Анатолий Вассерман - Реакция Вассермана и Латыпова на мифы, легенды и другие шутки истории Страница 7

Словом, при всех новых возможностях, непрерывно рождающихся по ходу прогресса, темпы осуществления этих возможностей меняются очень мало. Именно поэтому возникают экономические циклы.

Различные механизмы перехода, например, открытий в изобретения, а изобретений — в готовую продукцию неплохо изучены. Лично я особо рекомендую тем, кого это заинтересует, труды Генриха Сауловича Альтшуллера. Хотя, конечно, один человек не в силах охватить всю сложность этой темы — но он нарисовал общую карту, удобную для ориентации. А конкретный маршрут по этой карте каждый может выбрать самостоятельно.

Тоталитаризм — это борьба

По меньшей мере с эпохи Возрождения высшей ценностью признана свобода. Карл Генрихович Маркс (с недавних пор названный едва ли не главным проповедником принуждения) предлагал измерять благосостояние человека свободным временем, остающимся у него по удовлетворении всех безотлагательных личных и общественных потребностей.

Соответственно эталоном пренебрежения природой и нуждами человека уже давно положено считать тоталитаризм — желание государства контролировать все стороны жизни каждого человека. Да и подобное же стремление общества, не опирающееся на государственную мощь, нынче столь же предосудительно. Так, в числе главных претензий к религиям — их желание предписывать каждому адепту многие особенности форм поведения — вроде иудейской кипы, исламского хиджаба или христианского крестного знамения.

Между тем на протяжении всей истории общество налагает на каждого своего члена несметное множество ограничений. И почти каждый член общества подчиняется этим ограничениям даже в тех случаях, когда может нарушить многие из них. Потому что (как сформулировал ещё Аристотель Никомахович Стагирский) человек — животное общественное.

Наша жизнь с незапамятных времён подчинена одному из основных принципов экономики: чем глубже разделение труда, тем выше его производительность. В обществе каждому жить выгоднее: сосредоточившись на своей узкой специальности, получаешь от других — также сосредоточенных на своём — куда больше, нежели смог бы сделать в одиночку, в режиме полного автономного самообеспечения.

Но чем глубже разделение труда, тем сложнее механизмы, обеспечивающие взаимодействие между хозяйствующими субъектами. Соответственно сложнее поддержание работоспособности этих механизмов.

Вдобавок сама структура экономики стала хоть немного понятна лишь в последние пару веков. До того приходилось лишь гадать, какие именно особенности поведения каждого из нас могут сказаться на общем благополучии. Ещё в конце XVII века добропорядочные жители городка Салем в британской колонии Массачусеттс на западном побережье Атлантики искренне веровали в способность вызывать заболевания и непогоду колдовскими манипуляциями: печально памятная охота на ведьм убила пару десятков человек и сломала ещё многие десятки судеб. Религиозная регламентация поведения, ныне именуемая тоталитарной, тысячелетиями представлялась единственным надёжным способом обеспечить стабильность общества и тем самым поддержать возможность взаимодействия звеньев разделённого труда.

Чем производительнее труд, тем больше накапливается излишков по сравнению с потребностями жизнеобеспечения, тем меньше внимания можно уделять общей эффективности. По мере развития общества его нравы становятся свободнее. Первой ощущает эту свободу верхушка, где скапливается преобладающая масса жизненных благ. Возмущение рядовых граждан расточительностью и развратом правителей и богачей — постоянный лейтмотив едва ли не всей известной нам истории. Но со временем и вся народная масса обретает достаточно, чтобы не слишком беспокоиться о каждой дисциплинарной мелочи. Даже самое скромное по нынешним западноевропейским меркам поведение представляется недопустимо вольным и непристойным любому привыкшему к африканскому или арабскому уровню достатка с соответствующим уровнем жёсткости унификации поведения. А западноевропеец в свою очередь считает такую унификацию варварски тоталитарной.

