Сергей Минутин - От общественной организации к гражданскому обществу Страница 6

Эта неоригинальная мысль постоянно циркулирует и по западным закулисам и по российским просторам. Если бы мы смогли определиться с тем, когда же был самый первый исход россиян из России, наверное тогда мы бы смогли приблизиться к разгадке зарождения этой мысли. С татаро-монголов или с правления Ивана Грозного начинается массовая эмиграция россиян за рубеж. Почему сегодня у мэров, губернаторов основное недвижимое имущество за рубежом? Они готовятся к эмиграции или уже эмигрировали, но пока можно, – ещё крадут в России.

Принято считать, что белая эмиграция была первой волной русской эмиграции. Эта волна, видимо, лучше других «волн» изучена. Пусть будет так, но то, что очень многие эмигрантские головы стали мыслить в контексте собственных ошибок, а не на зеркало пенять, – это факт. Особенно активно мыслили военные эмигранты. Армия ведь плоть от плоти политической системы. При смене политического режима армию уничтожают в первую очередь, освобождая место для новой армии, приводя всех её солдат к новой присяге. Эта новая армия уже будет защищать новый режим. Бывают даже курьёзы. Если французам сильно поднадоел их политический режим к 1939 г., то они и быстро «легли» под немецкую оккупацию во время Второй мировой войной, практически без потерь и без сопротивления, считая немецкие оккупационные власти лучше своих. Это уже после войны появились рассказы о французском сопротивлении, о лётном полке, о потерях в первые дни оккупации и т. д. Но никто не считал потерь французов в войне, ибо они были минимальны, так как армия народ не защищала, а враг народ не трогал в виду отсутствия сопротивления.

Другое дело, если армия встаёт на защиту режима. Если встаёт, значит, её хорошо кормили. В 1918 году появилось белое движение, состоящее как раз из тех армейских чинов, которым было хорошо при прежнем самодержавном режиме. А, например, в 1991 году таких чинов не нашлось, значит, в советской армии было плохо всем. К концу ХХ века она уже ничего не защищала, а её отцы-командиры, вместе с политиками растаскивали народное добро. В этом коренное отличие начала и конца ХХ века для русской армии. Коммунистам пришлось даже выдумывать героических полковников и генералов, а то получалось стыдно, – был режим, были его носители, аж, 20 миллионов коммунистов, была армия, но никто не поднялся на защиту режима. Всё было слито в ваучеры и разворовано со свистом.

Начало ХХ века дало миру в лице русской военной эмиграции общественных мыслителей. Другое дело, какая общественная мысль может родиться в голове армейского мыслителя? Здесь надо сделать уточнение. Среди русских мыслителей очень много офицеров, ставших мировыми мыслителями. Это и Л.Н. Толстой, и М.Ю. Лермонтов и др. Но это мировые умы, а не «частные армейские мыслители». Тем не менее, именно «частные армейские мыслители», оказавшись в эмиграции, писали историю начала ХХ века. Да и деваться им было некуда, если исходить из такого понятия как честь. Поражение в Первой мировой войне, поражение в Гражданской войне, потеря страны, – надо было оправдываться. Кроме того, есть что-то неординарное в русском офицерском корпусе, даже тот опыт, который дала часть русского офицерского корпуса отторгнутого Россией за рубежом, по части развития общественных отношений, общественных организаций, поистине уникален. Другого такого опыта просто нет.

Сильно намаявшись в череде войн, а потом и на чужбине, осознавая, что с каждым годом жизни за границей русские будут всё более и более утрачивать свою идентичность, терять чувство локтя, а в России это чувство среди чиновничества и офицерского корпуса было достаточно развито и весьма ценимо, «армейские мыслители», чтобы хоть как-то сохранить то, что ещё осталось и начали создавать общественные организации и делать попытки к их объединению. Именно эти попытки и являются первым шагами человечества на пути создания гражданского общества в крайне агрессивной, инородной, общественной среде.

Уже «первого сентября 1924 года генерал Врангель объявил войскам Приказ № 35-об образовании Русского Общевоинского союза. В него включались общества белых армий, все части и воинские союзы, а также и те, которые в будущем пожелали бы присоединиться к объединению. Внутренняя жизнь обществ, регламентируемая собственными уставами, сохранялась в силе. В административной отношении, Русский Общевоинский союз делился на отделы, а те, в свою очередь, на отделения. 16 ноября 1924 года Великий князь Николай Николаевич принял на себя Верховное командование Русским зарубежным воинством». …» /О.Г. Гончаренко, «Белоэмигранты между звездой и свастикой», Москва, «Вече», 2005 г., с. 62/. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло, то что надо было делать ещё в России, стало создаваться за рубежом, а именно гражданское общество в среде изгнанников из России.

