Алексей Вальков - Философское постижение идеи нации Страница 9

Иначе говоря, подобный взгляд основывается на признании принципа абсолютного бессмертия сущего при относительном умирании его пространственно-временных бытийствующих форм. «…Если бы все причастное к жизни умирало, – говорил, развивая сходные мысли Платон, – а умерев, оставалось бы мертвым и вновь не оживало, – разве не совершенно ясно, что в конце концов все стало бы мертво и жизнь бы исчезла? И если бы даже живое возникло из чего-нибудь иного, а затем все-таки умирало, каким образом можно было бы избегнуть всеобщей смерти и уничтожения?» [20, с. 25].

Резюмируя сказанное, можно сделать вывод о том, что все «низшее» живет в «высшем», все умершее вновь возрождается к бытию и живет в живущем. Смерть не тождественна полному разрушению и исчезновению чего-либо, но есть лишь переходная форма бытия вечно сущей и вечно меняющей свой облик субстанции мироздания.

Представляется, что подобная трактовка реального порядка бытия способна объяснить механизм восходящего движения. Ибо в этом случае всякая качественно новая ступень развития вступает в мир именно потому, что изначально являет собой более совершенную по сравнению с исходным уровнем предыдущей ступени духовно-материальную потенцию бытия, несущего в себе в снятом виде все богатство определений предшествовавших форм и ступеней. Последние удерживаются в своих существенных чертах более сложными исходными комбинациями саморазвивающейся мировой субстанции, с которых всякий раз и начинается развитие всякой новой ступени (и формы) бытия. В этом смысле человек имплицитно, безусловно, не только несет в себе всю мыслимую историю мироздания, но и заключает все его будущее.

Помимо всего сказанного, подобный подход дает ключ к объяснению временной длительности существования той или иной ступени бытия развивающегося мироздания, взятой во всем многообразии ее форм и индивидуальных существований. Ибо очевидно, что для того, чтобы всякая новая ступень бытия стала господствующей реальностью, необходим определенный уровень качественно-количественного «насыщения» всей развивающейся среды более высокой духовно-материальной потенцией, на основе которой взрастают все восходящие формы, черпая питающий их материал. А это предполагает длительное бытие многих поколений и форм предшествующей ступени с их последующим разрушением (то есть «переходом»), закладывающим фундамент для новой восходящей ступени развития10.

В пространственно-временном аспекте бытия мироздания интенсивность развития далеко не одинакова в его различных частях и в различные периоды. Прежде всего она, очевидно, наиболее высока в пределах относительно замкнутых пространств, где для развития сложились наиболее благоприятные внутренние и внешние условия, что находит свое выражение в возможности многократного вовлечения в новый жизненный оборот обогащенных опытом предшествующего бытия продуктов саморазрушения субъектов развития (например, на Земле). Там же, где эти продукты подвержены высокой дисперсии (т.е. рассеиванию), интенсивность развития значительно ниже.

Частным примером повышенной интенсивности развития может служить земная природа. С одной стороны, будучи космическим телом, взаимосвязанным и взаимодействующим со всей вселенной, Земля, безусловно, являет собой частный момент общих тенденций развития мироздания. Однако в силу сложившихся уникальных условий, интенсивность развития земной природы, по сравнению, скажем, с природой окружающих космических тел, так высока, что только она сумела выносить в своем лоне мыслящий дух человека.

В целом же, очевидно, что и Земля могла породить человека, только достигнув периода известной зрелости. Это проявилось во вне в определенной сдержанности ее растительных и животных форм, завершенности земного ландшафта, умеренности климатических условий. Данный период истории нашей планеты (например, в отличие от Юрского и сопряженных с ним этапов развития земной природы, с их необузданным буйством растительных и животных форм, бурными горнообразовательными процессами, влажным жарким климатом и другими показателями незрелого «тела» и «духа» Земли, погруженного в некое подобие юношеского кипения чувственных страстей) всем своим внешним видом как бы свидетельствует о наступившей поре ее зрелости, о внутренней концентрации в пределах Земли саморазвивающейся субстанции мироздания, которая только тогда смогла произвести на свет свой величайший плод, когда прошла длительный и мучительный период предварительного развития.

