Борис Соколов - Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки Страница 8

Катя окончила Ленинградский институт сценических искусств, выступала на сцене. В 1926–1928 годах Катя проживала в Швейцарии, Германии и Италии, сопровождая своего первого мужа Ю.Н. Юрьина на лечение. С Капри она писала одной из своих подруг Оне Рыбкиной: "Рыбочка, милая, здесь изумительно, живу чудно… Начинаю приходить в себя от всех дорожных впечатлений. Юр. очень кланяется тебе". После его смерти в Италии, на Капри, в 1927 году Катя вернулась в СССР.

Катя оставила сцену и устроилась аппаратчицей на завод "Точприбор". Стала мастером, затем начальником цеха. Жила в маленькой полуподвальной комнатушке в Нижне-Кисловском переулке, куда все время приходили друзья.

Она давала уроки русского языка иностранцам. Среди них были немцы, сотрудники Коминтерна. Один из них, Вилли Шталь, познакомил Катю с Рихардом Зорге в 1927-м или в 1928 году. Она давала Зорге уроки русского языка и ласково звала его Ика.

Вообще-то русский язык Зорге знал как родной, и, скорее всего, уроки русского послужили лишь предлогом для знакомства.

Мария Александровна Максимова, сестра Кати, вспоминала уже о событиях 1933 года: "Однажды сестрёнка приехала какая-то очень необычная. Вообще-то она была человеком крайне сдержанным, а тут всё улыбалась, напевала что-то. А потом говорит: "Знаете, я встретила замечательного человека, он немец, коммунист". И рассказала про Ику. И так о нём говорила, что мы всё сразу поняли.

Свадьба была очень скромной — она презирала этот "мещанский" обряд. Просто вечер с друзьями после регистрации брака здесь же, в Нижнем Кисловском, куда Ика перенёс из гостиницы свои чемоданы. Бутылка лёгкого вина и разговоры о музыке, о театре и, естественно, о "текущем моменте" — в Германии к власти пришли фашисты".

Их семейное счастье длилось лишь три месяца. Затем Зорге уехал в Японию. Вернулся он только через два года, в 1935 году и всего на месяц. Она тогда взяла на заводе отпуск.

После отъезда Зорге в Японию Екатерина Александровна переехала из полуподвальной коммуналки в большую комнату (есть версия, что в общежитие политэмигрантов) на Софийской набережной, выданную ей при содействии руководства Разведуправления РККА.

Лишь изредка с оказией он присылал Кате письма, которые снимались на микропленку и доставлялись вместе с донесениями. Интересно, что письма Рихарду Катя писала на французском языке, вероятно, для конспирации.

Иной раз Рихард посылал жене и посылки. "Милая Катюша! Наконец-то предоставилась возможность дать о себе знать. У меня все хорошо, дело движется. Посылаю свою фотокарточку. Очень тяжело, что я давно не знаю, как ты живешь. Пытаюсь послать тебе некоторые вещи. Серьезно, я купил тебе, по-моему, очень красивые вещи. Буду счастлив, если ты их получишь, потому что другой радости я, к сожалению, не могу доставить, в лучшем случае — заботы и раздумья. В этом смысле мы с тобой "бедняги"".

Не знаю, знала ли Катя, что она жена разведчика-нелегала. Но в любом случае понимала, что у него весьма ответственная работа. Так просто людей в многолетние зарубежные командировки в Советском Союзе не посылали. И Катя писала своему Ике бодрые письма.

В первом же письме после его отъезда Катя сообщила мужу о том, что у них будет ребенок. Рихард обрадовался и писал: "Я очень озабочен тем, как всё это ты выдержишь… Позаботься, пожалуйста, о том, чтобы я сразу, без задержки получил известие. Если это будет девочка, она должна носить твоё имя".

Еще он писал, что хочет передать через связного посылку для малыша… Но и этой мечте не суждено было сбыться. Произошел выкидыш.

С большим опозданием Рихард узнал, что ребёнка у них не будет. В Москву, через все границы, пробирается короткое письмо: "Я тебя очень люблю и думаю только о тебе, не только когда мне особенно тяжело, ты всегда со мной…" Разумеется, это было лукавством, потому что женщин у Зорге в Японии было с большим избытком.

