Психотерапия и экзистенциализм. Избранные работы по логотерапии - Виктор Эмиль Франкл Страница 21

с ростом так называемой потребности в психотерапевтической помощи. И действительно, часть пациентов, которые сегодня обращаются к психиатру, в прежние времена шли к пастору, священнику или раввину. Зато теперь они отказываются идти к священнослужителю, так что врач вынужден заниматься тем, что я называю медицинским служением. К этому служению прибегают не только неврологи и психиатры, но и каждый врач. Хирург, например, берет на себя функции данного служения, сталкиваясь с неоперабельными случаями или с такими ситуациями, когда он вынужден сделать из человека инвалида, прибегнув к ампутации конечностей. Точно так же ортопед выполняет функции медицинского служения, когда имеет дело с калеками; или дерматолог, когда лечит обезображенных пациентов; или терапевт, когда сталкивается с неизлечимыми заболеваниями; или гинеколог, когда помогает пациентам, страдающим бесплодием.

Количество неврозов, но и психозов с течением времени не увеличилось, а на удивление осталось на том же уровне, хотя они видоизменяются в контексте симптоматики. Я хотел бы проиллюстрировать это на примере состояния, известного как скрытая депрессия: у прошлого поколения скрытыми были навязчивые угрызения, вызванные чувством вины и самобичеванием. Однако в настоящее время в симптоматике преобладают жалобы на ипохондрию. Что ж, состояние депрессии иногда сопровождается бредовыми идеями. Интересно отметить, как изменилось содержание этих бредовых идей за последние несколько десятилетий. Складывается впечатление, что навязчивые состояния наших пациентов формируются духом времени и меняются вместе с ним; и таким образом дух времени проникает прямо в глубины душевной жизни психотического больного. Кранц из Майнца и фон Орелли из Швейцарии доказывают, что современные бредовые идеи менее подвержены доминированию чувства вины, например вины человека перед Богом. В большей степени сейчас они вызваны беспокойством о собственном теле, физическом здоровье и работоспособности. Раз за разом мы замечаем, что бредовая идея греха вытесняется страхом болезни или бедности. Современный пациент озабочен не столько состоянием своей нравственности, сколько состоянием своих финансов.

Давайте перейдем от статистики неврозов и психозов к статистике суицида. Здесь мы наблюдаем, что цифры меняются с течением времени, но не так, как ожидал бы обыватель. Ибо хорошо известен эмпирический факт, что во время войн и кризисов число самоубийств уменьшается. Чтобы дать этому объяснение, я процитирую слова одного архитектора, который как-то сказал мне: «Лучший способ поддержать и укрепить ветхое сооружение – увеличить нагрузку, которую оно должно выдерживать». На самом деле психические и соматические нагрузки и напряжение, называемые в современной медицине стрессом, далеко не всегда и не обязательно патогенны и приводят к заболеванию. Из нашего опыта работы с невротиками мы знаем, что избавление от стресса потенциально не менее патогенно, чем навязывание стресса. Бывшим военнопленным, узникам концлагерей и беженцам пришлось пройти через тяжелые страдания, но под давлением обстоятельств они были вынуждены существовать и действовать на пределе своих возможностей. С точки зрения психической гигиены эти люди подвергались серьезной опасности, как только внезапное освобождение снимало с них стресс заключения. В связи с этим я всегда вспоминаю эффект кессонной болезни, которой подвергаются ныряльщики, слишком быстро поднимающиеся на поверхность из области повышенного давления.

Вернемся к тому, что заболеваемость неврозами, по крайней мере в точном клиническом смысле этого слова, не растет. Это означает, что клинические неврозы отнюдь не становятся коллективными и не грозят поглотить человечество в целом. Но, выражаясь осторожнее, то, что мы называем коллективными неврозами, не обязательно совпадает с невротическими состояниями в более узком клиническом смысле этого слова!

Выяснив эти разграничения, обратимся теперь к тем чертам характера современного человека, которые можно назвать неврозоподобными или «сходными с неврозами». Мой опыт показывает, что «коллективный» невроз нашего времени характеризуют четыре основных симптома.

1. Эфемерное отношение к жизни. Последняя война научила человека жить одним днем: он никогда не был уверен, что увидит следующий рассвет. Со времен войны это отношение сохранилось, и, похоже, теперь оно обусловлено страхом перед атомной бомбой. Кажется, что люди находятся во власти настроения, характерного для середины века, лозунгом которого стало: Aprés moi la bombe atomique[164]. Поэтому многие отказываются от долгосрочного планирования или от выстраивания жизни вокруг определенной цели. Современный человек живет мимолетно и не осознаёт, что при этом упускает. Также он не может осмыслить истинность высказывания Бисмарка: «В жизни мы переживаем многое, как при посещении дантиста; мы постоянно думаем, что настоящее еще впереди, а между тем оно уже произошло». Возьмем в качестве ролевой модели поведение людей в концлагерях. Для раввина Йонаса, врачей Флейшмана и Вольфа даже лагерная жизнь не была ограниченным отрезком времени. Они не считали ее просто эпизодом. Для них жизнь в лагере стала скорее подтверждающим испытанием и кульминацией их существования.

