Генри Киссинджер - Нужна ли Америке внешняя политика? Страница 39

Такая негласная сделка стала трещать по швам в 1995 году, когда президенту Тайваня Ли Дэнхуэю была выдана виза на посещение Корнельского университета. Это случилось после того как государственный секретарь Уоррен Кристофер заверил китайского министра иностранных дел в том, что существующая политика непризнания Тайваня как суверенного государства остается в силе и запрет на визиты высокопоставленных руководителей Тайваня не будет снят. Китайцы прореагировали тем, что начали военные учения и запуски ракет в Тайваньском проливе – ракеты, однако, не несли боеголовок. Соединенные Штаты ответили тем, что направили ударное соединение двух авианосцев в качестве предупреждения. Кризис утих, но китайско-американские отношения никогда после этого полностью не восстановились. С тех пор Тайвань избрал нового президента, партийная платформа которого, как правило, призывала к независимости, а Китай несколько притормозил, намекая, что применит силу только в случае официального объявления Тайванем своей независимости.

Чувствительный вопрос о Тайване подпадает под категорию проблем – подобно вопросу о будущем Палестины, – не дающих определенного решения на данный момент. Провал саммита по Ближнему Востоку в Кемп-Дэвиде в 2000 году, завершившегося военной конфронтацией, показывает, что даже усилия, предпринятые с благими намерениями с целью достижения окончательного результата, к которому вовлеченные стороны не готовы, могут – а по сути, даже должны – приводить к взрыву.

Вызов заключается в том, как жить с проблемой, которую следовало бы сделать менее острой, но которая пока еще не дает возможности достичь окончательной договоренности. Природа проблем вполне очевидна, и все более очевидным становится необходимость установления самоограничения на все стороны. Если Соединенные Штаты откажутся от принципа «одного Китая», впервые утвержденного Рузвельтом в 1943 году и подтвержденного всеми шестью американскими президентами, начиная с Никсона, военная конфронтация возможна. Если Китай попытается обострить проблему военным путем, вполне естественно, что Америка выступит против. Если Тайвань откажется от сдержанности и нарушит молчаливую договоренность, сохранившую мир в Тайваньском проливе на десятилетия, либо действуя дома, либо умело лоббируя в Вашингтоне, это развяжет конфликт, последствия которого невозможно предсказать, но которые вряд ли пойдут на пользу Тайваню в долгосрочном плане.

Все вовлеченные стороны заинтересованы в том, чтобы не доводить дело до точки кипения. Соединенным Штатам следует сопротивляться внутреннему давлению в пользу отказа от принципа «одного Китая». Группы, оказывающие давление с целью смены политики путем ряда, казалось бы, незначительных видоизменений, должны понимать, что может произойти взрыв, потому что любой шаг в последовательной цепочке шагов, который был в пределах допустимости, может точно так же оказаться зашедшим далеко шагом. Нужно серьезное усилие для того, чтобы найти способ улучшения конфронтационной атмосферы. Признаки сдержанности и гибкости со стороны Пекина следует должным образом оценивать как конструктивные – такие, как заявление заместителя премьера Цянь Цичэня о том, что Тайвань не будет больше рассматриваться как отступническая провинция Китайской Народной Республики, его будут считать одной из двух составных (и, предположительно, равных) частей одного Китая. Эта идея вкупе с ранее упомянутым Китаем намеком на то, что он не применит силу для достижения объединения, кроме случая официального объявления независимости Тайванем, заслуживает внимательного изучения.

Одновременно, даже несмотря на то, что Китай отвергает предложение о том, что Соединенные Штаты имеют право вмешаться в будущее Тайваня, он должен учитывать серьезность, с какой один за другим президенты подтверждали озабоченность Америки по поводу мирного разрешения проблемы. В этом они выражают не только личное предпочтение, но и подавляющую точку зрения американского общественного мнения. Каким бы ни была законная правомочность этих заявлений в китайских глазах, Пекин должен проявить осторожность, чтобы из-за просчетов в политике не соскользнуть на тропу конфронтации с Соединенными Штатами со всеми вытекающими последствиями.

