Евгений Попов - Социализм и судьба России Страница 68

За состояние отмобилизованности союза коммунистов и беспартийных общество требовало от партии образцового поведения её членов. Строго говоря, партия сама предложила обществу чрезвычайно высокий стандарт, коммуниста. Общество приняло эту претензию коммунистов, которую они стремились реализовывать в повседневной практике» [57, 73–74]. Этот высокий стандарт коммунисты подтвердили во время Великой Отечественной войны, в которой погибло более 3 млн. коммунистов при полной численности партии до войны примерно 2 млн. человек. Правда, затем, после смерти Сталина этот стандарт всё более и более не выполнялся. «К сожалению, дальнейший ускоренный рост партии далеко не всегда соотносился с высоким стандартом. В результате, с одной стороны, от КПСС в конце 70-х – 80-е годы стали дистанцироваться беспартийные массы, с другой – качественно снизилась коммунистическая убежденность самих членов КПСС, о чём слишком убедительно свидетельствует тот печальный факт, что в КПРФ и других российских партиях коммунистической ориентации восстановилось всего-навсего 0,5 % (Трушков занизил примерно в 10 раз – только в КПРФ восстановилось около 5 %) членов КП РСФСР» [57, 74].

Из вышеизложенного можно сделать вывод, что Трушков считает необходимой для построения социализма руководящую роль коммунистической партии.

Рассмотрим некоторые положения из других глав труда Трушкова.

Он считает (как и некоторые другие теоретики), что у нас был не социализм, а некий гибрид социализма с государственным капитализмом.

«В советскую эпоху функцией государства была организационно-хозяйственная деятельность. Кто в этом успел усомниться, пусть вспомнит Госплан, Госснаб и десятки отраслевых экономических министерств. В условиях всеобщего обобществления собственности организационно-хозяйственная функция не могла не быть приоритетной. Именно она не допускала эксплуатации человека человеком, хотя и создавала возможность бюрократизма. Частной собственностью отдельных лиц становилась только та часть общественного продукта, которую удавалось упрятать в «теневую экономику». Основная его часть возвращалась народу – то в виде общественных фондов потребителя, то в виде ощетинившихся ракет…

Если что государство и эксплуатировало, так это идею социализма. Всякая государственная собственность провозглашалась социалистической, хотя в действительности многие десятилетия существовал уникальный гибрид социалистического уклада с государственным капитализмом. Мы все были работниками «единой фабрики»; в которой государство выполняло роль заводоуправления. Оно учитывало наш труд, оно же выдавало (своевременно!) и зарплату – и называлось всё это контролем за мерой труда и потребления» [57, 113].

Почему же госкапитализм? Ведь сам Трушков говорит, что государство выполняло роль заводоуправления, а не капиталиста. И где граница между социалистическим укладом и госкапитализмом? И как при социализме может быть капитализм? Трушков об этом, к сожалению, ничего не говорит.

Трушков резко критикует заявление Н.С. Хрущёва на XXII съезде КПСС (1961 г.), что «у нас сложилось государство, которое является… орудием всего общества, всего народа» [58 т 1, 211]. «Он вещал, что «нам не требуется диктатура пролетариата… Кстати, на том же съезде Н.С.Хрущёв утверждал, что КПСС превратилась в «партию всего народа». Более чуждого марксизму-ленинизму утверждения найти было трудно». [57, 131].

Трушков подробно исследует вопрос о реставрации капитализма в СССР. Он отмечает, что реставрация довольно типичный элемент революции, в том числе и социалистической.

«Сошлюсь снова на В.И.Ленина, который отмечал: «…

Историческая правда состоит в том, что правилом является при всякой глубокой революции долгое, упорное, отчаянное сопротивление эксплуататоров, сохраняющих в течение ряда лет крупные фактические преимущества над эксплуатируемыми. Никогда… эксплуататоры не подчинятся решению большинства эксплуатируемых, не испробовав в последней, отчаянной битве, в ряде битв своего преимущества… Переход от капитализма к коммунизму есть целая историческая эпоха. Пока она не закончилась. v эксплуататоров неизбежно остается надежда на реставрацию, и эта надежда превращается в попытки реставрации» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 37. С;. 263–264). События конца 80-х – начала 90-х годов XX века ещё раз подтвердили этот тезис. Подтвердили горько и болезненно для трудящихся, дня всех сил социалистической ориентации.

