Андрей Курпатов - Самоучитель по философии и психологии Страница 9

Но знаете, больше всего его тяготила мысль, что сам он не знает, как он знает, что «1+1=2»…

Отчего же застрелился Семен Семеныч?…

Семен Семеныч еще утром, прогуливаясь по городу, чувствовал всюду зловонный смрад фекалий. К вечеру весь мир ему чрезвычайно опротивел:

«Все пронизано тлетворным запахом разложения! Мир смердит!…»

Что было делать? Он застрелился.

Кстати сказать, в заключении судебно-медицинского эксперта, в частности, значилось: «На подошве правого ботинка покойного в области каблука обнаруживаются засохшие фекальные массы, время их появления, вероятнее всего, утро дня гибели покойного…»

Что такое «опыт»?

Семен Семеныч сказал своим знакомым:

- В связи с вами мне приходят в голову очень важные и интересные мысли…

- Еще бы! Вот какие мы хорошие! - самоуверенно отвечали эти его знакомые, а некоторые даже попросили о пятидесяти процентах с тиража будущей книги Семен Семеныча.

Тот почесал затылок, и новые мысли пришли ему в голову:

- Я же сказал: «в связи с вами», а не «с вами». Мысли не бывают общими, в прямом смысле этого слова, они не отхожее место, а вы не идентичные компьютеры. Одна мысль в устах умного и глупого - умна и глупа соответственно. Но и это еще не все. Представьте, философ сказал, что «дважды два - пять», и тоже самое сделал торговец, первый хотел решить вопросы основания математики, выявляя в ней противоречия, а торговец лишь обманывал своего клиента.

Разозлившиеся «соучастники» мыслительного процесса Семен Семеныча обвинили несчастного во всех смертных грехах и потребовали от него, чтобы тот застрелился. Тут-то Семен Семеныч и увидел действительно «общие мысли», разочаровался в своей теории и застрелился, но сам, по собственному желанию…

С кем мы ведем речь?

Было солнце. Пошел дождь.

«Будет солнце», - подумал Семен Семеныч и застрелился.

Откуда ему было знать?

Семен Семеныч рассматривал альбом со старыми фотографиями и заметил, что позы, мизансцены и даже выражения лиц своих моделей этот старый фотограф тщательно выстраивал, конструировал, создавал, подражая, видимо, художникам.

«Как на картине, - подумал Семен Семеныч, - а сейчас досужие критики требуют, почему-то, чтобы картины были похожи на реальность».

Что же меняется: вкусы или реальность?

У Семен Семеныча спросили:

- Должна ли наука быть прагматичной?

Он попросил предоставить ему определения ремесла, деятельности и процесса…

Определения, конечно, «гробики для мысли», но чего стоит мысль вне позиционирования?

Семен Семеныч писал книгу про Семен Семеныча.

Другой Семен Семеныч читал эту рукопись, недоумевал, мучился, а потом вдруг понял что-то и буквально прокричал Семен Семенычу восторженно:

- Я понял, это ты - Семен Семеныч!

- А разве ты не Семен Семеныч? - спросил у него Семен Семеныч, отнюдь не восторгаясь прозрением тезки.

Вот и поговорили…

Семен Семеныча запутывали понятиями единства, общего, тождества, идентичности и т. д. и т. п. Он же чувствовал, как мораль прокралась в чистые воды философии и теперь ее мутит. Что ему оставалось делать?… Вот он и сказал:

- Если нечто единственно, но вдруг появляется нечто то же самое, что и это единственное, разве именно этот факт не докажет нам действительной единственности того, первого?!

Где искать сущность?

Семен Семеныч прогуливался по кладбищу, и таких случайных посетителей было много. Люди медленно передвигались по узким кладбищенским дорожкам, временами останавливались и читали фамилии, даты, эпитафии…

Семен Семеныча заинтересовало:

«Ну, я-то понятно что тут делаю, а вот что тут делают все остальные?»

Они же, помедлив, отвечали ему:

- Здесь достигаешь чувства какого-то странного умиротворения.

Семен Семеныч посмотрел на этих людей, на надгробия с фамилиями, датами и эпитафиями, которым, казалось, нет ни конца ни края, посмотрел и подумал:

«Какое это многозначащее слово: "у-миро-тво-рение"!»

И на душе его было настолько спокойно и радостно, что кладбище по всем позициям никак не подходило для того рода эмоций.

Даже реальность вымышлена, не так ли?

