Ирениус Эйбл-Эйбесфельдт - Зачарованные острова Галапагосы Страница 27

Я быстро всплыл наверх и достал из лодки предусмотрительно заготовленную палку с зарядом длиной 2,5 метра. Небольшой капсюль на конце ее я взорвал при помощи карманной батарейки. Возникающая при взрыве волна оглушает находящуюся поблизости рыбу, пловцу же она не причиняет вреда. Благодаря столь нехитрому инструменту я добыл многих редких рыб, которых по причине их небольших размеров не удавалось поймать ни на крючок, ни в сеть. Вскоре я завладел двумя маленькими разбойницами, из числа тех, что нападали недавно на подкаменщика. Только держа их в руках, я заметил, как они красивы. Оранжево-красный или лиловый спинной плавник венчала голубая каемка, заднепроходный и хвостовой плавники были оранжево-красные, и каждый луч в плавнике нес на конце утолщение нежно-голубого цвета. Спинка рыбки имела оливково-зеленую окраску, а бока украшали две продольные полосы — светло-желтая и темно-коричневая. Бросался в глаза выпуклый рот. Уже сидя в лодке, я рассмотрел рыбку в лупу и сразу понял, почему поспешил убежать подкаменщик: ее нижняя и верхняя челюсти были усажены рядом зубов, по остроте не уступавших лезвию. Этой хищной пастью, которую можно сравнить только с акульей, рыба без труда вырывает куски из тела и плавников облюбованных ею жертв. Впоследствии я не раз наблюдал близких сородичей этих рыбок, называемых морскими собачками (Runula). Они также нападали на жителей моря, особенно если замечали на их теле свежие или недавно затянувшиеся ранки.

Я поспешно опустил добытых рыб в раствор формалина и приготовил снаряжение, чтобы снова спуститься под воду. На этот раз я нырнул глубже. Проплыв 18 метров по вертикали, я нашел пещеру высотой в рост человека и длиной около трех метров. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел, что вся ее стена заросла губками и раковинами. На потолке у самого входа красовались морские лилии — три темных и одна лимонно-желтая. Слабое течение колыхало их нежно очерченные окончания. Особенно прелестна была желтая лилия, выгодно выделявшаяся на серо-черном или зеленовато-синем фоне стен. Включив подводный карманный фонарь, я заметил, что на самом деле здесь преобладали красные тона, но вода поглощала красные лучи, и оттого в обычных условиях пурпур не был виден. Под самым потолком пещеры теснилась стайка большеглазых красных гусаров-рыб (Holocenthus). При свете фонаря они поражали роскошной окраской, но, стоило выключить его, становились непривлекательного темно-серого цвета. Красный тон был на этой глубине защитной окраской. Я обратил внимание, что большинство рыб плыло брюхом к потолку грота. Только когда я отогнал их ко входу в пещеру, они перевернулись. По-видимому, они всегда обращают спину к свету, в пещере, следовательно, к светлому песчаному дну. Световой рефлекс рыб исследовал Хольст. По его наблюдениям, аквариумные рыбы неизменно поворачиваются спиной к подводимому сбоку источнику света, правда до определенного положения туловища. Но после удаления органов равновесия отпало и это ограничение, и рыбы двигались только спиной за источником света. Если их освещали снизу, они просто переворачивались вверх брюхом.

Оглядевшись, я сел у входа в пещеру. Здесь скала образовывала крутой склон, состоявший из осколков коралла, камней и песка. Начало его терялось в мрачной глубине. Встречное течение мутило воду, оттого я мало что видел дальше 10 метров. Но и в этом коротком радиусе разыгралась захватывающая сцена, приковавшая меня к месту. Большой окунь из рода Evoplites, угрюмо поглядывая по сторонам, выруливал мягкими плавниками над дном пещеры и вскоре оказался недалеко от моих ног. Здесь он остановился над глыбой и широко раскрыл пасть, словно собираясь зевнуть. Одновременно он поднял жаберные крышки и замер в таком положении. К нему немедленно подплыли два изящных губана с широкой черной продольной полосой на боках. Двигаясь точно в танце, они — я не мог этого не заметить — направились прямо в пасть хищной рыбе и, я с трудом поверил своим глазам, мигом исчезли в ней. Я смотрел окуню прямо в рот и видел, как маленькие рыбки скребли и чистили его нёбо. Еще один губан проскользнул под жаберную крышку и столь же усердно принялся чистить полость рта окуня. Только теперь я увидел, как из нее в разные стороны разбегаются крошечные рачки. Вот почему окунь терпел губанов! Малютки освобождали его от назойливых паразитов. Через некоторое время окунь ощутил потребность вздохнуть. Он одним движением сомкнул челюсти — и я уже испугался, что он заглотнет своих маленьких помощников, но ничуть не бывало! Не закрыв пасть до конца, окунь снова широко распахнул ее, и по этому сигналу санитарная команда вышла наружу. Окунь сделал несколько сильных вздохов, после чего опять широко раскрыл пасть и разрешил чистить себя дальше. Наконец все происходившее ему надоело. Он вновь дал своим уборщикам понять, что пора бы им и честь знать. После этого он встряхнулся и уплыл. Губаны, которые, очевидно, очень хорошо поняли значение сигнала, возвратились в свое жилище. Там они принялись пританцовывать, раскачивая заднюю часть туловища, словно бы старались привлечь к себе внимание окружающих. И действительно, находившийся поблизости Evoplites virides только того, видимо, и ждал. Он также раскрыл пасть и поднял жаберные крышки, выражая этим желание подвергнуться гигиенической процедуре, и точно так же подал сигнал, когда захотел плыть дальше. Между этими двумя видами рыб явно установился настоящий симбиоз, регулируемый совершенно определенными сигнальными движениями.

