Инесса Ципоркина - Психологическая зависимость: как не разориться, покупая счастье Страница 29

Но не всем дано переводить психологические стрелки на приставучих родственников, на членов клуба самодеятельной песни, на сокурсников по учебному заведению или на соседей по палате номер шесть. Не всем удается переложить груз неудовлетворенности со своей не слишком здоровой головы на соседнюю, возможно, еще менее здоровую. Некоторые страдальцы увязают в самоедстве, как муха в клею. И даже сознавая, что главная опасность исходит не от внешней угрозы, а от внутренней, все равно доканывают себя «страшными ужасами» про беспросветность нынешней и будущей жизни. И своей, и всего человечества. Естественно, из подобного душевного состояния надо выплывать хотя бы изредка. Будто утопающий за соломинку, самоед хватается за любой позитив, надеясь достичь душевного комфорта. Хотя бы на время. Только это самое «плавсредство», как и вожделенный остров душевного комфорта, могут быть опасными. Очень опасными.

Искать источник позитивных ощущений в окружающем мире означает загонять себя в зависимость от внешнего допинга.

И наоборот: развивая способность создавать настроение, человек увеличивает степень личной свободы и повышает самоощущение.

Не всегда мы отдаем себе отчет, что именно влияет на наше самоощущение. По привычке ищем причину плохого настроения в семейных отношениях, в проблемах на работе, в плохой погоде, в переутомлении и нехватке витаминов… И, конечно же, ничего не знаем наверняка: противная погода, противный босс или противные родственники делают нас такими… противными. И мало кто осознает, что нуждается в плохом настроении, поскольку это его личное средство самоутверждения или атрибут его излюбленной психологической игры. Согласитесь, довольно неприятно признаваться себе (а то и окружающим), что вы, вполне вероятно, никогда прежде не встречая этого высказывания, действуете совершенно так, как описывал Франсуа Ларошфуко: «Люди, верящие в свои достоинства, считают долгом быть несчастными, дабы убедить таким образом и других, и себя в том, что судьба еще не воздала им по заслугам». Хотя во многих случаях дело обстоит именно так.

Индивид не всегда самостоятельно приходит к использованию горя-злосчастья на благо собственному имиджу. Английский писатель Грэм Грин сказал: «Несчастье, как и набожность, может войти в привычку». В этом выборе сильнее чувствуется стереотипный подход, нежели индивидуальный. Потому что извлечение психологического вознаграждения из болезненного или удрученного состояния, подробно описанное еще Фрейдом, есть часть стандартной психологической игры.

Ведь многие несчастья, вплоть до серьезных бед, приводящих человека на больничную койку или на кладбище, — не что иное, как психологические игры.

Для тех, кто понимает под игрой развлекательное времяпрепровождение, доставляющее (более или менее) удовольствие участникам, непонятен смысл саморазрушительных занятий, последствием которых может стать физический и психический распад личности. Тем не менее, придется поверить в существование подобных игр, ориентируясь не столько на мнение авторов, сколько на мировую историю. Человечество постоянно придумывает все новые и новые игры, которые с каждым веком становятся все глобальнее и все небезопаснеее. А кто в них играет? Разумеется, отдельные личности. Пусть даже и не по собственной воле.

Взаимодействуя с обществом себе подобных, мы движемся наугад, интуитивно обходя опасные ситуации, добиваясь удовлетворения своих потребностей, поддерживая обретенное равновесие… А значит, делаем именно то, чего от нас ожидают. Да, реагируя должным образом, мы с раннего детства включаемся в психологические игры[44], времяпрепровождения (их также называют развлечениями)[45] и ритуалы[46] из числа тех, которые распространены в нашем окружении. Любой человек меняет свой круг общения — и не раз, но свою игру (вернее, игру, которую считает своей) он может пронести через всю жизнь, причем без какой бы то ни было пользы для себя и для своего круга общения. И зачем, спрашивается?