И реальный исторический опыт, и методологические положения марксизма-ленинизма дают основание утверждать, что попытки социальной реставраций – одна из закономерностей межформационного переходного периода. Наиболее серьёзными проявлениями этой закономерности явились реставрация Стюартов через 20 лет после начала Английской революции 1640 года, реставрация Бурбонов через четверть века после Великой французской революции и августовская (1991 г.) реставрация капитализма в СССР… Надо прямо признать, что исключение реставрации из теоретического анализа переходного периода, имевшее место в марксистском обществоведении 1930—80 годов, серьезно снижало и наш иммунитет к ним, готовность и способность им противостоять» [57, 135].

Трушков говорит об объективных причинах реставрации капитализма в СССР.

«Думаю, представление о почти бесклассовом советском обществе 1980-х годов, о двух формах – государственной и колхозно-кооперативной – социалистической собственности, исчерпывающих производственные отношения в СССР, было далеко от действительности. В стране в это время существовала многоукладная экономика.

Для начала напомню о краткосрочной дискуссии 1984–1985 годов о нетрудовых доходах. При любой ей политической оценке надо признать, что гносеологически она нащупывала реально существовавший мелкотоварный уклад. Юридически он был полулегальным, а экономически – усечённым, ибо товаропроизводитель использовал средства производства, собственником которых был не он сам, а государство. Но «левые» строители, «левые» водители плюс товарная часть личных подсобных хозяйств делали мелкотоварный уклад достаточно значительным. Ещё большей экономической мощью обладал крупнотоварный частный уклад, функционировавший в виде «теневой экономики». О его масштабах в 1980-е годы в СССР ходили легенды, некоторые исследователи уверяли, что его товарооборот сопоставим с государственным» [57, 137].

Другой причиной являлось, по мнению Трушкова, наличие госкапиталистического уклада: «Этот своеобразный симбиоз социалистического и госкапиталистического укладов в государственной собственности важен при анализе движущих сил реставрации капитализма.

Хотя носителями социалистичности выступали все трудящиеся, субъектом управления государственной собственностью был аппарат («демократы» дали ему кличку «партгосноменклатура»). Причастность к социалистическому укладу делала этот социальный слой приверженцем советского строя, важнейшим признаком которого являлось единство законодательной и исполнительной функций в работе Советов. Но причастность к государственно-капиталистическому срезу госсобственности требовала воплотить политические интересы аппарата в обособлении и возвышении исполнительной ветви власти, в расширении в СССР элементов буржуазного парламентаризма. А когда Горбачёв – Яковлев стали насаждать буржуазную систему, открыв простор нелегальным и полулегальным укладам, то немалая часть аппарата, увидев своих конкурентов в уже существующих носителях частнособственнических отношений, проявила готовность подкрепить свой привилегированный статус (привилегия власти) присвоением госсобственности…

Итак, возможность реставрации капитализма определяется переходным характером эпохи, сохранением экономической многоукладности в обществе, находящимся в «преддверии социализма» [57, 138].

Т.е., по мнению Трушкова, СССР находился лишь в «преддверии социализма». С этим, конечно, трудно согласиться, это противоречит, пожалуй, воззрениям всех остальных теоретиков послекризисного марксизма. Ценным в приведённой цитате является признание Трушковым объективных причин контрреволюции, немного похожих на изложенные в главе 6.

Трушков говорит о различных факторах, способствующих реставрации: «забегание вперёд» в преобразованиях экономики, концентрация «власти в одних руках вплоть до культа личности», снижение темпов экономического роста в 80-х, отставание в науке и технике от Запада, холодная война и даже война в Афганистане. Но главными он считает внутренние причины:

«Однако перечисленные факторы были только предпосылками для превращения реставрации капитализма из возможности в действительность. Сам процесс этого превращения связан с «субъективным фактором». Он складывался изряда составляющих: