Александр Лоуэн - Любовь и оргазм Страница 24

Дебби столкнулась с необходимостью объединить эти две противоположные стороны своей личности, но прежде нужно было во всем этом хорошо разобраться. Сама она чувствовала себя «малым ребенком» и не понимала, откуда взялся этот облик «гориллы». Как ни проста была разгадка, но она не пришла в голову ни одному из нас двоих, пока в какой-то момент не стало ясно, что образ «гориллы» – всего лишь защитная маска, призванная отпугивать от «младенца» злобных «агрессоров»; но это понимание пришло только с осознанием двойственности ее личности. Как посторонний наблюдатель, я видел перед собой «гориллу», а Дебора знала (субъективно) только то, что она одинока, напугана и отчаянно нуждается в тепле. Она чувствовала свою «недоношенность».

Однако хотя ее внешний вид и был маской, это не значило, что он не оказывал своего эффективного действия. Дебора была физически сильной женщиной, в детстве она играла в футбол с мальчишками. Однако вопрос был не в том, чтобы поменять внешность; нужно было исключить чувства, питавшие образ «гориллы». Дитя должно было стать зрелой личностью, чтобы отпала необходимость в невротической защитной реакции.

Результаты анализа часто имеют двойное значение: для наблюдателя – одно, а для объекта наблюдений – другое. Большое тело Деборы служило «инкубатором», в котором «дитя» чувствовало покой и безопасность. Но была еще потребность в материнской любви, которую Дебора искала в гомосексуальных отношениях; они же, к сожалению, могли только поддерживать «статус-кво», так что в конце концов Дебора обрела «мать» в лице доктора– мужчины.

Была еще одна пациентка, Мэри, тоже представлявшая хороший пример этой склонности женщин к маскулинизации. На лечение она пришла, имея репутацию лучшей «женщины-любовника» во всем городе, которой она гордилась. Это значило, что она могла «отбить» девушку у любой другой лесбианки. У нее был широкий круг знакомств среди лесбианок, знавших друг друга и вступавших в связь одна с другой. Мэри в таких связях всегда играла роль активного партнера. В ответ на вопрос о ее сексуальных чувствах она похвасталась, что может испытать «дюжину оргазмов» за один акт, состоявший в том, что она применяла к другой женщине способ «куннилинга». Я принял ее слова без возражений, хотя они прозвучали неправдоподобно; ведь она пришла ко мне за помощью, и не мое дело было «выводить ее на чистую воду», подобно следователю. Примерно через семь месяцев она снова повторила эту «сказку» о многократных оргазмах, а позже, когда в результате лечения она стала лучше ощущать свое тело, она призналась, что никогда не знала настоящего оргазма. Так что она не лгала: она просто не знала, что это такое. Будучи сексуально просвещенной личностью, она каждое небольшое содрогание, вызванное возбуждением в области вагины, принимала за оргазм. Это вообще характерно для искушенных личностей: за оргазм они склонны принимать поверхностные ощущения. Только когда Мэри по-настоящему узнала свое тело, она поняла, насколько неполными были ее прежние сексуальные переживания.

На первый взгляд Мэри казалась живой, отзывчивой личностью; ее движения были уверенными, а действия – решительными. Но это было только внешнее впечатление, разрушившееся в ходе лечения, так что несколько последних месяцев она выглядела изнуренной. Тело болело; все, что ей удавалось сделать – это кое-как прожить день, не занимаясь ничем, кроме самого необходимого. Этого можно было ожидать, учитывая состояние ее тела, бывшего жестким и малоподвижным. У нее были прямые, высоко поднятые плечи, как у футболиста; грудь казалась слишком широкой, а корпус сужался книзу, так что бедра были довольно узкими. Мышцы ног были как стальные; она могла танцевать ночь напролет. Одно время она преподавала бальные танцы, но чрезмерное напряжение мышц ног было вызвано, конечно, не этим. Волосы на лобке она брила.

Мэри производила впечатление сильной и способной личности: квадратные плечи, крепкие ноги, крупное тело – все подтверждало этот образ; но это была только видимость. Когда мне удалось узнать ее получше, я обнаружил, что под этой маской скрывается маленькая девочка, которая боится мужчин и пытается произвести впечатление, а то и припугнуть других женщин. Ее гомосексуальная ориентация была целиком основана на желании показать, какой она «большой и сильный мужик», и каким нежным и надежным другом может она быть для «маленьких напуганных девочек». К сожалению, эти чувства не были поняты как следует, потому что разыгрывались под маской секса – «притворного секса», как назвал его Э. Бергер. Действуя так, Мэри получала взамен небольшое сексуальное ощущение. Когда ее любовницы возбуждались, благодаря ее усердию, у нее в ответ тоже возникало какое-то переживание.