Причина подобного упорства — не что иное, как привычка. Общечеловеческая привычка чем-нибудь наполнять каждую минуту существования. Иногда даже неважно, чем именно наполнять — самореализацией или самоуничтожением. Лишь бы в пустоте не висеть. Человек появляется на свет с этой потребностью в структурировании времени. Она не только не слабее потребности в пище или потребности в признании, но и периодически забивает их. Психолог Эрик Берн пишет: «Структурный голод имеет не меньшее значение для человека, чем сенсорный. Сенсорный голод и потребность в признании вызваны стремлением уберечься от острого недостатка сенсорных и эмоциональных стимулов. Такой дефицит чреват биологической дегенерацией. Потребность избегать скуки порождает структурный голод. С. Кьеркегор указал на разнообразные последствия неумения или нежелания структурировать время. Продолжительная скука и хандра тождественны эмоциональному голоду и могут привести к сходным последствиям»[47]. Психологическая дегенерация в результате продолжительной хандры — это плохо. В таком состоянии недолго и до преступления дойти. Вон Онегин скучал-скучал, а однажды взял, да и развеялся: Ольгу скомпрометировал, Ленского убил, Татьяну раскритиковал и уехал в Петербург до-воль-ный… А все русская хандра, не к ночи будь помянута!

В общем, структурировать время можно по-разному, но структурировать его надо. Не то последствий не оберешься. И дело не только в исконно русской хандре, якобы посещающей бесполезных для общества лишних людей (они же блестящие светские львы, а также соль земли — в зависимости от трактовки образа).

Чувство собственной беспомощности и бесполезности периодически посещает всех — вне зависимости от уровня успешности, самореализации и даровитости. Это состояние биохимического происхождения.

То ли сахар в крови упал, то ли серотонин в мозгу развеялся, то ли предрассветный час волка меланхолию навевает… При помощи психологических факторов меланхолию можно нивелировать или, наоборот, усугубить. А проще говоря, накрутить себя до нервного срыва или успокоить до летаргического состояния. Или почти летаргического. Люди используют разные пути и разные средства в борьбе с меланхолией, хандрой, сплином, депрессией — словом, с состояниями внутреннего дискомфорта. Самый распространенный прием — отвлечение, переключение внимания на какое-нибудь занятие. Что, собственно, и является структурированием времени.

Некоторые предпочитают следовать по пути иллюзий. Благо у этого пути множество ответвлений — и стандартных, созданных обществом, и индивидуальных, придуманных кем-то для себя лично. Среди индивидуальных вариантов встречаются и довольно изощренные. Например, главный герой фильма «Мой мальчик» как-то решил, что для человека, которому совершенно нечего делать в жизни, обычная единица измерения времени — час — слишком длинна. Поэтому он изобрел другую — длиной в полчаса — и начал отмерять время своим собственным мерилом: умывание — 1 единица времени, завтрак — 1 единица, просмотр прессы — 2 единицы, стрижка — 2 единицы… И никаких тебе остатков в полчаса и более после каждого занятия: все мелкие хлопоты аккуратно укладывались в отведенные получасовые рамки — в 1 единицу, а хлопоты покрупнее — в 2 единицы. Так небольшими порциями время утекало в никуда. Зато казалось, что каждый день расписан и рассчитан. Иногда педантизм спасает от неприятных чувств, связанных с осознанием пустоты собственного существования и существования вообще. Эпилептоиды любят крепко сбитые, аккуратно пригнанные рамки именно как средство спасения от хаоса, в том числе от хаоса эмоционального. Надо сказать, это не самое вредное «спасательное средство».

Куда более опасным способом структурирования времени становится зависимость. И, в отличие от индивидуальных примочек, это даже не стандартная, а прямо-таки механическая форма убийства времени, рассчитанная на отказ человека от себя самого. Причем полный отказ.

Никаких послаблений, никаких скидок на то, что зависимый обладал талантами, подавал надежды и проявлял себя с лучшей стороны — пока еще не был зависимым. А теперь от всех талантов, надежд и сторон его натуры осталась лишь одна составляющая — например, буйный азарт. Отчего он и стал игроманом. Потому что эта единственная черта все разрастается, разрастается (или, как говорят психологи, акцентуируется) и постепенно начинает регулировать все существование личности. Индивидуальность разрушается, остается лишь малая часть жизнеспособных систем, добывающих все новые и новые дозы аддиктивного агента, чтобы удовлетворить бесконечно растущую потребность бывшей личности.

Итак, вероятность аддикции увеличивается именно тогда, когда сильная потребность превращается в сверхсильную. Подобное происходит, если какой-нибудь комплекс психологических черт начинает восприниматься не просто как основной, а как единственный поставщик удовлетворения, как единственное средство избавиться от душевного дискомфорта. То, что англичане называют «класть все яйца в одну корзину» — саморазрушительная тактика. И неважно, какую сферу выбирает сверхсильная потребность для реализации — криминальную, как наркомания, или легальную, как трудоголизм.