Валентина Скляренко - Окружение Гитлера Страница 36

Последние тайны «узника № 7»

В 1945 году Рудольф Гесс предстал перед Нюрнбергским трибуналом и был приговорен им к «пожизненному заключению за преступления против человечества». С 18 июля 1947 года он вместе с еще шестью немецкими военными преступниками был отправлен для отбывания наказания в тюрьму Шпандау, расположенную на территории британского сектора Берлина. Отныне и до конца жизни его домом стала одиночная камера, а сам он, потеряв все свои былые звания и даже собственное имя, превратился в заурядного «заключенного № 7».

Шпандау, построенную еще в 1876 году, издавна в народе называли «мешком пыток». И хотя в середине XX века узников там уже никто не пытал, пребывание в ее стенах было настолько тягостным, что некоторые из них не выдерживали и кончали жизнь самоубийством. Именно такая участь, по официальной версии, объявленной британскими властями сразу после его кончины, постигла и Рудольфа Гесса. Однако сегодня подавляющее большинство историков убеждено в том, что смерть «заключенного № 7» была насильственной. Но прежде чем перейти к исследованию их доказательств, нужно хотя бы вкратце познакомиться с условиями его тюремной жизни.

После окончания Второй мировой войны Шпандау была единственным учреждением в Западном Берлине, которым управляла совместная администрация четырех держав-союзниц. Вот что вспоминала об организации работы в ней полковник в отставке Маргарита Неручева, с 1957 года исполнявшая обязанности переводчика при заключенных: «Трехэтажное здание тюрьмы окружала стена со сторожевыми вышками. С внешней ее стороны были поставлены еще два дополнительных ограждения из колючей проволоки высотой в три метра, причем одно из них под постоянным током высокого напряжения. Тюрьма управлялась представителями четырех держав: от каждой из стран-союзниц – директор в звании подполковника, офицер-медик, а также переводчик и надзиратели. Караул поочередно менялся каждый месяц, как и председательствующие директора. Служебный персонал внутри тюрьмы состоял из лиц мужского пола из стран, принадлежащих к Объединенным нациям. Немцев на службу не принимали».

Шпандау была рассчитана на 600 заключенных. Но с 1947 года в ней содержали только семерых военных преступников, осужденных Нюрнбергским трибуналом. Неручева подробно описывала их режим, занятия и условия содержания: «Их разместили во внутреннем блоке длиной около 30 метров, где были 32 камеры. Чтобы заключенные не передавали друг другу какую-либо информацию, по обеим сторонам от каждой занимаемой камеры находились пустые. В камере стояли железная койка с матрацем, стол и деревянный табурет. В любое время заключенных могли обыскать. Камеры тщательно осматривались не менее двух раз в день. После выключения света на ночь проверка производилась с помощью электрического фонаря. Годами приученные к такому режиму заключенные спали с темными повязками на глазах. Заключение было одиночным, работа, посещение церкви и прогулки – общие. По немецким тюремным законам осужденные должны каждый день работать, кроме воскресных и праздничных дней. Вначале, когда их было еще семеро, узники Шпандау работали в камерном блоке – за длинным столом клеили конверты. Им не разрешалось разговаривать. Один из них во время работы читал вслух какую-нибудь книгу, разрешенную цензурой. При мне работы были перенесены в сад. Гесс никогда ничего не делал. Гулял по дорожкам сада или, сославшись на нездоровье, сидел на скамейке, уставившись в одну точку[21]. Однажды я наблюдала такую сценку. Гесс подметал коридор. Собрал мусор в совок и, воровато оглянувшись по сторонам – не смотрит ли кто, со злостью разбросал мусор снова…»

В поведении «узника № 7» наблюдалось немало странностей. Так он более 20 лет не соглашался на встречу со своими родными, которая полагалась ему ежемесячно, объясняя это так: «Я считаю недостойным встречаться с кем бы то ни было в подобных обстоятельствах». Но когда у него в октябре 1969 года серьезно обострилась язва и его положили в британский военный госпиталь в Западном Берлине, Гесс дал согласие на свидание с женой. По мнению Неручевой, изменить свою точку зрения на посещения близких и нарушить свое затворничество его заставило не только ухудшение здоровья. Проведя в Шпандау полжизни, Гесс вдруг почувствовал опасность. Он долго не вывешивал на стену камеры фотокарточки жены и сына, как это было положено, а хранил под матрацем. А еще систематически жаловался на состояние здоровья, подозрительно относился к пище и напиткам, боясь, что они отравлены. «Всем поведением и каждой мелочью, – по словам Неручевой, – Гесс подчеркивал свою исключительность. Отсюда и его нелюдимость, и то, что при помещении в Шпандау, как рассказывали мне старожилы, он выбрал форменную одежду с номером один на спине и коленях. К его неудовольствию, руководство тюрьмы выдало Гессу одежду № 7».

