Галина Мурсалиева - Междуцарствие в головах Страница 15

Пульты теперь держат не руки, а инерция доверия, кредит, который пока все еще не исчерпан. И он неисчерпаем, потому что это такой удобный самообман: мы смотрим, потому что верим, а верим, потому что реальность невыносимей.

В телевизоре нас любит «Техносила». Все время про нас думает «Тефаль». ТНТ помогает, Александр Гордон излечивает стресс. Программа «Короткие встречи» найдет, если потеряемся. Нам сказочку расскажут, нам песенку споют: «Не ходите, дети, в Африку гулять! В Африке большие злые крокодилы, внутренние враги, пособники террористов, гвозди торчащие, мысли НЕ НАШИ».

А вы знали? В Таганроге пробки были как в Москве. Их создавал Рома из реалити-шоу «Дом-2» – где остановится, там в течение пяти минут и пробка, водители выпрыгивают из машин и бегут к нему, все бегут. Вот он сейчас об этом рассказывает. Про маму с папой еще говорит, про то, что им нравится, а что нет в том, как он строит любовь. Оказывается, вот уже месяцев пять или шесть каждый вечер по телевизору папа с мамой внимательно смотрят, следят за этим процессом. Рому ненадолго отпустили из телевизора домой, и привез он оттуда для шоу пожелание. Какое? «Розыгрышев побольше надо». Два раза Рома это повторил: «Побольше надо розыгрышев», и никто не дернулся, а все, наоборот, закивали. Вместе с ведущими. И меня не передернуло – шел четвертый день моего заядлого телесмотрения. А что, в самом деле, такого неправильного в речи этих «реалистов»? Вот когда моему сыну было годика три, он сказал как-то: «Это мой вилка». А я, конечно, сразу же и поправила его: «Не мой вилка, вилка – моя». Он обиделся: «Что я тебе, девочка, что ли?»

Слово «розыгрыш» мужского рода. Ну и… в общем не знаю, там какая-то логика наверняка есть. Где-то.

Вы сейчас где?

ГЕРОЙ ВИРТУАЛЬНОГО ВРЕМЕНИ

Можно, я с ресниц начну? Очень нравятся – длинные, черные, изогнутые на концах. Дальше: серебристые виски, бархатные перчатки с серебряными кнопочками. Холеные ногти, нефритовые четки, н-да.

Пробор – безукоризненно аккуратный, волосок к волоску, крахмальный воротничок, жемчужная булавка в шелковом галстуке, вот-с…

Подтянутый – сказываются ежеутренняя обстоятельная гимнастика с японцем-камердинером, зеленый чай, дыхательные упражнения. Высокий, худощавый, широкоплечий. Брюнет, глаза синие, заикается, курит сигары.

Узнали? Кто-то, может быть, с самых первых строк описания, кто-то – позднее, но узнали, полагаю, все акунисты (звание присваивается каждому, кто «глотал» чтиво Бориса Акунина). Ну конечно же: господин статский советник Эраст Петрович ФАНДОРИН. Почему именно этот лощеный франт, элегантнейший аристократ, писаный красавец? А потому, что человек без ружья просто категорически не герой нашего времени. У Эраста же Петровича всяких штучек колюще-режуще-стреляющих – куча. Он даже в баню, напомнить вам, как собирался? «За эластичную ленту подтяжки для правого носка засунул маленький стилет в легких ножнах… в кобуру на спине сунул велодог – миниатюрный пистолет… в другую кобуру, приспособленную для ношения под мышкой, – семизарядный “герсталь-баярд…”»

Я, конечно, все буквализирую, а на самом-то деле Фандорин – силовик, человек с ружьем на страже государства, в достаточно высоком чине, ранге и звании. Послужной список опять же: принимал участие в русско-турецкой войне, был на дипломатической службе в Японии, кавалер ордена Святого Владимира 4-й степени за дело «Азазель», Святого Станислава 3-й степени – за дело «Турецкий гамбит», Святой Анны 4-й степени – за дело «Алмазная колесница», а также японских орденов Большой и Малой Хризантем.

Но даже и не в этом дело. А еще и в строчках биографии, даже самой ранней – вникните: мать умерла рано, отец ушел из жизни, когда Эрасту было 19, и ничего родитель, разорившийся дворянин, своему единственному сыну не оставил, кроме долгов. Эраст вынужден был уйти из гимназии и поступил на службу в полицию коллежским регистратором. И уже в двадцатилетнем возрасте получил чин титулярного советника – без какой-либо протекции. Числясь, кажется, в Министерстве иностранных дел, стал в реальности работать на Третье отделение.

Слушайте! Вам тоже вспоминается всем известная биография питерского студента юрфака, который делал все для того, чтобы быть приглашенным к сотрудничеству со спецслужбами? Восточные единоборства, знание иностранных языков, борьба с терроризмом – это я про кого?

