выглядел порядочно измотанным, а губернатор, презрев дальнейшие вопросы, энергично высказывался по существу обсужденных проблем, резкими взмахами мундштука подчеркивал важнейшие положения»7.

Члены «мозгового треста» были удовлетворены работой с Рузвельтом. Он оказался очень способным учеником, схватывал новые идеи на лету. Одно это уже достаточно вознаграждало профессоров за их самоотверженный труд. Им представлялось, что ФДР в целом разделяет высказанные ему мысли. Он быстро понял объяснения о разрыве между покупательной способностью масс и производительными способностями страны. Моли призывал положить конец «анархии концентрированной экономической власти, которая, подобно орудию, сорвавшемуся на фрегате во время бури, носится по палубе, сокрушая все на пути». ФДР согласился и с этим, как и с тем, что нельзя и думать о разукрупнении концернов. Однако, признает Тагвелл, «ткань политики, которую он разрабатывал, создавалась в соответствии с замыслом мастера, о котором мы не имели ни малейшего представления». «Мозговой трест» давал строительные материалы, архитектором оставался Ф. Рузвельт8.

Боевое крещение идеи «мозгового треста», воспринятые Рузвельтом, получили в его речи по национальной радиосети 7 апреля 1932 г. Повод был малозначительным. Передачу организовала табачная фирма, рекламировавшая сигареты «Лаки страйк», но с годами эта десятиминутная речь стала знаменитой и вошла в хрестоматии: «Говорят, что Наполеон проиграл битву при Ватерлоо, ибо он забыл о своей пехоте – поставил все на более заметную, но менее важную кавалерию. Нынешняя администрация в Вашингтоне очень похожа на него. Она либо забыла, либо не хочет вспомнить о «пехоте» нашей экономической «армии». В переживаемые нами тяжелые времена нужны планы, базирующиеся на забытых, неорганизованных, но необходимых элементах экономической мощи, нужны планы, в которых возлагается надежда на забытого человека, находящегося в основе социальной пирамиды».

ФДР с громадной серьезностью предупредил: «Ни одна нация не может существовать, наполовину обанкротившись. Мейн-стрит, Бродвей, фабрики, рудники закроются, если половина покупателей не сможет покупать». Необходимо увеличить покупательную способность половины населения, особенно живущего в сельскохозяйственных районах; пресечь дальнейшее разорение и продажу с молотка ферм; расширить кредит фермам и мелким предпринимателям; снизить тарифы, чтобы сбывать излишки товаров в других странах. «Пришло время мужественно признать, что мы находимся в чрезвычайном положении, по крайней мере равном войне. Мобилизуемся, чтобы справиться с ним»9.

Введение в американский политический лексикон термина «забытый человек» и апелляция к нему ФДР оказались мастерским ударом. Пришел долгожданный национальный руководитель. Политические слепцы негодовали. «Я готов, – декларировал Смит, – бороться до последнего вздоха против кандидата, который демагогически призывает трудящиеся массы страны уничтожить ее, бросив класс против класса, богатых против бедных». Смит промахнулся, лишь немногие дубогрызы солидаризировались с ним.

Член национального комитета демократической партии А. Маллен писал ФДР 16 апреля: «Наши друзья, которые жалуются по поводу противопоставления класса классу, должны понять, что ныне настроение в стране таково, что против одного класса стоит вся масса народа. Те, кто думает, что южная часть Манхэттена (Уолл-стрит. – Н.Я.) может направлять политику Соединенных Штатов, превратно представляют настроение умов в наши дни. Простой человек в США считает, что так называемые капитаны промышленности несут главную ответственность за разразившуюся беду»10.

V

Идейное обогащение кандидата шло в ногу с отлично поставленной организационной работой. О его поддержке на конвенте заявляли самые различные деятели партии – от крайне правых до либеральных. 60-летний К. Хэлл, сенатор от штата Теннесси, внес вклад, объединяя представителей южных штатов. Сенатор от штата Луизиана X. Лонг, поклонявшийся идолу тоталитаризма, и отец Ч. Кофлин – священник-демагог из Детройта – превозносили появление сильного духом человека, в котором отчаянно нуждалась Америка.

Как и следовало ожидать, Таммани колебалась, а ее босс Кэри поддерживал Смита. Но ФДР мог полагаться на голоса делегатов северной части города, контролировавшиеся Флинном. На стороне Рузвельта твердо стояли те, кто считался «левым» в конгрессе, – сенатор Б. Уиллер от штата Монтана, сенатор Дж Норрис от штата Небраска, сенатор Р. Лафоллет от штата Висконсин, сенатор Э. Костиган и многие другие.

