Ольга Власова - Рональд Лэйнг. Между философией и психиатрией Страница 36

В августе 1964 г. в популярном тогда журнале «Queen» Лэйнг публикует обзор недавней литературы по проблемам женщин. В том же месяце он появляется на «Southern Television » в программе «Home at 4.30». Это было четвертое появление на телевидении за год.

В конце сентября – начале октября с серией лекций и для продолжения своих исследований семей шизофреников и налаживания контактов с американскими центрами семейных исследований Лэйнг едет в США. Он выступает в Госпитале ветеранов в Лексингтоне (Кентукки), Департаменте здравоохранения, образования и социальной защиты в Батесда, Филадельфийском психотерапевтическом центре и проч. Если в Англии его популярность тогда была чуть ли не на пике, то в Америке о нем практически никто не слышал, и Лэйнг прекрасно знал это, поэтому в Нью-Йорке он записывает радиопередачу «Насилие и любовь», в декабре выступает на радио и телевидении, а в 1965 г. «Здравомыслие, безумие и семья» выходит в американском издательстве «Basic Books».

В начале октября в Нью-Йорке Лэйнг встречается с молодыми психиатрами Джо Берком и Леоном Редлером, с которыми познакомился в Лондоне годом ранее. Тогда же он знакомится с шотландским экзистенциалистом Джоном Томпсоном, профессором психиатрии в Медицинском центре Альберта Эйнштейна. Он, что самое важное, пересекается с Аланом Гинзбергом, с которым проводит два дня в компании Тимоти Лири и его знакомых. Поездка была насыщенной: академические лекции и доклады, общение с психиатрами и психоаналитиками Лэйнг сочетал с приятным времяпрепровождением с лидерами американского андеграунда. Он заявлял о себе сразу в двух, казалось бы, противоположных пространствах культуры и, разумеется, рассчитывал на то, что эта стратегия сработает.

Вернувшись в Британию, тогда же, в октябре, он вновь появляется на телевидении в программе «Смысл любви» на «Associated Rediffusion Television». В декабре он читает лекцию «Психиатрия и медицина» в Медицинском обществе в Оксфорде, на следующий день после которой в журнале «Queen» выходит его статья, критикующая коммерциализацию Рождества. После этого он выступает с докладом «On Nothing » в Школе искусств св. Мартина, а также выпускает две рецензии: в «New Left Review» на «Одномерного человека» Герберта Маркузе и в «Международном журнале психоанализа» на «Общую психопатологию» Карла Ясперса.

Одновременно в конце 1964 г. Лэйнг входит в литературные круги Лондона. Он знакомится с Аланом Силлитоу и его женой, американской поэтессой Рут Фейнлайт. У них в доме он встречает поэта и романиста Роберта Грейвса и поэта Теда Хьюза. Он начинает общаться с Гарольдом Пинтером, обедает с писателем и биологом сэром Юлианом Хаксли, братом Олдоса Хаксли.

В общем, 1964 г. стал для Лэйнга во многом поворотным. Его сын Адриан пишет:

Благодаря удивительному разнообразию и разнонаправленности эссе, статей, выступлений и телевизионных передач вкупе с выходом «Здравомыслия, безумия и семьи» Р. Д. Лэйнг «вдруг» стал самым известным психологом (по крайней мере, в Великобритании) после Фрейда и Юнга [217] .

Кабинет Лэйнга на Уимпол-стрит очень быстро стал привлекать клиентов. Тогда в кабинете располагалась небольшая кровать, покрытая вельветовым покрывалом, использовавшаяся для отдыха, а также маленький столик со стоящей на нем пепельницей и несколько стульев. На стене висел постер «Падение Икара» Брейгеля, на каминной доске красовался символ друидов – три переплетающихся кольца.

В области психотерапии Лэйнг получил классическое психоаналитическое образование. Около шести часов в неделю, равно столько же, сколько любой ортодоксальный аналитик Великобритании, он проводил на кушетке во время учебного анализа у Чарльза Рикрофта. Из года в год, каждую неделю десятки часов он наблюдал людей в пределах формальной структуры психоаналитической кушетки и стула анализанта. Он практиковал как психоаналитик. Однако при этом никогда не был догматическим последователем психоанализа:

Я никогда не увлекался Тавистокскими концептами. Я никогда не начинал использовать в свойственной им манере их идеи… [218]

Половина его посетителей узнавала о нем от знакомых, по телевидению и проч., половина знакомилась с ним через его книги, пятьдесят процентов из тех, кто узнал о нем благодаря книгам, читали его «Разделенное Я». Чуть меньше трети гостей были его коллегами: психиатрами, врачами, семейными докторами. Они, свободные от стереотипной оценки деятельности Лэйнга, приходили искать у него профессионального совета и профессионального мнения о различных практических и теоретических проблемах. Выходит, что множество клиентов Лэйнга были весьма просвещенной публикой.

