Борис Соколов - Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки Страница 10

По одной из версий, ещё в Москве, когда она работала в цехе изготовления термометров, её организм буквально пропитался ртутью. Это, кстати, в своё время отразилось и на её беременности. И вот там, в Большой Мурте, отравленный и ослабленный тюрьмой организм не справился с химическим ожогом, который Катя получила в одном из цехов военного предприятия, которого, правда, в Большой Мурте как будто никогда и не было.

Любовь Кожемякина, которая в те годы работала нянечкой в больнице, версию, что Катя умерла от ожогов, опровергла сразу. Любовь Ивановна вспоминала: "Не было ожогов. Я поправляла ей постель, голову. Пришла на дежурство утром, в первой палате обратила внимание на новенькую — молодую красивую женщину. Женщина совершенно не реагировала ни на что. Седая, стриженая, пастозная (отёчная). Когда я подошла к ней, тихо попросила пить. Я попыталась с ней поговорить, но она не ответила. Говорят, её отравили в Мурте. Она лежала как одичалая, только из глаз текли слёзы, а потом у неё началось кровотечение. Вечером моя смена закончилась. А утром кровать уже была пуста. Сказали, что её ссыльные забрали из Малороссейки, там и похоронили".

Думаю, что насчет ожога Кожемякина ошиблась. Она думала, что речь идет об ожоге кожных покровов, тогда как у Кати был, вероятно, ожог пищевода. Это скорее говорит в пользу версии о самоубийстве.

Журналистка "Комсомольской правды" Мария Мишкина писала: "Задолго до этих событий в нашей больнице работал ссыльный хирург и священник, знаменитый Валентин Войно-Ясенецкий, который позже возглавил Русскую православную церковь (очевидно, имеется в виду, что Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий стал архиепископом Лукой и возглавил Симферопольскую и Крымскую епархию РПЦ. — Б.С.), — рассказывает человек, который интересовался делом Максимовой, бывший главный врач большемуртинской больницы Владимир Рязанцев. — Обеззараживая руки до и после операций, он использовал только один антисептик — сулему. Это составляющая ртути и хлора, необычайно летучее и ядовитое соединение. Войно-Ясенецкий уехал из Большой Мурты задолго до того, как здесь появилась ссыльная Максимова, но установленные им порядки в больнице прижились надолго.

Врачи, которые в те годы работали в больнице, рассказывали, что Екатерина Максимова в сопровождении сотрудника НКВД ездила в Красноярск за сулемой и препарат якобы случайно пролили. Тогда она и могла отравиться. Не исключено, что все было изначально спланировано. Но кто сейчас это сможет доказать, пока ее дело не рассекретили?

Женщина "сгорела" буквально за сутки. Была доставлена в больницу в тяжелом состоянии, организм не принимал никакой пищи, ее постоянно рвало… Точную причину смерти можно было бы установить с помощью экспертизы, если бы нашлись останки. Только, как нарочно, старое кладбище в Большой Мурте, где, с наибольшей вероятностью, похоронена Максимова (старожили рассказывали, что видели здесь крест с ее именем), снесли еще в 70-е, а на его месте построили здания администрации и милиции".

Наиболее вероятной мне кажется такая версия смерти Екатерины Максимовой. Она, по всей вероятности, работала санитаркой в местной больнице и однажды в отчаянии выпила сулемы. Надо иметь в виду, что она находилась на грани голодной смерти. Во время войны особенно тяжелым было положение эвакуированных и ссыльных. Если они не получали рабочей карточки, то им грозила голодная смерть. Вполне возможно, что Катя повторила судьбу Марины Цветаевой, покончившей с собой в Елабуге 31 августа 1941 года. В письмах Кати матери и сестре звучат нотки безысходности.

Рихард Зорге и Екатерина Максимова были женаты 11 лет. Из них вместе провели не более полугода. Рихард так и не узнал, что пережил Катю на год и четыре месяца.

В 1964 году Катю реабилитировали:

"Военный трибунал Московского военного округа 26 ноября 1964 года.

СПРАВКА

Дело по обвинению Максимовой Екатерины Александровны, 1904 года рождении, до ареста 4 сентября 1942 года начальника цеха завода № 382 Наркомата авиационной промышленности в гор. Москве, пересмотрено военным трибуналом Московского военного округа 23 ноября 1964 года.

Постановление от 18 марта 1943 года в отношении Максимовой Е. А. отменено, и дело о ней прекращено за отсутствием состава преступления. Максимова Екатерина Александровна по данному делу реабилитирована посмертно.

