Мэрилин Ялом - История груди Страница 25

Но главной силой в английском крестовом походе против кормилиц были не писатели, подобные Дефо, а врачи, и особенно Уильям Кэдоган. Его влиятельный труд 1748 года «Эссе о грудном вскармливании», еще до конца века неоднократно переиздававшийся в Англии, Америке и Франции, призывал матерей следовать законам «непогрешимой природы» и принять обязанности грудного вскармливания. Чтобы отец не чувствовал себя исключенным из диады мать — дитя, Кэдоган отводил ему роль сторожевого пса: «Я бы настоятельно рекомендовал каждому отцу присматривать за тем, как кормят его дитя»[164]. «Производство» молока для британских детей считалось слишком ответственным делом, чтобы оставлять его в руках женщин, учитывая, что «большинство матерей любого сословия либо не могут, либо не хотят взять на себя хлопотные обязанности по вскармливанию собственных детей».

Кэдоган утверждал, что кормление грудью связано с некоторыми трудностями «лишь из-за заботы о чистоте методы; если правильно взяться, то в нем будет больше удовольствия для каждой женщины, которая сможет превозмочь себя и отдать немного красоты своей груди ради того, чтобы накормить своего отпрыска». Более того, Кэдоган, сам незадолго до этого ставший отцом, уверял будущих матерей, что им не следует «опасаться оскорбить слух мужа плачем младенца. Дитя, если его так кормить, всегда будет спокойным, в хорошем настроении. Оно будет играть, смеяться или спать». Метод грудного вскармливания, который Кэдоган пропагандировал, судя по всему, творил чудеса в его собственном доме.

Считалось, что мать, кормящая грудью, выполняет свой долг — во-первых, перед семьей, а во-вторых, перед государством, которое, повторяя расхожую фразу того времени, дорожит многочисленностью своих жителей, пребывающих в самом добром здравии. В XVIII веке в Европе постоянно воевали, и Кэдоган, как многие другие националисты и колониалисты, боялся депопуляции своей страны.

Как врач он также был выразителем ценностей поднимающегося среднего класса, для которого наем кормилицы был символом фривольности. Напротив, он превозносил «мать, у которой лишь несколько тряпок, чтобы прикрыть дитя, и чуть больше, чем ее собственная грудь, чтобы накормить его». Ребенок такой женщины, писал Кэдоган, будет, как правило, «здоровым и сильным», как будто бедняки имели какой-то иммунитет против всего дурного. В идеальном обществе, о котором мечтал Кэдоган, женщины всех сословий будут кормить своих детей грудью. Каждая семья станет домашним раем, и каждый будет способствовать всеобщему «публичному духу». К середине XVIII века материнское грудное вскармливание уже стало догматом эгалитарной политики. Только через одно или два поколения отношение к материнскому грудному вскармливанию претерпит существенные изменения. И когда это произойдет — примерно в 1800 году, — никто не сможет сказать, что вместе с этим изменится и классовая структура Британии.

За океаном, в Америке, кормилицы не были столь популярны, как в Англии. Жены колонистов должны были сами кормить детей грудью и, как правило, делали это до года. Многие кормили и дольше по разным причинам, в том числе используя лактацию как метод контроля над рождаемостью[165]. Так как уровень младенческой смертности был очень высоким — по некоторым данным, четверть детей умирала в возрасте до года, и половина детей в возрасте до пяти лет — матери кормили грудью детей, испытывая вполне обоснованную тревогу за их выживание.

И все же, если судить по объявлениям в американских газетах XVIII века, в которых кормилицы предлагали свои услуги либо у себя на дому, либо в доме младенца, ни в коем случае нельзя сказать, что отказ от материнского грудного вскармливания был редкостью. В Америке всегда были готовы стать кормилицами индианки или только что прибывшие иммигрантки. На юге плантаторы пользовались услугами черных рабынь, согласия которых никто не спрашивал. К услугам кормилиц, скорее всего, прибегали сразу после родов, пока мать набиралась сил, или если у матери было мало молока, или в случае смерти матери в родах[166].

В то же самое время в Европе в дебаты по поводу кормилиц уже включились великие умы той эпохи, в том числе шведский врач и ботаник Карл Линней (1707–1778). В написанном на латыни трактате 1752 года «Nutrix Noverca» (в приблизительном переводе это означает «Приемная кормилица», или «Ненатуральная мать») он настаивал на том, что услуги кормилицы — это нарушение законов природы, они опасны для матери и ребенка, которые нужны друг другу из соображений здоровья. Но Линней оставил свой след в истории груди не как противник института кормилиц, а как зоолог-систематик, которому принадлежит авторство термина «млекопитающие» для обозначения отличительного признака животных, сосущих материнское молоко. Млекопитающими называют всех живородящих животных, покрытых шерстью, с тремя ушными костями и четырехкамерным сердцем.