Деньги собирались из всех возможных источников, даже Сара Делано изъяла из основного капитала 5 тыс. долл. Она откровенно писала сыну: «Если тебя не выдвинут, я не заплачу, но деньги будут истрачены зря!» Она не могла понять, что деньги нужны именно для того, чтобы добиться выдвижения на конвенте. Фарли и Хоу сильно издержались, первый рассылал бесчисленные письма, второй направлял каждому делегату конвента подписанную Рузвельтом фотографию и пластинку «с обращением губернатора специально к вам». В Чикаго, где предстояло работать конвенту, Хоу и Фарли сняли помещение и начали там обработку делегатов. Фарли вывесил на стене большую карту США, на которой отмечал, кто и где стоит за ФДР; ее немедленно прозвали «картой фельдмаршала Фарли».

Делегаты поодиночке и группами приглашались Фарли на совещания. В комнате, где они происходили, были установлены микрофон и громкоговоритель; желающие могли связаться с ФДР. Он незримо был с ними. Рузвельт помнил многих по именам, справлялся об их здоровье и здоровье членов семьи и т. д., а также объяснял свою позицию по политическим проблемам. Неслыханное живое общение производило глубокое впечатление, особенно на приехавших из медвежьих углов.

27 июня конвент открылся. Была принята платформа демократической партии, написанная небезызвестным М. Пальмером при участии К. Хэлла и в соответствии со взглядами ФДР. В ней давались различные обещания, но делегаты не обсуждали ее долго, за исключением неистового одобрения той части, в которой предлагалось отменить «сухой закон». Они с нетерпением ждали 30 июня, на конвенте были выставлены кандидатуры 11 человек, в том числе Рузвельта, Смита, Гарнера, Бейкера. В 5 утра 1 июля начался первый тур голосования. ФДР получил 666 голосов, не добрав до двух третей немногим более 100 голосов. Последовали еще два тура, картина не изменилась. Хотя ближайший к нему кандидат – Смит имел всего 200 голосов, конвент оказался в тупике.

В 9 утра заседание закрылось. Фарли и Хоу в Чикаго, Розенман в Олбани были в отчаянии, ибо в таких случаях в США обычно появляется «темная лошадка» – компромиссный, бесцветный проходной кандидат. Казалось, что все погибло.

В Олбани Розенман был наполовину убежден, что время на составление речи, с которой ФДР намеревался выступить на конвенте, потрачено зря. Он провел ночь в губернаторском дворце. В маленькой комнате ни на минуту не выключалось радио, ФДР сидел рядом с телефоном/ разговор с Чикаго почти не прерывался. Сара Делано и Элеонора также бодрствовали, в кресле крепко спал сын Эллиот Рузвельт, на диване дремали секретарши Мисси и Грейс Талли. В перерывах между телефонными звонками Рузвельт пытался написать концовку речи, ему это никак не удавалось. Да и сама речь была велика – она выходила за 30 минут, а ФДР к этому времени уже придерживался правила, которое до конца жизни почти не нарушал, не затруднять слушателей более получаса.

Измученный бессонной ночью Розенман ушел в другую комнату дописывать речь. В утомленном мозгу всплыли слова «новый курс»; Розенман написал последнюю фразу: «Я клянусь проводить новый курс для американского народа». Усталый ФДР, просмотрев заключительный абзац, одобрил его. «Я не имел ни малейшего представления, – пишет Розенман, – что эти слова получат такое распространение, как и губернатор, когда он прочитал и подправил написанное мной. Больше того, он не придал ни малейшего значения этим двум словам».

Американские историки провели тщательное исследование генезиса термина «новый курс». С большим разочарованием они констатировали, что он, скорее всего, заимствован из книги Марка Твена «Янки при дворе короля Артура», которую хорошо знал и любил сам ФДР.

Утром 1 июля бледные и унылые ФДР и его близкие разошлись по спальням. Поспав несколько часов, они собрались у обеденного стола. Рузвельт попросил, чтобы стол отодвинули, иначе он не дотянется до телефона, не сменив свое обычное место. Внешне он ничем не выдавал волнения, спокойно объяснив, что не хочет «терять счастья, сев на другое место». Никто не поддержал шутки – семья и близкие хорошо знали: ФДР суеверен, придает значение многим приметам. Он, например, не любил, когда трое прикуривали сигареты от одной спички, положительно терялся, если видел тринадцать человек за столом, никогда не отправлялся в путь тринадцатого и т. д.