Чем сложнее стоящие перед обществом задачи, чем больше требуемая для их решения доля доступных в данный момент ресурсов — тем строже регламентация всех сторон жизни. В дни наивысшего напряжения общество подобно спортсмену, готовящемуся к ответственным соревнованиям. Жёсткая диета. Чётко дозированная нагрузка. Некоторыми мускулами приходится вовсе жертвовать: для решения поставленной задачи они не нужны — пусть и не развиваются, не оттягивают на себя кровь и питательные вещества. Незнакомому со спортом — и даже болельщику, не имеющему личного опыта высоких нагрузок — такое поведение кажется тоталитарным. А уж любой тренер при взгляде с комфортного дивана и подавно заслуживает по меньшей мере Гаагского трибунала: вспомним хотя бы любимые журналистами легенды о свирепости нрава Станислава Алексеевича Жука — и слёзы благодарности фигуристов, завоевавших под его руководством десятки золотых медалей. Да и солдаты, поминающие злого как чёрт сержанта, не всегда достаточно знакомы с военным делом, чтобы подсчитать, сколько раз его строгость спасала им жизнь.

Само по себе повышенное внимание к собственным возможностям — ни в коей мере не криминал. Стрельбе учится и охотник, и киллер. Качают мускулы на тренажёрах и бодибилдеры, и уличные грабители. Даже если мы наблюдаем в какой-то стране все признаки тоталитаризма, трудолюбиво собранные Ханной Паулевной Арендт — это ещё ни в коей мере не доказывает преступные намерения государственного руководства. Так же как сходная острота зубов и мощь челюстей не стирают различие, отмеченное Александром Исаевичем Солженицыным: «Волкодав — прав, людоед — нет!»

Тоталитаризм — форма существования общества. Не всегда лучшая. Но порою жизненно необходимая. Не будем путать форму с содержанием.

Долгая дорога в будущее

Несколько слов о причине нынешних экономических потрясений.

В России принято говорить о двух проклятых вопросах: «Кто виноват?» и «Что делать?» — по названиям прославленных в своё время романов Александра Ивановича Герцена и Николая Гавриловича Чернышевского. На самом деле ответ на вопрос «Кто виноват?» важен прежде всего потому, что без него очень трудно правильно определить, что делать.

Например, в Интернете сейчас очень популярны аналитики под псевдонимами avanturist и alexsword. Они подробно и, на мой взгляд, довольно реалистично описали самый вероятный механизм развития нынешнего экономического кризиса и даже подобрали аналогичные кризисы в прошлом. Рассмотрели они также пути наиболее вероятных попыток выхода из кризиса. Причём пути довольно реалистичные — хотя порою и страшные.

Но с моей точки зрения в их концепции есть один дефект. Первопричиной кризиса они считают перепроизводство людей. Ведь с экономической точки зрения люди — тоже ресурс. Причём ресурс достаточно сложный и в производстве, и в последующем поддержании его активности. Поэтому для использования этого ресурса нужны соответствующие технологии — а сейчас они недостаточно развиты. С моей же точки зрения, проблема гораздо глубже.

Во-первых, как я уже не раз говорил и, к сожалению, ещё не раз скажу, в перепроизводстве у нас всё-таки не люди, а деньги. С тех самых пор, как знаменитый экономист Джон Мейнард Джон-Невиллович Кейнс предложил гасить экономические колебания впрысками денег, этой мерой злоупотребляют, пытаясь гасить даже те колебания, которые, в общем-то, и не следовало бы. Ведь мелкие сбои рынок довольно быстро улаживает сам. В докейнсовы времена даже самые тяжёлые депрессии занимали максимум пару лет. А накачка рынка деньгами по любому поводу в конце концов привела к тому, что все экономические противоречия, не разрешённые нормальным рыночным путём, накопились, стали действовать одновременно и породили такую волну, против которой уже никакой Кейнс не поможет.

Но это опять-таки не полное рассуждение. Куда важнее, с моей точки зрения, то, что мир сейчас находится на пороге нового качественного скачка в экономике — перехода в так называемый постиндустриальный период. Первыми провозвестниками этого периода стали простейшие средства автоматизации станков — вроде копирных приспособлений, позволяющих без непосредственного человеческого участия воспроизводить очень сложные конфигурации деталей. Они появились ещё на заре индустриального периода развития, в XVIII веке. Но неизбежность постиндустриального перехода почувствовали в двадцатых годах XX века.

В частности, тогда появилась пьеса «РУР» — «Россумские универсальные роботы» — Карела Антониновича Чапка — именно так в чешском языке звучит родительный падеж от фамилии Чапек. Для неё его брат Йозеф Чапек придумал термин «робот», от словацкого «robota», соответствующего нашему «работа». В этой пьесе сложные механические устройства, созданные для исполнения всех производственных функций человека, в конце концов человека же и поработили. Но главное, что была осознана и высказана возможность создания таких устройств для любых целей в любых необходимых количествах.