Генри Киссинджер - Мировой порядок Страница 38

Даже в момент наибольшего сближения (так все восприняли на Западе) – после заключения временного соглашения по иранской ядерной программе с пятью постоянными членами Совета Безопасности ООН и Германией – лидер Ирана Хаменеи заявил в январе 2014 года:

«Маскируя американские планы, некоторые пытаются скрыть их уродство, насилие и террор и продемонстрировать народу Ирана, что правительство Америки настроено благожелательно и человеколюбиво… Разве можно спрятать за гримом столь уродливую, уголовную физиономию?.. Иран не нарушит договоренностей, которые мы подписали. Но американцы – враги исламской революции, враги Исламской Республики, враги этого флага, который вы подняли».

Тот же Хаменеи высказался несколько более изящно в речи на Совете стражей конституции Ирана в сентябре 2013 года: «Когда борец сражается с соперником и вынужден прибегать к техническим уловкам, он не должен забывать, кто его соперник».

Подобное положение дел не обязательно сохранится. Среди государств Ближнего Востока Иран обладает, пожалуй, наиболее значимым опытом национального величия и наиболее долгой и проработанной стратегической традицией. Он сохранял свою культуру на протяжении трех тысячелетий, порою расширяя границы, за счет успешной многовековой манипуляции соседями. До революции аятолл Запад и Иран поддерживали взаимовыгодное сотрудничество на основе одинаково трактуемой концепции национальных интересов. (По иронии судьбы, возвышению аятолл на последней стадии этого процесса способствовало охлаждение отношений США с шахом – мы ошибочно посчитали, что грядущие перемены ускорят демократизацию и послужат укреплению американо-иранских связей.)

Соединенные Штаты и западные демократии должны стремиться к восстановлению сотрудничества с Ираном. Но нельзя строить сотрудничество на предположении, что их собственный позитивный опыт автоматически окажется актуальным для других обществ, особенно для Ирана. Надо допускать возможность того, что воинственная риторика основывается на истинных убеждениях и оказывает влияние на значительную часть иранского народа. Изменение тона – лишь первый признак возвращения к «нормальности», особенно с учетом того, что определения этой нормальности различаются столь фундаментально. Нельзя забывать и возможности того – и это весьма вероятно, – что изменения в тактике служат для достижения практически неизменных целей. Подлинное примирение Соединенные Штаты должны приветствовать и прилагать реальные усилия в этом направлении. Однако для успеха нужно четко понимать, куда именно мы движемся, прежде всего – по ключевому вопросу о ядерной программе.

Иран и распространение ядерного оружия

Будущее ирано-американских отношений зависит – по крайней мере в краткосрочной перспективе – от разрешения во многом «технической» проблемы военного свойства. Когда я пишу эти строки, происходят потенциально эпохальные перемены в военном балансе региона и в психологическом равновесии. Это связано со стремительной эволюцией Ирана к статусу ядерной державы в ходе переговоров с постоянными членами Совета Безопасности ООН и Германией (П5+1). Остающийся в тени обсуждения технических и научных возможностей, этот вопрос на самом деле представляет собой фокус международного порядка, ведь речь идет о способности международного сообщества обеспечить соблюдение обоснованных требований на фоне поистине изощренного неприятия, о реальной готовности клерикального режима к сотрудничеству и о перспективах гонки ядерных вооружений в наиболее нестабильном регионе мира.

Традиционный баланс сил опирается на военную и промышленную мощь. Его возможно изменить только постепенно – или через завоевания. Современный баланс сил отражает уровень научного развития и может оказаться под угрозой вследствие каких-либо разработок на территории одного-единственного государства. Никакое завоевание не могло бы укрепить советскую военную мощь сильнее, чем стремление разрушить американскую ядерную монополию конца 1940-х годов. Аналогично, распространение ядерного оружия не может не отразиться на региональном балансе – и на международном порядке – и обернется целым рядом активных противодействий.

На протяжении холодной войны американское руководство строило свои международные стратегии в контексте внушающей страх концепции взаимного сдерживания: мы понимали, что ядерная война повлечет жертвы в масштабах, сопоставимых с гибелью человечества. Кроме того, руководство сознавало, что готовность пойти на крайние меры – хотя бы до определенного момента – имеет важное значение, если мы не желаем допустить, чтобы мир скатился в безжалостный тоталитаризм. Сдерживание в рамках этих «параллельных кошмаров» было возможно, поскольку на планете имелись всего две ядерные сверхдержавы. Каждая провела сопоставимые оценки рисков применения ядерного оружия. Но едва ядерное оружие стало распространяться по свету, политика сдерживания начала превращаться в фикцию, а сама концепция сдерживания утрачивала смысл. В современном мире уже очень сложно сообразить, кто кого сдерживает и на каких основаниях.