Историк науки Лонда Шибингер (Londa Schiebinger) задалась вопросом: почему Линней выбрал именно этот термин? «Наличие молочной железы — это и есть основная черта млекопитающих», но находят ее только у женской половины человеческих особей[167]. Некоторые современники Линнея, такие как натуралист Буффон, возражали против этого термина, потому что у некоторых млекопитающих нет сосцов. Но в XVIII веке столь велико было внимание к женским грудям, что новая номенклатура для класса животных, раньше называвшихся четвероногими, быстро завоевала широкое признание.

Англичане и французы приняли новый термин почти без изменения (mammals и mammifères соответственно). Немцы же слегка сместили акцент, выбрав слово Säugetiere, то есть «животные, сосущие молоко», которое подчеркивало роль отпрыска, а не матери. В самом деле, если следовать логике немцев, то в их термине больше смысла, так как молоко сосут и женские, и мужские особи. Но систематика Линнея не ограничивалась только зоологией. Привилегия «млекопитания» соответствовала политике XVIII века, одобрявшей материнское грудное вскармливание и исключительно домашнюю роль для женщин. Интересно отметить, что научное определение женской груди уже появлялось у Линнея в его более раннем трактате «Fauna Suecica» (1746). На фронтисписе книги была изображена женщина с четырьмя грудями, символизировавшая животное царство (илл. 41)[168].

Как и многие мыслители эпохи Просвещения, Линней был уверен в том, что кормление грудью — это материнский инстинкт. Кормление и материнские чувства считались врожденными у животных и у человека. Мать не нужно было учить, как покормить свое дитя грудью, это приходило к ней естественным образом. Достаточно странно, но еще в Средние века было известно, что некоторые женщины, в основном знатные, этого «инстинкта» лишены. Некоторые средневековые французские поэмы описывают положение женщины, впервые ставшей матерью, которая «не знает, как кормить грудью», потому что она этому «никогда не училась» или потому, что «плохо владела этим ремеслом».

На сегодняшний день, благодаря исследованиям медиков и антропологов, мы знаем, что у людей кормление грудью не является инстинктивным. Как и любому другому социальному поведению, ему надо учиться с помощью наблюдения и информации. Даже высших млекопитающих, шимпанзе и горилл, если они воспитываются в зоопарках, надо научить, как кормить их новорожденных малышей[169]. Что бы Линней подумал о матери, которая кормит грудью ребенка перед клеткой с приматами, чтобы научить их кормить грудью? Если бы Линней так не увлекся материалистской идеей XVIII века и не будь он отцом семерых детей, то мы, возможно, и не называли бы себя млекопитающими.

Во Франции идея материнского кормления грудью получила самое революционное развитие. Там философы, политические писатели, официальные власти и медики вели кампанию против кормилиц. Самым большим влиянием среди них пользовался Жан-Жак Руссо (1712–1778). В трактате о воспитании 1762 года под названием «Эмиль» он утверждает, что грудное вскармливание крепче привяжет матерей к их детям и семьям и станет основой социального возрождения. «Как только женщины снова станут матерями» — и под этим Руссо подразумевал кормящих матерей — «мужчины снова станут отцами и мужьями»[170].

Какими бы соблазнительными ни были его речи и влиятельными его идеи, — позиция Руссо попала под огонь современных критиков, оскорбленных тем, что, с его точки зрения, женщины существуют на земле только для того, чтобы ублажать своих мужей и кормить детей. Руссо полагал, что мозги даны мужчинам для того, чтобы думать, а груди даны женщинам для того, чтобы кормить. Если мужчины находят женскую грудь привлекательной, то это, в конечном счете, в интересах продолжения рода и сохранения семейных уз. За поэтическими строками о матерях, как об искупительной социальной силе, и политикой эгалитарного кормления грудью скрывается сексистский взгляд на мир, настолько глубоко укоренившийся в западной культуре, что многие этого просто не замечают. Идеи Руссо о том, что женщина от природы существо дающее, любящее, жертвующее собой, стали базисом для новой идеологии идеализированного материнства, популярной в Европе и Америке в течение двух следующих столетий (илл. 42).