Семен Семеныч думал было застрелиться, думал, думал, да передумал…

«Четыре буквы - одна приставка, - и, глядь, целая жизнь… Или же все-таки дело в корне? Но корень одинаков. Тогда дело, возможно, в действии? Впрочем, и в том и в другом случае оно ничем существенным не отличалось, мыслительный акт и все. Так что же это получается, жизнь ничего не стоит?» - ошарашенный, думал Семен Семеныч над произошедшим.

С чем все-таки мы имеем дело - с реальностью языковой игры или с языковой игрой реальности?

Семен Семеныч был танцором, который осуществлял собственные постановки на ту музыку и те темы, которые считал для себя важными.

- А вы садитесь на шпагат? - спросили его однажды.

- Нет, - ответил Семен Семеныч.

- А почему? - воистину недоумевали спрашивающие.

- А зачем?

- Ну как… Вы же танцор?

- Правильно. А если хотите посмотреть, как делают шпагат, - сходите на выступление акробатов или на спортивную гимнастику, в конце концов. Зачем вы приходите смотреть танец?

Что мы можем знать о форме, содержании и сути явления?

- Перед тем как это решить, я должен знать, - настаивал некто в разговоре с Семен Семенычем.

Тот улыбался:

- Перед тем как «решить» - пора уже просыпаться или же еще нет, вы, вероятно, «знаете» - выспались вы или нет…

- Фактически, да.

- А как тогда быть с будильником?

Если мышление занимается подтасовками, то как можно быть правдивым?

Семен Семеныч пил кофе в обществе молодого Людвига Витгенштейна.

- Предложения логики есть «законы мысли», - говорил Семен Семенычу Людвиг, - они выявляют или показывают суть, технику мышления.

- Но является ли «техника» мышления его «сутью»? - заинтересовался Семен Семеныч. - Разве рисунки на детских кубиках с алфавитом являются сутью чтения?…

Хорошо сидят, черт возьми!

Семен Семенычу представилась замечательная возможность застрелиться, но он не только ею не воспользовался, а еще и захотел совершенно иного…

Отчего полагают, что отрицательной возможности не существует?

Семен Семеныч слушал лекцию очень молодого, красивого, пылкого философа, проповедующего оригинальный взгляд на жизнь.

- Я люблю все, все меня забавляет, я хочу соединить все и вся! Вы не философы, если не можете превратить красивое в отвратное, а отвратительное в притягательное. Ты, - обратился вдруг лектор непосредственно к Семен Семенычу, выбрав его одного из огромной, переполненной аудитории, - да, ты! Ты никогда ничего не узнаешь, если ты всего не узнал! Не узнаешь, если ты достаточно робок, чтобы запутаться в своих отношениях с жизнью! Я вижу, как она ускользает из твоих лишенных цепкости рук!

Семен Семеныч поднялся со своего места, поклонился, произнес: «Спасибо» - и вышел. Далее случился настоящий потоп: восторженные поклонники кинулись на кафедру своего кумира, они подняли его на руки, бросали в воздух, он же хохотал и бил их головы, чем придется.

- Как Вы могли, как Вы могли!!! - чуть не плача взывал к Семену Семенычу хороший друг его, нагнавший старика уже на улице.

- «Как я мог»? Ну не отчаивайтесь так, какая разница… Они бы ведь убили меня, пожалуй. А я же собирался этим вечером застрелиться. Кстати, я еще с дедом его спорил, маркизом… У-у-у… Надо сказать, натура! Все они, по их, впрочем, словам, в этой жизни пробуют, а ведь никто из всей четы так и не застрелился. Значит, врут! - смеялся Семен Семеныч.

Можно ли на одном поле найти то, что истинно противоречиво?

Семен Семеныч остановился в монастыре у дзэн-буддистов.

Семен Семеныч задавал монахам разные вопросы. Ему, по правде сказать, просто хотелось поболтать с умными людьми. В ответ они били его палками, таскали за нос и хамили как заправские дворники, объясняя все это безобразие «спецификой образовательного процесса». Впрочем, стоит заметить, что эти чудачества монахов Дзэн нисколько не расстраивали Семен Семеныча:

«Раз у них тут так принято, - думал Семен Семеныч, - разве из-за этого стоит расстраиваться?» - и не расстраивался.

Вечером Семен Семеныча призвал к себе настоятель монастыря:

- Мы старались как могли. Мы выбились из сил, пытаясь как-то расшевелить Вас, Семен Семеныч! Но все без толку. Вы, почтеннейший, неподатливы, как старый тюфяк!

Неуклюжий от природы, Семен Семеныч молча поклонился, как-то забавно щелкнул каблуками своих сношенных почти ботинок, и вышел.