Генри Киссинджер - Нужна ли Америке внешняя политика? Страница 28

В Европе две мировых войны и недостаточный уровень европейского национального государства перед лицом глобальных вызовов превратили баланс сил XIX века в нечто ничего не значащее. Страны Европы больше не рассматривают друг друга как стратегические угрозы; а вопрос об угрозах, исходящих извне Европы, решался с помощью союза с Соединенными Штатами.

По контрасту страны Азии никогда не признавали общей опасности, имея вполне различные взгляды на то, что угрожает их безопасности. Некоторые исторически опасались России; другие беспокоились больше из-за Китая; иные еще озабочены восстановившейся Японией; кое-кто в Юго-Восточной Азии рассматривает Вьетнам главной опасностью. Индия и Пакистан поглощены только тем, что видят угрозу друг в друге.

С учетом региональных споров страны Азии, как представляется, более готовы применить силу, чем страны Европы, прошедшие через горнило двух мировых войн. Любой рост мощи одной из стран тут же компенсируется соответствующими регулировками со стороны всех других, способных уделить внимание собственной безопасности. Именно поэтому расходы на оборону по всей Азии постепенно и постоянно растут, несмотря на окончание холодной войны. Согласно оценкам Британского аэрокосмического оборонного объединения, к 2000 году военные расходы азиатских стран превысят объемы расходов стран Западной Европы и достигнут двух третей от уровня расходов Соединенных Штатов 29.

В противоположность Европе XIX века в Азии нет ни одного гомогенного равновесия. Обширность региона и различия в культуре и истории объединились для того, чтобы выдать два стратегических баланса: в Северо-Восточной Азии Китай, Япония, Россия и Соединенные Штаты взаимодействуют с потенциальной горячей точкой в постоянно меняющихся условиях на Корейском полуострове; в Юго-Восточной Азии Китай, Индия, Япония, Соединенные Штаты и Индонезия являются главными игроками, чьи интересы должны быть в унисон с интересами Вьетнама, Таиланда, Австралии и Филиппин.

Более того, играемые большинством азиатских стран роли постоянно меняются. Если Япония развивается в направлении проведения все более открытой национальной политики, ее активность в обоих стратегических балансах имеет тенденцию к росту и будет направлена в первую очередь на сдерживание влияния Китая. Точно так же Индия вырастает в крупную державу и становится все более активной страной в Юго-Восточной Азии, копируя традиционную политику времен британского владычества, которая преследовала цель установления господства от Сингапура до Адена. Китай станет настаивать на своей политической роли, соответствующей его растущей экономической мощи.

Все это объясняет, почему система безопасности США в Азии совершенно отличается от той, что существует в Европе. В Североатлантическом альянсе большое американское присутствие, объединенное военное командование и постоянный совет послов подчеркивают обязательства Америки. Договор США с Японией о взаимной безопасности не подкрепляется никакими официальными механизмами; он ближе к односторонней гарантии, что является отражением всеобъемлющей азиатской стратегии. Американское военное присутствие на Филиппинах, формально закончившееся в 1992 году, не препятствовало участию страны в Движении неприсоединения. Только в Южной Корее существуют границы, очерченные так, как они были очерчены в Европе, хотя и с гораздо большей опорой на местные вооруженные силы, чем дело обстояло вдоль «железного занавеса» во время холодной войны. Тесное двустороннее сотрудничество с Австралией на окраине Азии поддерживает все эти договоренности.

С точки зрения безопасности страны Азии сосуществуют в двух разных мирах одновременно. В том, что касается глобального баланса сил, они укрываются под защитой Америкой глобального равновесия. И все же многие определяют свой вклад в это равновесие в виде доктрины неприсоединения, которая позволяет избегать официальных политических связей с Соединенными Штатами и дает им свободу даже для участия в политике, направленной на ослабление предполагаемого доминирования со стороны Америки.