Характеристика «механизма» саморазвития мироздания была бы не полной, если бы мы не остановили внимание на том реальном порядке бытия сущего, основные определения которого находят свое логическое выражение в форме так называемого «закона» или «законов» развития мироздания.

Очевидно, что в своем исконном стремлении к полноте бытия каждое существование сталкивается с бесчисленным множеством аналогичных стремлений других существ. Одних оно превращает в средства для своего развития, другие стремятся превратить в средство его. В реальности это вызывает всеобщую борьбу за существование, пронизывающую собой всю неисчерпаемую природу. В конечном же счете, всеобщее единство субстанциальной основы мироздания неизбежно ведет к тому, что каждый для обеспечения своего существования прямо или опосредованно нуждается в другом, это другое – в другом, то другое – в другом, и так до бесконечности. В итоге же, условно исходный член этого ряда, через использование в качестве средства другого, использует и все его опосредованные члены, вплоть до «последнего» включительно, и наоборот. Например, человек, потребляя в пищу мясо животного, опосредованно потребляет и растение и почву, на которой росло съеденное этим животным растение, и солнечную энергию, которой «питались» все члены этого ряда и т.п. Таким образом, каждый нуждается во всех, и все в каждом.

Эта всесторонняя связь, органическая зависимость и преемственность составляют реальное всеединство мироздания в пространственном, временном и иных смыслах. Во всех этих аспектах мироздание одновременно предстает как всеобъемлющее, и потому вполне оправдана его характеристика как Универсума.

В целом же очевидно, что борьба за существование не в силах разрушить Универсума, так как его природой уже изначально, в форме логически познаваемой нами в виде «закона» саморазвития мироздания, положен предел розни отдельных существований. Определяя этот «закон», мы сначала понимаем его как принудительный и безотчетный порядок следования сущего, определенным его собственной природой и целостной природой мироздания, правилам бытия. Последние включают в себя, помимо имманентных потенций саморазвития сущего, сохранение и поддержание органической взаимосвязи, взаимозависимости и взаимодействия сущего в пределах Универсума. На относительно примитивных ступенях бытия принудительное действие этого «закона» проявляет себя в формах познаваемых нами в виде физических и химических законов, на более высокой – в виде биологической необходимости. В сфере человеческой жизнедеятельности эта же необходимость находит свое выражение в форме экономических, социологических, право-политических, нравственных, психических законов развития человека и общества. И здесь, наряду с необходимостью, мы неизбежно вступаем в область свободы.

Как и многое другое, ощущение и осознание свободы впервые отчетливо пробуждается в глубинах нашего собственного духа, и только потом мы переносим эти впервые осмысленные нами ощущения и представления на познание внешнего по отношению к нам мира. Свобода, вероятно, сначала ощущается как антипод внешнему принуждению со стороны общества и природы, то есть как антипод необходимости. И потому ее первой, содержательно самой бедной и наиболее абстрактной логической характеристикой будет, скорее всего, видовое представление о свободе как самоопределении изнутри, из глубины того существа, о котором идет речь. Свобода, следовательно, с точки зрения своей ближайшей родовой характеристики – это прежде всего свойство духа, как активного, направляющего и формообразующего начала единосущей субстанции мироздания.

С позиций развиваемого здесь мировоззренческого подхода, традиционно непримиримому дуализму свободы и необходимости (также, впрочем, как духа и материи, цели и средства и т.п.) противополагается двуединое единосущие того и другого, когда свобода и необходимость трактуются как различные способы внутренне единого действия всех вещей мироздания. При этом, свобода, скорее, достигается в процессе саморазвития мира, тогда как необходимость уже изначально актуализирована в нем во всей своей мощи и выступает в качестве господствующего способа действия на относительно ранних ступенях бытия мироздания.