Генри Киссинджер - Нужна ли Америке внешняя политика? Страница 40

Как и на Ближнем Востоке, в Индии зародились великие религии. И все же в отличие от ислама или христианства, индуизм – это религия долготерпения, а не личного спасения. Взамен спасения она предлагает милосердие неотвратимой судьбы. Она не принимает новообращенных; человек либо рожден индусом, либо навсегда лишен утешения в этой религии. Гарантированное положение, которое она передает через кастовую систему, настолько широко распространено, что низшие касты предпочитают сохранять свой статус в индуизме, чем избегать судьбы, перейдя в другую доступную, делающую всех равными, религию, такую, как ислам или христианство. Иностранцы не получают никакого статуса в индуистском обществе, что закрывает его наглухо в условиях иностранного правления.

Индия оказалась объединенной в нынешних размерах, потому что Великобритания дала этому субконтиненту, имевшему до того религиозное, культурное и географическое выражение, гомогенную структуру правления, администрации и права. Она создала индийское государство на основе западных либеральных принципов демократии и государственности. Она также обременила Индию проблемой ее мусульманского населения, около 100 миллионов оставалось в Индии после создания Пакистана во время раздела. Для Индии рождение Пакистана было проблемой не только потому, что раздел сделал чужими территории, которые индийские руководители считали частью своей отчизны, но также и потому, что предположение о том, что мусульмане не смогут жить спокойно в Индии, расценивается как мина замедленного действия, грозящая постоянными внутренними междоусобицами. По этой причине военный союз Соединенных Штатов с Пакистаном во время 1950-х и 1960-х годов, хотя и направленный против Советского Союза и Китая, наносил вред американо-индийским отношениям во времена холодной войны.

Однако главная причина отчужденности для Индии в период холодной войны лежала гораздо глубже. Индия пережила века, сочетая замкнутость своей культуры с чрезвычайным психологическим умением общения с иностранцами. Пассивное сопротивление Мохандаса Ганди британскому правлению отражало чрезвычайные моральные качества махатмы, высоко духовного человека. Это был также самый эффективный способ борьбы с имперской властью, обращающий ценности британского общества в ХХ веке против него самого. Во время холодной войны Индия объявила себя нейтральным моральным арбитром мировых дел, и многие американские интеллектуалы признавали, что Индия в данном случае следовала более высоким моральным стандартам, чем сверхдержавы. Однако главная мотивировка отказа Индии от того, что она характеризовала как силовая политика холодной войны, состояла в том, что у нее отсутствовал национальный интерес в проблемах спора. Ради свободы, к примеру, Берлина Индия не пойдет на риск вражды с Советским Союзом, который находится всего в нескольких сотнях километров и которому она не хотела давать повода присоединиться к Пакистану. Не хотела она также рисковать, вызвав враждебность мусульманского мира, если бы стала на сторону демократического Израиля. Более того, во время самой радикальной антизападной фазы периода пребывания у власти Гамаля Абделя Насера Джавахарлал Неру был верным другом Египта. Во время вьетнамской войны Индия не посчитала тоталитарную природу ханойского режима препятствием для оказания громогласной политической поддержки. Индийские руководители твердо сохраняли связи с радикальными течениями в развивающемся мире. И они правильно посчитали, что у них достаточно друзей в либеральных и интеллектуальных кругах Соединенных Штатов, чтобы удерживать американский гнев в приемлемых границах.

Фактически поведение Индии во время холодной войны не очень-то отличалось от поведения Соединенных Штатов в десятилетия периода становления государства. Как и отцы-основатели, руководители Индии из династии Неру считали, что они лучше всего защитят свою молодую страну, не принимая участия в спорах, не влияющих на ее жизненно важные интересы. И вновь, как и Соединенные Штаты, Индия не применяла свой отказ от силы на регион, который непосредственно воздействовал на интересы ее безопасности. Что бы ни заявляли Соединенные Штаты в XIX веке относительно европейской силовой политики, они не отказались от применения силы против Мексики или в Карибском бассейне. Не колебалась и Индия в отношении применения силы в Сиккиме, Гоа, в Шри-Ланке, Бангладеш и Непале. Индия также на протяжении по крайней мере 25 лет работала над программой ядерных вооружений, завершившейся испытаниями оружия в 1998 году.