А я все равно про Фандорина. Да кто ж сегодня помнит, что такое значат его вот это самое Третье отделение и уж тем более русско-турецкая война, скажете вы. Разве это все актуально, когда сегодня – Чечня и Афганистан? Почему герой нашего времени – из позапрошлого века, с хризантемами большими и малыми? Разве нет достойного в реальном времени?

Нету. Точнее, может быть, в реальном времени и есть, но мы живем в потрясающе-ослепляюще яркой графике реальности виртуальной, а потому самоотдачи чьей-то видеть не можем. Блоки самоподач настолько утомляют и притупляют зрение, что увидеть то, что есть, просто невозможно – все видят только то, что надо видеть. На это «надо» работают представители самых доблестных сегодня профессий – имиджмейкеры, политические технологи, визажисты, дизайнеры, декораторы. Не садовники, не строители, то есть не создатели и не творцы, а «украшатели». «Украшенным» остается только декларировать благородные цели, а делать можно все что угодно. Мир получается ролевой: функции обязывают, имиджи на фоне первоклассных декораций работают, а люди изо всех сил соответствуют мимикой, жестами, речами, но… не соответствуют. И на таком вот театральном фоне несоответствия, понарошечных слов и неписаных правил игры писаный красавец Фандорин (вспомним честно: и человек-то он писаный) оказывается самым настоящим и осязаемым.

Потому что правил игры не соблюдает. И вообще не играет – просто живет по собственным правилам. Ничего не декларирует. А просто объясняется: «…Собственные правила – это не желание обустроить все мироздание. А попытка хоть как-то организовать пространство, находящееся от тебя в непосредственной близости. Но не более. И даже такая малость мне не слишком удается». То есть рыцарь он без страха, но с вечными упреками самому себе. И, может быть, потому как человек – безупречен. От такого не ждешь вероломных поступков. Фандорин, скажем так, «веропочинительный». Даже явный враг его, тезка Жеглова князь Пожарский, обвиняя его, это-то и подтверждает: «При всех блестящих качествах у вас есть огромный недостаток. Вы начисто лишены гибкости, не умеете менять форму и цвет применительно к обстоятельствам, не способны сворачивать с намеченного пути на кружную тропинку. А стало быть, не подсидите и не воткнете нож в спину».

Есть такая притча: «Сказали мне: эта дорога ведет к смерти. И с тех пор вьются передо мной глухие, кривые, кружные тропки».

А любопытно так взглянуть: Жеглов, Пожарский и Фандорин – все трое потрясающе обаятельные суперсыщики, у всех в ремесле риск, все играют с опасностью. У каждого быстрая реакция, уникальнейшая интуиция и абсолютно аналитический склад ума. Все трое авантюрны и почти всегда блистательны. Два Глеба свернули с дороги, а по прямой, «ведущей к смерти», пошел только один.

Фандорин идет, бесконечно рефлексируя: «…Вроде бы расследование как расследование, да еще поважнее любого другого. И цель достойная – защита общественного спокойствия и интересов государства. Откуда же чувство запачканности?» Он без конца застревает в моральных дилеммах. Вот, к примеру, решил, что все-таки надо подать руку высокопоставленному мерзавцу: он – гость. И снова сомнения: «…а может, вмешались в это решение какие-то карьерные соображения?». А тут вдруг врывается полиция и, тысячу раз извиняясь, – все-таки не к кому-нибудь, а к господину статскому советнику ворвались, – сообщает, что тот самый высокопоставленный господин убит и что «э-э-э… убили его вы, и что вас должно немедленно взять под стражу». И что Фандорин? «…В первый момент Эраст Петрович испытал абсурдное облегчение при мысли о том, что проблема с рукопожатием снялась сама собой».

Температура – 40, какое счастье, можно не идти на контрольную!.. Детский сад, точнее – младший класс школы. Еще точнее: слишком человек всегда спотыкается о собственные моральные контрольные, сдает самому себе невидимый экзамен. Тут есть один страх – всего один: чуть отступишь от собственных правил – и инфицируешься, попадешь в ситуацию, когда не то чтобы там какому-то мерзавцу – самому себе руки не подашь. Эта его щепетильность иногда раздражает: получается, что внутреннее достоинство и благородство, «незапачканность» ему вроде как даже и важнее общих достойных и благородных целей. Да еще в таких обстоятельствах, когда люди один за другим становятся «живыми бомбами», создавая «вакханалию терроризма», а в силовых ведомствах – интриги, неразбериха, «вавилон». Да все бы ему простили в такой ситуации: и запачканность, и даже грязь, да сколько угодно грязи и крови – разве мы этого не прощаем? Разве не влюблены в Жеглова, у которого щепки летят во все стороны? Не «рукоплещет восхищенный зал» мира словам «акция возмездия»?