Обычно Лэйнг принимал и читал всю поступающую на его имя корреспонденцию, отвечая на некоторые письма. Секретарь регистрировал телефонные звонки и являющихся лично людей. Принимал он в большинстве случаев по предварительной записи, особенно в начале своей практики. Понятно, что в самом начале практики он еще работал в Тавистокском институте, проводил исследования, писал книги, растил детей, и случайно застать его в кабинете было невозможно.

У него было пятеро детей, поэтому деньги от частной практики приходились как нельзя кстати. Практиковал он как психоаналитик и, разумеется, брал за посещения определенную плату. Однако, вопреки правилам классического психоанализа, деньги не становились препятствием для попадания в его кабинет:

Я никогда не отказывался принять кого-то только потому, что он не мог заплатить. И я зарабатывал совсем не много, поскольку много людей не могли заплатить вообще или платили очень, очень мало. Символическую плату. Я не получал на Уимпол-стрит доходов Харли-стрит [219] .

В начале сеанса Лэйнг всегда немного «болтал» со своими клиентами, постепенно переходя к их проблеме: «Я знаю о Вас только то, что Вы написали в своем письме. Почему Вы захотели меня увидеть?». Он никогда не считал, что люди приходят к нему, чтобы пройти курс психотерапии, они хотели от него консультации, хотели, чтобы он привнес в их жизнь какой-то позитив. Он никогда не был изначально ориентирован на терапевтическую сессию. Даже в своем кабинете он не был лекарем. Люди хотели увидеть его, – он общался с ними, они хотели поговорить с ним, – он слушал и отвечал.

Лэйнг давал своим клиентам реальное общение и всегда принимал их такими, какие они есть. Развивая свои социологические идеи, он считал, что, поскольку человек является социальным существом и включен в общество, часто его воспринимают таким, каким ожидают увидеть. И, по сути, общаются не с каким-то конкретным и реальным человеком, а с собственной фантазией. Поэтому он был убежден, что одним из самых важных моментов психотерапии является способность слушать и услышать, а не проецировать свои собственные ожидания:

Прежде всего слушание – это очень тяжелая работа. <…> И если Вы спрашиваете, что я сделал или что я дал всем тем людям, множеству людей, которые приезжали, чтобы увидеть меня, я отвечу, что главное, что они от меня получили, – это то, что я слушал их. Фактически, они находили человека, который на самом деле услышал то, что они говорили и слышали [220] .

Иногда первая встреча продолжалась в курсе терапии, а иногда человек уходил, получив то, что хотел. В случае надобности терапии Лэйнг говорил сидящему напротив человеку, что у него есть шанс измениться и что приблизительно через месяц или недель через шесть он будет чувствовать себя по-другому. Такие начальные сроки первых изменений он называл. И люди «задерживались» у него еще на час, на месяц, на год, на несколько лет, – средних сроков просто не существовало:

Эта психотерапия, что это такое? Есть другие случаи, когда двое или более людей встречаются в какой-то комнате для консультаций по различным жизненным вопросам. Консультируются с адвокатами, со священниками. В отношениях при этом есть определенная асимметрия, другой человек желает увидеть меня для того, для чего он хочет меня увидеть; я не прошу его встречаться со мной, и я зарабатываю на жизнь этой деятельностью. С такой правовой оговоркой это и есть то, что вы называете психотерапией – это очень тяжелая работа, которая требует внимания и принятия другого [221] .

Лэйнг садился на стул рядом и вначале просто слушал. Он никогда не отгораживался от пациентов столом, как это обычно делали респектабельные доктора. Да и стулья для себя он предпочитал той же высоты, что и для пациентов, считая, что это имеет принципиальное значение. Он не делал никаких записей, не держал блокнота и ручки в руках, а старался быть своему клиенту просто другом. Иногда сеансы не ограничивались его кабинетом: он любил прогуливаться со своими клиентами по парку.