Даже если предположить, что «новые» ядерные страны проведут те же расчеты выживаемости, что и СССР с США, в отношении военных действий друг против друга – а это весьма сомнительное допущение, – данные страны все равно способны подорвать нынешний международный порядок, причем сразу в нескольких аспектах. Сложность защиты ядерных арсеналов и установок (равно как и создание комплексных систем предупреждения, по примеру передовых ядерных государств) увеличивает шансы на развязывание войны – из-за соблазна внезапного нападения и превентивного удара. Кроме того, ядерное оружие можно использовать в качестве «щита» от нападений экстремистов. (А другие ядерные державы не смогут проигнорировать атомную войну у своих границ.) Наконец, опыт «частного» распространения ядерного оружия из технически дружественного США Пакистана в Северную Корею, Ливию и Иран имеет самые серьезные последствия для международного порядка, поскольку страна-распространитель формально не считается государством-изгоем.

На пути к созданию собственного ядерного потенциала нужно преодолеть три препятствия: приобрести системы доставки, наладить производство расщепляющихся материалов и начать производство боеголовок. Что касается систем доставки, сегодня существует обширный открытый рынок, где главными продавцами выступают Франция, Россия и в некоторой степени Китай; требуются прежде всего финансовые ресурсы. Иран уже приобрел исходную технологию и может развивать ее по собственному усмотрению. Технология производства боеголовок также не является тайной за семью печатями, а само подобное производство сравнительно легко спрятать от наблюдателей. Пожалуй, наилучший, если не единственный, способ предотвратить появление новой ядерной державы – вмешательство в процесс обогащения урана. Необходимым элементом этого процесса является применение центрифуг – устройств, производящих обогащенный уран. (Обогащение плутония тоже опасно и тоже обсуждается на соответствующих переговорах[79].)

Чтобы предотвратить развитие ядерного потенциала Ирана, Соединенные Штаты и другие постоянные члены Совета Безопасности ООН уже более десяти лет (сменилось две администрации с обеих сторон) ведут переговоры. Шесть резолюций Совета Безопасности ООН с 2006 года требовали от Ирана прекратить программу обогащения урана. Три американских президента от обеих партий, все постоянные члены Совета Безопасности ООН (в том числе Китай и Россия) и Германия, руководство Международного агентства по атомной энергии – все заявляли и продолжают заявлять, что наличие у Ирана ядерного оружия неприемлемо и что Иран должен немедленно прекратить обогащение урана. И ради достижения этой цели никакие средства не считаются непозволительными – по словам сразу двух американских президентов.

Налицо стабильное развитие иранской ядерной программы – на фоне постепенного смягчения позиции Запада. Когда Иран проигнорировал резолюции ООН и построил центрифуги, Запад выдвинул ряд предложений, всякий раз повышая «степень разрешенного» – то настаивал, чтобы Иран полностью прекратил обогащение урана (2004), то допустил возможность производства низкообогащенного (НОУ, менее 20 %) урана (2005), то предложил, чтобы Иран экспортировал большую часть своих запасов НОУ, а Франция и Россия могли бы производить топливные стержни с 20 %-ным ураном (2009), то согласился позволить Ирану сохранить достаточно запасов НОУ для работы исследовательского реактора – при условии, что Иран прекратит деятельность комплекса центрифуг в Фордо (2013). Некогда этот комплекс считался секретным объектом; после обнаружения завода Запад упорно требовал его полного закрытия. Ныне западные условия допускают, что работу комплекса можно лишь приостановить, с гарантиями, затрудняющими повторный запуск. В 2006 году была создана группа П5+1 для координации позиций международного сообщества, и ее представители требовали от Ирана остановить ядерную программу до начала переговоров; в 2009 году об этом условии уже никто не вспоминал. В подобной ситуации Ирану, разумеется, нет ни малейшего повода воспринимать любую инициативу как окончательную. Действуя ловко и дерзко, он на каждом этапе кризиса выказывал меньше интереса к компромиссу, нежели группа западных держав, и тем самым добивался все новых и новых уступок.