Значительный объем ответственности в проявлении сдержанности в равной мере падает на руководство Тайваня. Некоторые из их сторонников действуют так, будто нагнетание напряженности между Вашингтоном и Пекином и лоббирование мер в конгрессе и правительстве, подразумевающие де-факто политику «двух Китаев», в интересах Тайваня. Они проявляют хитрость, придумывая меры, которые представляются в пределах нормы для американцев, но которые вполне могут возбудить Пекин. Такая стратегия не дальновидна, потому что существующие рамки в большей степени в интересах Тайваня. Поскольку главным сдерживающим фактором в тайваньской политике Китая всегда была ставка Китая на отношения с Соединенными Штатами. Если бы Тайвань получил официальное американское признание независимого статуса, чего, как представляется, добиваются некоторые из его представителей и сторонников, это чревато риском военной конфронтации и гарантирует политический кризис, который разделил бы Азию и превратил бы Тайвань в источник напряженности, а тайваньскую проблему в глобальную проблему. В такой ситуации Тайвань стал бы более, а не менее уязвимым.

Индия

На протяжении практически всего периода холодной войны Индия была сторонним наблюдателем в американской политике в Азии. Эту реальность символизировал тот факт, что государственный департамент включил ее в Бюро ближневосточных дел, а не в Бюро по делам Восточной Азии. И действительно, Индия смотрит по трем направлениям одновременно, глядя на север, где сталкивается с Китаем и Россией, на запад, где она участвует в страстях и соперничестве на Ближнем Востоке, и на восток, где она граничит с огромным населением и обширными экономическими ресурсами Юго-Восточной Азии.

За время этого периода отношения Америки с Индией страдали от того же самого разрыва в культуре, отмеченного в некоторых ее отношениях с другими азиатскими странами. В случае с Индией поначалу это кажется необъяснимо, потому что на первый взгляд, как представляется, есть все причины для достижения отличного взаимопонимания между двумя странами. Индия является демократией, до сего времени остающейся пока лучше всего действующей и поистине свободной системой из всех стран, получивших независимость после Второй мировой войны. Правящая группа отлично владеет английским. Индийский чиновничий аппарат, хотя и излишне забюрократизированный и подверженный влиянию социалистических идеологий, усвоенных в Лондонской школе экономики, является одним из самых эффективно работающих в развивающемся мире. Почти все ее руководители обучались в западных университетах. И все же у американцев в прошлом имели место большие проблемы с установлением тесных контактов с учетом того стиля, с каким индийские руководители подходят к внешней политике.

Имея на границах на юге Индийский океан, на севере – возвышающиеся Гималаи, на западе – не менее внушительные горы Гиндукуш, а на востоке – болота и реки Бенгалии, Индия существовала тысячелетия как нечто совершенно иное. Ее многоязыкое население является свидетелем волн завоевателей, которые спускались к ним по горным проходам, приходили из соседних пустынь, а иногда и приплывали с океана. Ханьцы, монголы, греки, персы, афганцы, португальцы и даже бритты устанавливали империи и затем исчезали, оставляя после себя массы людей, ведущих свой собственный образ жизни.

В отличие от общин Северо-Восточной Азии с их длительными историями национального существования, Индия появилась в ее нынешнем виде только в конце британского правления в 1947 году. На протяжении столетий она проявляла удивительное искусство сохранения своей самобытности, не имея преимуществ в виде существования в качестве индийского государства. В то время как Китай имел свои собственные политические институты, которые постепенно приобщали к китайской культуре своих завоевателей вплоть до того, что они становились неотличимыми от китайского народа, Индия сохраняла свой особенный характер не путем вовлечения в свой состав иностранцев, а путем отделения от них. Индийское общество могло склониться перед силой, но оно сохранялось в результате того, что никакая чужеродная культура не могла в него проникнуть.

Как и на Ближнем Востоке, в Индии зародились великие религии. И все же в отличие от ислама или христианства, индуизм – это религия долготерпения, а не личного спасения. Взамен спасения она предлагает милосердие неотвратимой судьбы. Она не принимает новообращенных; человек либо рожден индусом, либо навсегда лишен утешения в этой религии. Гарантированное положение, которое она передает через кастовую систему, настолько широко распространено, что низшие касты предпочитают сохранять свой статус в индуизме, чем избегать судьбы, перейдя в другую доступную, делающую всех равными, религию, такую, как ислам или христианство. Иностранцы не получают никакого статуса в индуистском обществе, что закрывает его наглухо в условиях иностранного правления.