Схожие до мелочей проявления симбиоза я наблюдал раньше в Карибском, а впоследствии в Средиземном морях, на Мальдивских и Никобарских островах. Следовательно, это явление широко распространено. Я установил, что почти все жители морских глубин, обитающие близ рифа, начиная от акул и кончая маленькими рыбами-бабочками, позволяют другим рыбам чистить себя. И хищные, и миролюбивые рыбы разыскивают для этой цели торчащие из воды ветки кораллов или выступы скал, около которых привыкли селиться рыбы-«чистильщики». Последние обычно стараются своим поведением обратить на себя внимание «клиентов». Многие из губанов опрокидываются на голову, а некоторые виды рыб меняют при этом окраску — темно-синие назо, например, внезапно становятся голубыми. Все рыбы узнают «чистильщиков» и никогда не кормятся ими. Я сопоставил рыб-санитаров, жителей Карибского моря и Индийского океана. Хотя они принадлежали к различным семействам, мне бросилось в глаза их сходство в обличье. Я даже подумал, не является ли их внешнее своеобразие как бы униформой, благодаря которой другие рыбы опознают «чистильщиков». Это предположение подтвердилось позднее, когда я встретил на Мальдивских островах рыбу-имитатора. Деталями своего «костюма» и поведением она подражала живущим в тех местах губанам рода Labroides. Но это был «лжечистильщик» вида Aspidontus taeniatus. Он вводил рыб в заблуждение, чтобы суметь приблизиться к ним, и, если ему это удавалось, он набрасывался на свою жертву и выдирал куски из ее плавников, в точности как это делает морская собачка, о которой я рассказывал выше.

Постепенно усилившееся течение явно мешало работе подводных санитаров. Я подождал четверть часа, но обстановка все ухудшалась. К тому же тело мое медленно цепенело от холода, и я поспешил наверх, к свету и теплу. В лодке я снял с себя снаряжение и растянулся на солнце. Тепло приятно пронизало мои одеревеневшие ноги, и уже в полусне я краем глаза взглянул на синее небо, где фрегаты и олуши не переставали описывать бесконечные круги.

Дарвиновы вьюрки

«Эти острова не отличаются многочисленностью наземных птиц, и те, которых я видел, не поражают ни новизной, ни красотой». Так писал в 1793 г. капитан Кольнетт о галапагосских вьюрках. К вышесказанному он добавил, что галапагосские вьюрки по размерам и форме тела напоминают яванских воробьев, но покрытых черными перьями.

Этой невзрачной немногочисленной группе птиц суждено было спустя несколько десятилетий произвести сенсацию в зоологии. После того как Дарвин на основании различий между черепахами с разных островов выявил существование островных рас, благодаря чему его мысли приняли то направление, которое привело к созданию теории изменчивости видов, он заинтересовался и местными вьюрками. В первом издании «Дневника путешествия на корабле „Бигль“» Дарвин ограничился короткой, лишенной особых комментариев заметкой о них и только много позже осознал, какая важная роль в понимании эволюции жизни принадлежит этим птицам. Когда, возвратившись домой, Дарвин сопоставил свои наблюдения, ему бросилось в глаза, что собранных им представителей разных видов вьюрков объединяет разительное сходство по структурным признакам. И напротив, даже близкие виды заметно отличались друг от друга по строению клюва.