Генри Киссинджер - Нужна ли Америке внешняя политика? Страница 29

Тот факт, что опыт Североатлантического альянса не совсем применим к Азии, не должен, однако, мешать Соединенным Штатам в деле выполнения ими своих геополитических и стратегических задач в этом регионе. Если уж на то пошло, условия для этого в Азии более благоприятны, чем это было в Европе в первое время холодной войны. Ни одна азиатская страна – и даже Китай – не имеют условий для того, чтобы угрожать всем своим соседям одновременно, как это мог сделать Советский Союз до самого конца холодной войны. Индия, Япония, Китай и Россия, каждая сама по себе достаточно сильна, чтобы отразить атаки со стороны любого одного соседа и уж совершенно точно в союзе с другими азиатскими странами, оказавшимися под этой угрозой. Кроме того, Южная Корея, Вьетнам или Австралия не смогут стать такой уж легкой добычей любого потенциального агрессора.

Геополитический вызов для каждой крупной азиатской страны, включая Китай, состоит больше не в том, как завоевать соседей, а в том, как не допустить объединения этих соседей против себя. Кошмаром для Японии является укрепление китайского гиганта. Собственные озабоченности Китая в отношении японских и российских намерений основаны на его вековом опыте. Граница между Китаем и Индией составляет предмет спора на протяжении полувека, а до этого оспаривалась императорским Китаем и британскими правителями Индии.

Такая реальность порой затеняется встречами между азиатскими руководителями – особенно Китая и России, – объявляющими стратегическое партнерство против призрака американской гегемонии. Независимо от степени подлинности выражаемой ими озабоченности относительно американского доминирования, встречи на высшем уровне между главами государств не могут устранить имеющих давнюю историю геостратегических реалий. Протяженная граница России с Китаем, слабозаселенная с российской стороны, по существу своему уязвима и была таковой на протяжении всей задокументированной истории. Ни та, ни другая сторона не доверит безопасность этих границ вечному сохранению доброй воли другой стороны, каким бы ни было их нынешнее недовольство приписываемой Соединенным Штатам некоей гегемонии. Только невероятная перспектива американской травли обеих этих стран толкнет их к более глубокому партнерству.

Можно сделать сравнительный анализ отношений любой другой азиатской страны с Соединенными Штатами. Ни одна из них, даже Вьетнам, не сможет выиграть за счет установления с любым азиатским противником Соединенных Штатов более тесных отношений, чем у них имеются с Вашингтоном. Именно в этом и лежит сравнительное преимущество Америки и ключ в деле сохранения различных балансов в Азии.

Преимущество Америки должно заключаться в поддержании отношений сотрудничества со всеми странами Азии и избегания политики, делающей ставки на утверждение, что любой крупной азиатской державе присуща враждебность, пока эта враждебность не проявится в открытую. В этом плане Соединенные Штаты будут иметь возможность сделать свою поддержку решающим фактором, когда она окажется на самом деле необходима, и избегать подталкивания других стран с тем, чтобы они не уходили на пассивную позицию или не стали разыгрывать американскую карту против противника, которого они сами себе создали. В то же самое время Соединенным Штатам следует быть непримиримыми, когда подвергается угрозе баланс сил или фактически национальные интересы Америки.

Озабоченность правами человека, разумеется, останется важной характерной чертой американской внешней политики, кто бы ни был президентом. Это отражает суть, которую представляют американцы сами по себе. А это окажет влияние на решения правительства при сохранении свободы действия в принятии решения. Мудрые азиатские руководители отнесутся к американским ценностям серьезно и будут избегать нанесения ущерба отношениям, от которых во многом зависит стабильность в Азии, как и мир во всем мире.