Тюремные врачи терпеливо относились к его странностям и капризам, считая их проявлением душевных расстройств. В таком состоянии, к тому же осознавая безысходность своего положения и страдая от монотонности тюремных будней, он конечно же мог решиться на сведение счетов с жизнью. Тем более, что такие попытки у него уже были: в первый год своего пребывания в Британии в статусе военнопленного он бросился в лестничный пролет, отделавшись лишь переломом ноги, а в ночь с 23 на 24 февраля 1977 года, находясь уже в Шпандау, порезал себе вены. Это было во время дежурства французской стороны. Поэтому весть о том, что 12 августа 1987 года Гесс был найден в тюремном саду повешенным на шнуре от электрочайника, вряд ли могла вызвать какое-либо другое объяснение кроме суицида. В общих чертах официальная версия смерти Гесса была сформулирована американским директором тюрьмы через несколько часов после случившегося таким образом: «Гесс, как обычно, находясь на прогулке в сопровождении надзирателя, направился к садовому домику. В это время надзирателя неожиданно позвали к телефону, и он побежал в здание тюрьмы. Когда через несколько минут он вернулся в домик, то обнаружил Гесса бездыханным с электрическим шнуром, обмотанным вокруг шеи».

На самом деле большинство обстоятельств этой смерти оказались весьма подозрительными. Много лет общавшаяся с Гессом М. Неручева свидетельствовала: «В 1987 году Гесс был не только очень стар (93 года), но и очень болен. Плохо видел. Почти не владел пальцами обеих рук. Самостоятельно не мог завязать даже шнурки ботинок. А по официальной версии, он сумел из электрического шнура соорудить нечто типа виселицы. Просто невероятно!» И это лишь один из примеров абсурдности версии о его самоубийстве, лежащий, как говорится, просто на поверхности. Множество других приведено в книгах «Смерть Рудольфа Гесса?», «История двух убийств» и «Убийство Рудольфа Гесса. Таинственная смерть моего отца в Шпандау». Последняя из них написана Вольфом Рюдигером Гессом и содержит подробнейший рассказ о расследовании всех обстоятельств этого трагического события. Она была издана сначала на немецком языке, потом – на английском. Отсутствие русского перевода в какой-то мере восполняет развернутое эксклюзивное интервью автора газете «Собеседник».

В медицинском заключении о смерти отца, полученном Вольфом Рюдигером, было указано: «Заключенный номер семь, привязав к шее заранее спрятанный им в летнем домике сада Шпандау провод от электролампы, другой конец закрепил на оконной ручке и потом спрыгнул со стула. Смерть наступила в результате асфиксии после прекращения доступа в мозг кислорода». Однако у сына этот документ вызвал большие сомнения. Во-первых, во время свиданий его отец абсолютно не был похож на человека, собирающегося свести счеты с жизнью. Более того, в последние годы он особенно заботился о своем здоровье, ибо надеялся на помилование. Против версии о самоубийстве говорит и то, что в день своей смерти Гесс надиктовал своему санитару А. Мелауи большой список покупок. Вольф Рюдигер обратился с просьбой показать ему этот садовый домик и провод от лампы, а также разрешить поговорить с американским охранником Джорданом, дежурившим в тот день. Но не тут-то было. Как он пишет: «24 августа тюрьму снесли, а домик сожгли – спецслужбы старались уничтожить улики». Кстати, вместе с домиком сгорело и главное вещественное доказательство – электрошнур.

Но наиболее подозрительным Вольфу показалось странное письмо, написанное его отцом перед уходом из жизни. В нем он просил прощение у своей бывшей секретарши за то, что отказался признать ее на Нюрнбергском процессе. Но ведь эти извинения Гесс уже давно передал ей на словах! Да и по ряду характерных эпизодов письмо больше соответствовало концу 1960-х годов, когда у него были большие проблемы со здоровьем. Похоже, что именно тогда оно и было написано, но до адресата не дошло, а было перехвачено охраной и отложено, как говорится, до «лучших» времен.