Клаудио НАРАНХО - ХАРАКТЕР И НЕВРОЗ Страница 26

Со склонностью к абстрагированию и упорядочению приобретенных знаний связан у этого типа и интерес к науке, и любознательность в отношении научных знаний, он занимает позицию беспристрастного, хотя и проницательного наблюдателя, который наблюдением и осмыслением жизни пытается заменить реальную жизнь.

Подавление чувств и стремление избежать реальной жизни (с целью избежания чувств) естественно приводят к отказу от действий и объективному обеднению опыта. Ощущение опустошенности, духовной стерильности и бессмысленности существования появляются у этого типа как результат жизни, в которой отсутствуют нормальные человеческие отношения, чувства и поступки. Широкое распространение такого ощущения внутреннего вакуума в наши дни (когда другие симптоматические неврозы в какой-то степени заслонены «экзистенциальными») объясняет огромное количество представителей энеатипа V среди посетителей консультационных кабинетов психотерапевтов. Одним из психодинамических последствий этой экзистенциальной боли от ощущения тусклости существования является попытка компенсировать бедность чувств и отсутствие активной жизни интенсивной интеллектуальной жизнью (для которой представители этого типа обычно обладают необходимыми способностями), а также выбором позиции любопытствующего или критически настроенного «аутсайдера». Еще одним, более фундаментальным следствием является «недостача бытия» для стимуляции основополагающей страсти, - что характерно для каждой из рассматриваемых в этой книге структур характеров.

Энеатип V (так же как и энеатип IV, тоже находящийся в нижней части энеаграммы) характеризуется склонностью к переживанию вины, хотя у энеатипа V она ощущается менее остро, поскольку ее «смягчает» общая направленность на отстраненность от чувств. Чувство вины проявляется в смутном ощущении своей неполноценности, в уязвимости, в чувстве неловкости и застенчивости и, что является наиболее типичным, в характерной скрытности, свойственной людям этого типа. Хотя чувство вины можно объяснить наличием сильного суперэго у энеатипа V, я полагаю, что оно является также следствием принятого в детстве скрытого решедйя исключить для себя чувство любви (как реакция на отсутствие чувства любви в окружающем мире). Таким образом, холодная отстраненность энеатипа V может рассматриваться как эквивалент гнева мстительного типа VIII, который выбирает для себя одиночество и борется за свое существование во враждебном мире. Его уход от людей эквивалентен противоборству им, как если бы, не имея возможности выразить свой гнев, он уничтожал противника в своем внутреннем мире. Вступая на путь пренебрежения и отсутствия любви, он ощущает чувство вины, которое не только сравнимо с чувством вины закоренелого бандита, но и является более «явным», поскольку у бандита оно отрицается из чувства самосохранения, тогда как здесь оно приобретает всепроникающий характер, как у героев произведений Кафки.

Наличие высокого суперэго может рассматриваться как черта, взаимозависимая с ощущением вины: требовательность суперэго приводит к ощущению вины и может рассматриваться как компенсаторная реакция на нее (это в какой-то мере напоминает образование реакции, связанной с высоким суперэго у энеатипа I). Подобно индивиду энеатипа I, представитель энеатипа V ощущает себя вынужденным поступать тем или иным образом в силу своей принадлежности к данному типу и проявляет большую требовательность КйК к себе, так и к окружающим. Можно сказать, что энеатип I является перфекцио- нистским скорее внешне, в то время как энеатип V является перфекционистским внутренне. Кроме того, первый придерживается относительной идентификации со своим суперэго, в то время как второй идентифицирует себя со своим внутренним образом «неудачника».

В основе восприятия потребностей других людей как накладывающих неприятные обязанности, а также в противостоянии собственным (сложившимся под влиянием суперэго) требованиям лежит, помимо желания избежать вмешательства и влияния окружающих, желание отвергнуть осознаваемые требования как других людей, так и свои собственные. Здесь мы еще раз наблюдаем фактор, лежащий в основе характерного для этого типа оттягивания действия, так как иногда оно связано с нежеланием делать то, что воспринимается как обязательное, с нежеланием «отдать» нечто, что от него требуют или ожидают, даже когда источник такой просьбы является скорее внутренним, нежели общественным. Проявлением такого негативизма является то, что любое действие, которое решает предпринять такой индивид На основе своего истинного желания, приобретая очертания четкого проекта, имеет шанс превратиться в необходимое, что влечет за собой потерю мотивации на базе внутреннего сопротивления.