Тело Мэри было изрядно омертвевшим (как у Джона). Мышцы напряжены и сокращены, кожа – бледная и нечистая, дыхание неровное. У нее были большие глаза, и, глядя на меня, она их широко распахивала, принимая невинный вид; но в ее взгляде была пустота. Она боялась всякого контакта со мной, и я инстинктивно чувствовал, что не следует форсировать события. В первые месяцы лечения (она приходила раз в неделю) она была одета в слаксы и не старалась выглядеть женственной; в ней совершенно не чувствовалось женской привлекательности, того, что называют «призыв пола» («секс эппил»). В ее теле совершенно не было мягкости, и массажистка постоянно жаловалась, что устает от работы с ней.

Рисунки фигурок, которые она сделала для меня, и ее комментарии к ним показывают, насколько сильно ее проблемы были связаны с восприятием ею своего собственного тела. Первый рисунок отражает ее представление о женском теле. Когда я спросил ее, как она относится к своему наброску, она сказала: «Странно, но все мои женщины были похожи на мужчин. Мне никогда не удавалось ощутить женское тело. Я не нахожу его эстетически привлекательным. Эта фигурка, на рисунке, пожалуй, похожа на гермафродита. У нее сардоническое выражение лица, как будто она говорит: „Ну, что же ты, я жду, или ты не осмелишься?“ Чем-то она напоминает меня – да, вот здесь, от плеч до талии». Широкие плечи, большие груди, и нижняя часть тела, как у подростка – все это напоминало Мэри ее собственную фигуру.

Фигура мужчины, которую она изобразила на втором рисунке, имеет те же особенности (и то же выражение лица), что и фигура женщины: те же широкие плечи, узкие бедра, неопределенного вида ноги, почти без ступней. Она хотела бросить рисунок, когда закончила плечи и грудь, так что мне пришлось попросить ее завершить работу, на что она ответила: «Мне трудно нарисовать пенис у мужчины». Себя она описывала так: «Я очень чувствительна; стоит мне взять мою девушку за руку – и я уже испытываю оргазм. Даже ее вид меня возбуждает. Меня очень интересует все, что касается тела и анатомии».

Тогда я спросил ее, любит ли она смотреться в зеркало, и она ответила: «Да, если я в хорошей форме, но мне не нравится мой живот, он торчит, а я этого не выношу. Когда я была ребенком, родителей восхищали мои плечи, то, что они такие широкие. Я была похожа на мальчишку. И в самом деле, мама хотела мальчишку, а родилась я». Потом добавила: «Я могу пережить оргазм даже от поцелуя. Когда женщина меня любит, мне хочется, чтобы она относилась ко мне как к мужчине. Да, я мужчина, с пенисом в 40 ярдов!» Широта желаний и фантазий Мэри выдавала девочку, какой она оставалась в душе. Ее восприятие мужского и женского основывалось не на учете сексуальных различий, а на детских понятиях о том, что мужчина – это «кто-то сильный», а женщина – «слабая». Все ее «оргазмы» были не более чем детской реакцией на приятное стимулирование, вроде приятного возбуждения, испытываемого ребенком, когда его щекочут.

Как и многие другие гомосексуалы, Мэри использовала секс, точнее, лесбийскую сексуальную деятельность, вынужденно, чтобы сохранить живость ощущений в своем теле. Вопреки моим предположениям, она сразу же согласилась с моим анализом ее физического состояния и стала упорно работать, чтобы вернуть чувствительность телу. Она стала относиться к своему телу именно как к женскому и начала проявлять к нему какой-то интерес. По мере того, как в ходе лечения тело становилось более оживленным и отзывчивым, ее сексуальная принужденность стала убывать. Она обнаружила, что может получать удовольствие и приятные ощущения от своего тела, выполняя действия, не связанные с сексом – например, при плавании. Постепенно у нее пропала потребность возбуждать других, связанная с ее гомосексуальной деятельностью, и ее очень удивило то, что ее перестали возбуждать ее бывшие любовницы.

Мать Мэри была эмигранткой из Польши, бросившей мужа и уехавшей с дочерью в Америку. Мэри родилась много лет спустя, вне брака, выросла без отца, так что ее некому было защитить, когда мать относилась к ней враждебно. Поэтому объяснение ее гомосексуальной ориентации нужно искать в ее отношениях с матерью.