Когда президент Клинтон посетил Индию с визитом в 1999 году, он с некоторой высокопарностью говорил о связях, вытекающих из общих демократических условий, даже читая нотации своим хозяевам относительно тщетности их работы над программой ядерных вооружений. Ни одно из предложений не могло составить основу новых взаимоотношений. Индия не собиралась ни проводить вильсоновскую политику, ни отказаться от программы создания ядерного оружия.

Лучше всего понять индийскую внешнюю политику можно по аналогии с той, которая проводилась тогда, когда страной управляла Великобритания. И эта политика была фактически сформулирована в Калькутте (первом местоположении правительства), а затем, после 1934 года, велась из Дели. Она основывала индийскую безопасность на превосходстве военно-морских сил в Индийском океане, на дружественных или, по меньшей мере, не угрожающих режимах в районе от Сингапура до Адена и на невраждебном режиме на Хайберском проходе на перевале в Гималаях. На севере Англия настаивала на соблюдении линии Макмагона, проведенной на некотором расстоянии от исторических границ между Китаем и Индостаном. Императорский Китай никогда не признавал эту демаркацию, но был слишком слаб, чтобы ее оспаривать. Коммунистический Китай восстановил традиционную границу и воевал с этой целью в 1962 году. В настоящее время эта проблема не разрешена.

В том, что касается «дуги» между Сингапуром и Аденом, то американские и индийские интересы идут вполне параллельно. Ни та, ни другая страна не хочет видеть доминирования фундаменталистского ислама в этом регионе, хотя побудительные причины такого их подхода и отличаются. Исходя из своей внутренней политики, Индия больше озабочена афганским фундаментализмом, чем иранским, и гораздо сильнее обеспокоена саудовской финансовой поддержкой мусульманского фундаментализма, чем непримиримостью Саддама. Индия, по крайней мере из тактических соображений, позиционирует себя в качестве возможного посредника между Соединенными Штатами и радикалами Персидского залива. В этом могут быть свои прелести, пока существует четкое понимание пределов допустимого.

То же самое относится и к региону между Индией и Сингапуром. Там по мере роста мощи Китая и чрезмерной напористости Японии, судя по всему, возможно возникновение «треугольного» соперничества (или, по мере укрепления мощи Индонезии, «четырехугольного»). Главный американский интерес состоит в том, чтобы не допустить гегемонии какого-либо участника; это классическая проблема дипломатии равновесия сил. Таким образом, условия для тесного сотрудничества имеются – при условии, если Индию не занесет в результате растущей военной силы, а Соединенные Штаты будут в состоянии сформулировать политику равновесия в регионе.

На севере в Гималаях у Соединенных Штатов нет никаких национальных интересов, которые позволяли бы им втягиваться в пограничный спор между Китаем и Индией, до тех пор, пока ни одна из сторон не будет пытаться добиться своих целей силой. Этот вопрос не из серии тех, ради которых Америке стоило бы рисковать своими отношениями с каждой из этих стран. Это классический случай необходимости понимания пределов американских интересов.

Взаимоотношения между Китаем и Индией влияют на Соединенные Штаты только в том случае, если любое из этих государств будет пытаться доминировать над другим. Америке следует избегать высказывания своих возражений по поводу индийской ядерной программы на совместных форумах с Китаем, как это случалось во время пребывания у власти администрации Клинтона, потому что нельзя, чтобы предполагалось ядерное опекунство над Индостаном. Но и не в интересах Америки соглашаться с тем, что Индия оправдывает свою ядерную программу необходимостью сдерживания Китая.

Индийская программа ядерного оружия фактически стала главным пунктом разногласий между Индией и Соединенными Штатами за последние два года работы администрации Клинтона. Первоначальная американская реакция на индийские ядерные испытания была крайне эмоциональной. Президент Клинтон сказал по этому поводу следующее:

«Считать, что вы должны продемонстрировать свое величие поведением, которое напоминает самые плохие события на рубеже между ХХ и ХХI веками, когда все пытаются оставить позади ядерный век, это просто-напросто неправильно. И им совершенно не нужно все это для обеспечения своей безопасности» 32.