Соединение всех этих элементов не дает возможности Соединенным Штатам принять какой-то унифицированный подход к созданию международного порядка в Азии. В Европе Соединенные Штаты осуществляли двойную военную и политическую стратегию: создание военного альянса для осаживания угрозы советского вторжения вкупе с созданием демократических институтов путем поддержки европейского экономического оздоровления и позже европейской интеграции. Ни одна из этих стратегий никогда в полном объеме не осуществлялась в Азии – за исключением отношений Америки с Японией и Кореей. Войны в Корее и Вьетнаме велись не от имени региональных союзов. В корейской войне те страны, которые воевали на стороне Америки – большая часть из них европейские, – действовали так для того, чтобы усилить собственное требование к американскому участию в Европе, а не во имя азиатской системы безопасности. Формально многосторонняя оборона Южной Кореи стала возможной потому, что во время решающего голосования в Совете Безопасности ООН советский представитель, как оказалось, бойкотировал этот орган в знак протеста по поводу исключения коммунистического Китая из Организации Объединенных Наций. Корейская война стала юридически миссией ООН, хотя она фактически была организована и проведена преимущественно одними Соединенными Штатами.

Во Вьетнаме ни один из союзников по НАТО не поддерживал Соединенные Штаты даже политически; они только отличались по степени своей отстраненности. Южная Корея, Таиланд, Австралия и Филиппины оказывали разного рода прямую и косвенную поддержку; Корея фактически отправила две боевые дивизии. И, вероятно, появилась бы некая форма азиатской системы безопасности, если бы Америка довела войну до победного исхода. Однако после того как стало ясно, что Соединенные Штаты заняты поиском выхода из нее, Организация Договора Юго-Восточной Азии (СЕАТО), потенциальное ядро любого альянса безопасности, распалась, и ее место заняла Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (АСЕАН) – региональная группировка экономического и политического сотрудничества, лишенная каких-либо функций в области безопасности.

Эту историю следует хорошо помнить тем, кто утверждает, что азиатская политика Америки должна быть направлена по прямой аналогии с холодной войной против Китая, заменившего Советский Союз как организатора угрозы. Однако в Азии просто не существуют политические и стратегические условия для вычерчивания разделительной полосы и группирования всех стран по одну сторону от нее, не допуская каких-то крупных китайских провокаций. Попытка так сделать – открыто или тайно – имела бы совершенно противоположный эффект от того, чего намеревались бы достичь. Дружественные страны, по всей вероятности, предпочли бы явно от такого плана отмежеваться. Они бы предпочли оказаться где-нибудь в середине, что привело бы к постепенной изоляции Соединенных Штатов в регионе, пробудив азиатский национализм и политику неприсоединения к блокам.

Призыв в духе Вильсона к демократии не привел бы к обеспечению объединяющего принципа. Хотя многие азиатские страны и внедрили своего рода выборную систему, демократия не стала их определяющим национальным опытом, за исключением, может быть, Филиппин – хотя даже там испанское колониальное правление на протяжении почти 350 лет сохраняет свое мощное влияние. В любом случае ни одна страна региона – даже очень демократическая Австралия – не стала бы рисковать раскручиванием конфронтации с Китаем или любой другой крупной державой во имя демократии. Демократические институты Японии имеют в своей основе приспособления своих давних условностей к убеждениям оккупационных сил после Второй мировой войны. Как бы прочно ни были установлены эти институты, ни одна японская партия или руководитель не готовы заниматься их распространением на другие части Азии по единственной причине, что такой курс будет восприниматься другими странами Азии как образчик нового японского империализма.

Республика Корея видит в своем союзе с Соединенными Штатами путь к тому, чтобы и сохранить свою независимость и содействовать корейскому объединению. Несмотря на свои внутренние демократические институты, которыми у нее есть все основания гордиться, внешняя политика Кореи не имеет в своей основе вильсоновские принципы. Больше боясь демократической Японии, чем автократического Китая, Южная Корея не примет участия в крестовых походах, которые нарушили бы внутренние структуры любого азиатского государства, тем более Китая, который ей нужен для сохранения баланса своих отношений с Северной Кореей, Японией и Россией.

Таиланд и Филиппины также не рассматривают свои внутренние институты как руководство для внешней политики. Индонезия, как раз стремящаяся строить демократию, не считает, что этот процесс имеет отношение к своей собственной дипломатии. Она поддерживала дружественные отношения с Ираком, Ираном, Ливией и Кубой – все они находятся под американскими санкциями – и оправдывала свои действия тем, что это необходимо для удовлетворения чаяний важных внутренних заинтересованных групп. И Индия, самая демократическая из всех азиатских государств, никогда не позволяла своим внутренним структурам определять свою внешнюю политику; на протяжении почти всей холодной войны ее отношения с Советским Союзом были более дружественными, чем с Соединенными Штатами.