Председатель военного трибунала МВО полковник юстиции Н. СОКОЛОВ".

Миссия в Китае

В 1928 году Рихарда пригласил к себе начальник Разведывательного управления Красной Армии Ян Берзин. В "Тюремных записках" Рихард вспоминал: "По возвращении из Англии, обсуждая с Пятницким будущую работу в Коминтерне, я сказал ему, что имею желание расширить сферу моей деятельности, но реально это вряд ли возможно, пока я остаюсь в Коминтерне. Пятницкий рассказал об этом Берзину. По мнению Берзина, это могло быть прекрасно реализовано через Четвертое управление. Через несколько дней после этого Берзин пригласил меня, и мы детально обсудили все проблемы разведывательной деятельности в Азии. К тому же я давно, еще в Германии, лично знал многих сотрудников Четвертого управления. Они навешали меня в Рейнланде и Франкфурте. Обсуждая политические, экономические и военные проблемы, они стремились привлечь меня к работе на свое управление. Иными словами, Берзин знал обо мне не только через Пятницкого и мою деятельность в Коминтерне, но и по донесениям двух-трех своих сотрудников в период моей работы в Германии…"

Ян Берзин

9 сентября 1929 года резидент в Германии К. Басов (Ян Аболтынь) сообщал в Центр: "Телеграфировал относительно предложения Зорге. Он действительно очень серьезно намерен перейти на работу к нам. С теперешним его хозяином у него очень неопределенное положение, и уже почти целый месяц, как он не получал никаких указаний относительно своего будущего. Сидит также без денег… Если его положение решится в пользу нас, т. е. теперешний хозяин не будет держать его, то он лучше всего подойдет для Китая. Туда он может уехать, получив от некоторых здешних издательств поручения по научной работе…"

Из этого письма скорее следует, что Зорге сам предложил, что он перейдет в разведку. Видно, работа партийного функционера ему изрядно наскучила.

Из Центра оперативно ответили: "Зорге, по сообщению его хозяина, должен приехать в ближайшее время сюда. По приезде пускай зайдет к нам, мы лично с ним переговорим…"

Очевидно, давая показания японцам, Рихард пытался убедить их, что не добровольно, но собственной инициативе, стал шпионом, а только в силу сложившихся обстоятельств.

Документы же свидетельствуют, что инициатива по переходу в военную разведку исходила от него самого.

Басов снова написал в Центр: "Зорге получил телеграмму, в которой разрешают ему поехать в Москву для переговоров. Причем обратно он должен вернуться за свой счет. Как видно, хотят уволить его. Он зайдет к Вам и поставит вопрос о переходе на работу к нам. Я наводил справки — чем вызвано такое поведение в Коминтерне по отношению к нему. Получил некоторые намеки, что он замешан в правую оппозицию. Но все-таки, знающие его товарищи отзываются о нем очень хорошо. Если Вы возьмете его, то самое целесообразное будет послать в Китай…"

Скорее дело не в связях с правой оппозицией, к которой принадлежал бывший фактический руководитель Коминтерна Николай Бухарин, сколько в независимом поведении Зорге, в его нежелании слушаться коминтерновских начальников.

В октябре 1929 года было принято решение о переходе Зорге в Разведупр, а в январе 1930 года он уже появился в Шанхае. До этого, в конце 1929 года, Зорге отправился в Германию, чтобы договориться об аккредитации в качестве журналиста от германского журнала "Зоциологише магазин" в Шанхае.

В институте во Франкфурте он познакомился с немецким синологом Августом Виттфогелем. Теперь, в ноябре 1929 года, Рихард возобновил это знакомство. Виттфогель, узнав, что Зорге собирается в Китай, свел его с известным синологом, профессором Рихардом Вильгельмом, директором Института Китая во Франкфурте. Через два дня Зорге подписал с германокитайским обществом договор об исследованиях на тему "происхождение и развитие банковского права в Китае".

Отправился еще и в США, где договорился о сотрудничестве с двумя американскими газетами и получил соответствующие документы. В этих документах был указан предполагаемый псевдоним: "Алекс Джонсон". В Китае было несколько дискриминационное отношение к немцам, как к побежденным в Первой мировой войне. Они считались европейцами как бы второго сорта, и в общении с китайцами лучше было представляться американцем. Въезд германских подданных в Китай был разрешен лишь после того, как Германия отказалась от особых прав для своих граждан. Для этого и понадобились Зорге бумаги на имя "мистера Джонсона", американца, — они были чрезвычайно полезны для поездок по стране.