Отношения с Японией

Важнейшими отношениями для Соединенных Штатов в Азии являются отношения с Японией. Япония является союзником; американские военные базы размещены на ее территории; у нее, несомненно, самая большая экономика в Азии, и она сохранит свои позиции в течение, по крайней мере, следующей четверти столетия. Она представляет собой страну с наследием культуры, которую Америка не в состоянии полностью уразуметь. Американские руководители рассматривают японскую демократию, как будто она является местным феноменом, как будто ее руководители руководствуются теми же самыми требованиями, как и руководители Америки, и как будто она постоянно нуждается в наставлениях, перемежаемых соответствующими заверениями. Американские экономисты ругают слабые места японской экономики, и, добавляя сложности своим американским критикам, японцы вплоть до настоящего времени упорно отказываются принимать настойчивые предписания американцев.

В том, что касается общей безопасности, Японии было предложено разделить бремя, опираясь на концепции, разработанные в Вашингтоне и переданные в Токио как общепринятая истина. Этот подход вызвал меньше открытых проблем в отношении американского доминирования, чем это было в Европе, потому что он служил японским целям молчаливо соглашаться с предложенным наращиванием военной мощи и возросшей стратегической ролью. Поскольку он дает возможность стране двигаться вперед к более активной международной роли и расширять свое стратегическое и политическое участие без того, чтобы вызвать на себя негодование по поводу проведения наступательной внешней политики. Стратегический диалог – даже в той степени, в какой он идет с Европой, – носит неустойчивый характер, частично по той причине, что в течение почти полувека после ее поражения во Второй мировой войне Япония сосредоточила свои усилия на экономическом возрождении, предоставив в основном Соединенным Штатам задачу проведения политики в области безопасности. Это происходит еще и из-за японского национального стиля, требующего принятия решений, скорее, путем достижения консенсуса, чем через конфронтацию.

В культуре Японии нет привычки стремиться обмануть иностранцев – как это имеет место в китайской, – как бы окружить их своей яркой индивидуальностью так, что у них не остается выбора, кроме как согласиться на их требования. Институты носят своеобразный характер и имеют открытую метку «не для экспорта». Китай, находясь в центре континента, был вынужден защищать свою сущность и независимость путем манипулирования иностранцами вдоль своих границ и, при необходимости, усмирения их путем насильственного приобщения к китайской культуре. Островная Япония предпочла противоположный курс.

На протяжении 400 лет до того, как оказаться насильственно открытой коммодором Мэтью Перри в 1854 году, Япония изолировала себя от внешнего мира. Она выработала свою военную традицию в ходе феодальных разборок и построила свою внутреннюю структуру на чувстве гордости за собственную уникальность. Япония фактически так сильно уверовала в свою уникальность, что после прибытия Перри она не побоялась реорганизовать свои институты на западный манер, потому что была так уверена в том, что в любом случае сохранит свой особый характер.

На густонаселенном острове непозволительна никакая стратегическая или психологическая глубина из-за опасений внутреннего конфликта. Таким образом, веками японское общество развивало гибкие и изощренные формальности, которые позволяли смягчать разногласия и давали возможность появления решений на основе консенсуса без объявления победителей и проигравших. Это требовало четко выраженного чувства соподчиненности, при котором низшие сословия имели бы ощущение сопричастности как находящиеся под опекой вышестоящих, почти так, как семья опекает свое потомство. Даже в современный период различие между богатыми и бедными было гораздо меньше – или, по крайней мере, не так бросалось в глаза – в Японии, как это имеет место в любой другой промышленно развитой стране. И так было на протяжении всей японской истории.

Япония прошла от феодализма к сочетанию аспектов западноевропейской парламентской системы прусских военных институтов и британской военно-морской практики, и все это объединено божественной фигурой императора. И иерархическое феодальное чувство настолько уникально, что оно было возведено в еще одну черту японской исключительности. После поражения в 1945 году Япония еще раз реорганизовала свои институты, сохранив их уникальный характер. Она восприняла парламентскую политическую систему и конституцию, большая часть которой была выработана в штаб-квартирах оккупационной армии, отвергая войну как политический инструмент. Япония смогла предпринять такие перемены, потому что японское чувство культурной идентичности было настолько сильным, что оно фактически преобразовало то, что могло бы стать революционным порывом в других странах в аспект обязательной преемственности японской культуры.