"Я постоянно спрашиваю себя, — написал ей как-то Рихард, — не была ли бы ты счастливее без меня? Не забывай, что я не стал бы тебя упрекать… хотя лично я все больше и больше привязываюсь к тебе и более, чем когда-либо, хочу вернуться домой, к тебе. Но не это руководит нашей жизнью, и личные желания отходят на второй план…"

А в январе 1937 года Рихард писал: "Милая К. Итак, Новый Год наступил. Желаю тебе самого наилучшего в этом году и надеюсь, что он будет последним годом нашей разлуки…"

В 1938 году в очередном письме жене Зорге сообщал о своей несостоявшейся поездке в Москву: "Дорогая Катя! Когда я писал тебе последнее письмо в начале этого года, то был настолько уверен, что мы летом вместе проведем отпуск, что даже начал строить планы, где нам лучше провести его. Однако я до сих пор здесь. Я так часто подводил тебя моими сроками, что не удивлюсь, если ты отказалась от вечного ожидания и сделала отсюда соответствующие выводы. Мне ничего не остается более, как только молча надеяться, что ты меня еще не совсем забыла и что все-таки есть перспектива осуществить нашу пятилетней давности мечту — наконец, получить возможность вместе жить дома. Эту надежду я еще не теряю даже в том случае, если ее неосуществимость является полной моей виной или, вернее, виной обстоятельств, среди которых мы живем и которые ставят перед нами определенные задачи…"

Замечу, что если бы Зорге действительно вернулся в СССР в самый разгар "ежовщины", у него был бы большой шанс отправиться не с женой в отпуск в Сочи или в Крым, а во внутреннюю тюрьму на Лубянке.

Следующее письмо от Рихарда пришло только после долгого перерыва: "Дорогая Катя! Наконец-то я снова пишу тебе. Слишком долго я не мог этого сделать, не получая также ничего от тебя. А мне это было так необходимо… Не знаю, не потеряла ли ты уже терпение, ожидая меня? Но, милая, иначе невозможно.

Мне кажется, ты захочешь меня увидеть, несмотря на то. Что ожидание было слишком долгим и я очень устал. Жизнь без тебя очень тяжела и идет слишком медленно. Что ты делаешь? Где теперь работаешь? Возможно, ты теперь уже крупный директор, который возьмет меня на фабрику, в крайнем случае, мальчиком-рассыльным? Ну ладно, уж там посмотрим, Будь здорова, дорогая Катя. Не забывай меня, мне ведь и без того достаточно грустно…"

Михаил Иванович Иванов, генерал-майор ГРУ, а тогда всего лишь капитан, вспоминал встречи с Катей в 1940 году: "Она была мягкая и стеснительная, эта Катя. Ввиду исключительных заслуг Зорге, в нарушение всех инструкций и предписаний, ей было разрешено писать мужу письма без перевода и обработки цензурой. "Без правки и с ее ароматом", — так говорил Зорге перед своим отъездом. Екатерина писала по-французски, и с чтением ее писем Рихард мог справиться сам. Он же писал по-немецки, и я был невольным свидетелем интимных нежных выражений, естественных в семейной переписке. И мне и ей было неловко, когда я деревянным голосом озвучивал ласковые слова, сидя за накрытым скатертью столом, на котором стояли чашки с чаем и скромное угощение". Однажды Катя тихонько спросила его: "Неужели ваш Рихард такая личность, что никто в Москве не может обойтись без его услуг там, за рубежом? Он ведь так давно не был в отпуске…"

Михаил Иванович утверждал: "В другой раз она, рассказывая, что Рихард рекомендовал ей изучать немецкий или другой европейский язык, спросила, может ли она когда-нибудь стать помощницей Рихарда в его опасном деле? Подобные вопросы не входили в мою компетенцию. А говорить от себя не хотелось. Поэтому я многозначительно показал пальцем на потолок: "Все зависит от начальства и Господа Бога". Мой жест она поняла и к этой теме больше не возвращалась".

Предложение об изучении немецкого языка выглядит довольно странно. Ведь в свое время Катя давала уроки русского языка немцам, что явно подразумевало знание ею немецкого. Возможно, речь шла о том, чтобы освоить немецкий столь безукоризненно, чтобы можно было выдать себя за немку, всю жизнь прожившую в Германии.

В последний раз Катя виделась с Михаилом Ивановым в декабре 1940 года, накануне новогоднего праздника. По воспоминаниям генерала, "встреча была продолжительной, говорили о разном. Я сообщил, что на определенное время вынужден покинуть Москву. В ее глазах засветился немой вопрос: "Туда?" Я молча кивнул. Пожелав Кате счастья в Новом году и успехов в работе на ее заводе "Точизмеритель", я попрощался. В тот раз вниз, до вахтера, Екатерина Александровна меня не провожала, а, постояв на ступеньках верхнего этажа, подняла руку и осенила меня прощальным жестом, как крестным знамением, так издавна провожали в далекий путь на Руси…"

Но они увиделись еще раз. Через несколько дней, уже в январе, Иванов уезжал в Японию. На Ярославском вокзале, перед посадкой в транссибирский экспресс, он увидел на соседней платформе женщину в шубке и белом полушалке. Это была Катя. Заметив его, она махнула рукой.

Жену Зорге арестовали по постановлению Свердловского железнодорожного транспортного отдела НКВД 4 сентября 1942 года. В тот момент в НКВД думали, что Зорге уже казнен. Катю обвинили в шпионских связях с Вилли Шталем, арестованным и расстрелянным в 1938 году.