Справедливости ради надо отметить, что и русское духовенство оказавшись в эмиграции тоже не сидело сложа руки и стало возвращать себе паству. Так уже 21 ноября 1921 года «… в Сремских Карловицах, состоялся Первый Заграничный Русский Церковный Собор, созванный для объединения, урегулирования и оживления церковной деятельности. Собравшиеся иерархи признали над собой полную архипастырскую власть Патриарха Московского. Почётным председателем собора был избран Патриарх Сербский Дмитрий, а среди его почётных гостей находился председатель Совета министров Пашич и барон Врангель… Заграничный Церковный собор, обратившийся ко мнению народов мира, просил о выступлении международного сообщества в защиту Церкви и русского народа, обличая перед лицом всего мира «преступность кровавого коммунизма и его вождей, узурпаторски захвативших власть и бессовестно и бесчестно разрушивших все государственные, общественные и семейные устои России, разбазаривших все её достояния и богатства, поднявших жестокое гонение на Церковь… и глумившихся беспощадно над величайшими Её Святынями, заливших потоками русской крови все города, сёла и станицы»…» /О.Г. Гончаренко, «Белоэмигранты между звездой и свастикой», Москва, «Вече», 2005 г., с. 65/.

Ради оправдания никаких слов не жалко, но чувствуете разницу в идеях «OPUS DEI» (Дело Божье) и Первого Заграничного Русского Церковного Собора. OPUS DEI весь фокус духовной жизни рассматривает с точки зрения вечности и эволюции человечества, а у русской духовной эмиграции ключевое слово «борьба» с теми, кто лишил персонально их благополучия в пользу русского большинства. А там где в основе «борьба» грех жаловаться на поражения. Поэтому, по обе стороны российской границы, россияне были готовы умирать. Только эмигранты в борьбе за возвращение своей ветхой недвижимости, личных прав, возможности угнетать «подлые сословия», а оставшиеся в России за противоположные ценности, хотя и формулировались они как непонятное «это»: «И как один умрём в борьбе за это». Но это тоже идеи, хоть левые, хоть правые, хоть центристские призванные на службу властью, но где здесь духовность, где вечность?

Вспомним в датах. В 1921 году прошёл Собор, а только в 1928 году была создана OPUS DEI. Почему мы упоминаем именно эту организацию? Дело в том, что она стала чем-то вроде личного спецназа Папы Римского в определении политики всей Католической церкви и ответом на атеизм коммунизма.

Вроде бы правильные слова и правильные дела всё время идут от них, с Запада к нам в Россию, а мы им за это пеньку, мёд, хлеб, или как сегодня газ, нефть, алюминий, людские ресурсы. Вроде бы. Следует добавить, что любой российский режим ещё и впроголодь держит тех, кто об этом догадался, а это опять гражданская война. Но, к правильным идеям, к правильным словам мы приходим первыми.

К гражданскому обществу первыми призвали русские эмигранты. Другое дело, что «эмигрант» по определению ни к чему призывать не имеет права, так как «доигрался» на своей Родине, потеряв её. Но каков опыт, который он несёт тем, кто за ним наблюдает. Иноземный наблюдатель сразу понимает, что вечная борьба друг с другом, крепостного с барином, а барина с крепостным до добра не доводят, что своих граждан надо мотивировать «на бой на труд», как это начали делать русские, оказавшись в изгнании. Надо просто копировать русские попытки создания своего гражданского общества, перенося этот опыт на своих граждан, и никакой борьбы. Пусть русские борются, раз сказав «А», до конца не понимают чего хотят, а мы скажем за них «Б», направив собственных граждан к «собственным» выводам в сфере политики, права, финансов, искусства и т. д. Пусть создают свои многочисленные общественные организации, а мы, власть, будем направлять их на духовно правильный путь. А этот путь по замыслу западных стран, отнюдь не план по возведению церквей или духовно-социалистическое соревнование в области строительства очередного «изма» и «откату» денежных знаков. В этой глупости русские особо преуспевают, вот пусть и развлекаются, а мы, наблюдающие за ними, умные, будем строить гражданское общество. И ведь строят, довольно часто заимствуя мысли и примеры из нашей русской истории и практики.