2. Фаталистическое отношение к жизни. Эфемерный человек говорит: «Бессмысленно планировать свою жизнь, так как в любом случае однажды взорвется атомная бомба». Фаталист говорит: «Планировать вообще невозможно». Он склонен считать себя игрушкой внешних обстоятельств или внутренних условий, а потому позволяет помыкать собой. Но и сам он тоже абстрагируется, перекладывая вину то на одно, то на другое, что соответствует принципам современного нигилизма. Нигилизм держит перед лицом человека кривое зеркало с искаженным изображением, заставляя его представлять себя либо психическим механизмом, либо продуктом экономической среды.

Я называю такого рода нигилизм «гомункулизмом», ибо человек заблуждается, когда понимает себя как продукт среды и своего психофизического склада. Эту последнюю точку зрения подтверждают популярные интерпретации психоанализа, которые, по-видимому, предоставляют множество доводов в пользу фатализма. Глубинная психология, считающая своей главной задачей «разоблачение», оказывается наиболее подходящей при лечении склонности невротика к «обесцениванию». В то же время мы не должны пренебрегать фактом, отмеченным известным психоаналитиком Карлом Штерном: «К сожалению, редуктивная философия все еще является наиболее широко признанной частью психоаналитической мысли. Она так превосходно гармонирует с типичной мелкобуржуазной посредственностью, которая ассоциируется с презрением ко всему духовному»[165]. Итак, под влиянием ошибочно понимаемого психоанализа у современного среднестатистического невротика формируется презрение ко всему, что относится к духу и особенно к религии. При всем уважении к гению Зигмунда Фрейда и его новаторским достижениям мы не должны закрывать глаза на то, что он был сыном своей эпохи и на него влиял дух времени. Конечно, взгляды Фрейда на религию как на иллюзию или навязчивый невроз и на Бога как на образ отца были выражением этого духа. Но и сегодня, несколько десятилетий спустя, нельзя недооценивать опасность, о которой предупреждал нас Карл Штерн. При этом сам Фрейд отнюдь не относился к тем, кто смотрит свысока на все духовное и нравственное. Разве не он говорил, что человек часто бывает не только гораздо более безнравственным, но и гораздо более нравственным, чем думает о себе? Я хотел бы дополнить эту характеристику, добавив, что человек часто гораздо более религиозен, чем подозревает. Я бы не стал исключать из этого правила даже самого Фрейда. В конце концов, это он однажды упомянул о «нашем Боге-Логосе».

Сегодня даже сами психоаналитики ощущают нечто, что можно было бы назвать «недовольством популяризацией» – по аналогии с названием книги Фрейда «Недовольство культурой». Слово «комплекс» в наши дни стало нарицательным. Американские психоаналитики уже жалуются, что так называемые свободные ассоциации, являясь частью основной техники анализа, уже давно перестали быть по-настоящему независимыми: пациенты слишком много узнают о психоанализе еще до того, как приходят на лечение. Даже на сновидения пациентов больше нельзя полагаться во время их толкования. Им часто придается искаженный оттенок в соответствии с типом интерпретаций доктора. По крайней мере, так утверждают видные аналитики. Известный психоаналитик, редактор «Американского журнала психотерапии» Эмиль Гутейл заявляет, что мы получаем ситуацию, в которой пациенты фрейдистов всегда видят в своих сновидениях эдипов комплекс, пациенты адлерианцев – конфликт власти, а пациенты юнгианцев – архетипы.

После краткого размышления о психотерапии в целом и психоанализе в частности давайте вернемся к коллективным невротическим чертам современного человека и рассмотрим следующий симптом.

3. Конформистское, или коллективистское мышление. Оно проявляется, когда среднестатистический человек в обычной жизни желает быть как можно незаметнее, предпочитая растворяться в массе. Конечно, мы не должны упускать из виду существенное различие между массой и обществом. Вот оно: обществу нужны личности, чтобы быть настоящим, а личностям опять-таки нужно общество, чтобы в нем действовать. Понятие массы (или толпы) отличается, так как ее структуре угрожают отдельные личностные проявления, поэтому она подавляет свободу личности и нивелирует ее.

4. Фанатизм. Конформист, или коллективист отрицает собственную личность. Невротик, страдающий