Хотя мы затрагивали аспект нечувствительности энеатипа V, необходимо включить в его описание и характерную для него гиперчувствительность, которая проявляется начиная от его неспособности переносить боль и кончая страхом быть отвергнутым.

У меня сложилось впечатление, что эта черта является для данного типа более характерной (основополагающей психодинамически), нежели его бесчувственность, и что, как предположил Кречмер [77], эмоциональная подавленность возникает у них именно как защита от сверхчувствительности. Сверхчувствительность энеатипа V проявляется в ощущении собственной слабости, уязвимости и ранимости при столкновении с материальным миром и даже с другими людьми. До тех пор пока индивид не отгорожен от восприятия других, он проявляет в общении мягкость и безобидность. Это справедливо и для тех случаев, когда он сталкивается с миром неодушевленных предметов: ему не хочется нарушать установленный в этом мире порядок; выражаясь образно, ему хотелось бы не причинять вреда траве, по которой он ступает. Хотя сверхчувствительность, наряду с его когнитивной ориентаций и интровертным отходом от людей, можно приписать церебротонической направленности данного типа, эта сверхчувствительность может пониматься как частично связанная с ощущением полуосознанной психологической боли: боли, возникающей от ощущения вины, боли от одиночества, боли от пустоты своей жизни. Мне представляется, что индивид, ощущающий полноту жизни и собственную значимость, способен вынести большую боль, чем тот, чья жизнь пуста и бессмысленна.

Таким образом, отсутствие удовольствий и чувство собственной незначительности, по-видимому, влияют на диапазон переносимости боли, и сверхчувствительность, несомненно, является одним из факторов, стоящих за решением личности избегать приносящих боль разочарований и отношений, выбрав для себя изоляцию и автономию.

Хотя и можно говорить об образовании реакции в связи с суперэгоическим аспектом энеатипа V (т.е. хорошие парень или девушка, у которых ничто не указывает на жадность или злобность), но здесь преобладает не образование реакции, а изоляция.

Конечно, под изоляцией в техническом смысле этого слова здесь понимается не бихевиоральная изоляция шизоида в социальном мире - и однако, по-видимому, существует какая- то связь между межличностной изоляцией и механизмом защиты, называемым изоляцией в психоанализе, т.е. между разрывом отношений с окружающими и прерыванием отношений с самим собой или с представлением других в собственном внутреннем мире.

Анна Фрейд описывает изоляцию как состояние, при котором инстинктивные стремления отделены от их контекста, хотя в то же время они сохраняются в сознании. Матте-Бланко [78], говоря о болезненных, травматических переживаниях, сообщает, что в случаях, когда интеллектуальное содержание того, что происходит, изолировано от ощущаемых индивидом сильных эмоций, «происшедшее вспоминается пациентом совершенно спокойно, как будто все это случилось с кем-то другим и не имеет для него никакого значения». В этих случаях, добавляет он, «изоляции подвергается не только само интеллектуальное содержание, но и связь внутри самого интеллектуального содержания, что приводит к утрате истинного и глубокого значения травматического переживания и инстинктивных импульсов, которые появились в связи с этим. Результат этого, следовательно, тот же, что и при подавлении через амнезию».

Понятие изоляции применяется к процессу отделения переживаемого от контекстуального горизонта опыта через интерполяцию ментального вакуума немедленно после переживания. Можно считать, что симптом блокирования при шизофрении соответствует экстремальной форме самоизоляции через остановку умственной активности. Этот процесс был назван Фрейдом моторной изоляцией и интерпретируется как производный от нормальной концентрации (в которой также предотвращается прерывание мыслей или ментальных состояний). Далее Матте-Бланко комментирует: «В нормальном процессе направления потока мыслей можно сказать, что эго во многом производит работу, связанную с изоляцией».