Мессии, лжемессии и толпа - Юрий Миранович Антонян Страница 9

Между тем появление мессии, а появление означает признание, возможно тогда, когда он необходим людям, которые ждут его прихода, т. е. имеется потребность в его слове, которое должно определить, как им жить дальше и куда следовать. Они сами не знают этого, а он не сомневается в том, что это как раз ему известно, причем он не колеблется в своем знании, не ставит вопроса перед собой, прав он или нет. То, что можно было бы считать заблуждением или ошибкой, у него никогда не вызывало ни тени сомнений.

Точно так же главарь толпы возникнет тогда, когда появится потребность в нем. В противном случае это будет пустой болтун, презираемый даже близкими людьми.

Образ Иисуса был не литературным воплощением идеи героя, а именно идеи мессии, а его признание и исключительная привлекательность для самых широких слоев общества обусловлены острой потребностью в спасителе. Но не случайно христианство зародилось и начало свое распространение в еврейской диаспоре греческого мира — здесь не было того давления иудаизма, которое имело место в Израиле, где, вполне возможно, не потерпели бы нового учения, столь резко противоречащего господствующей там религии.

Отличительная черта мессии: он не сомневается в своей правоте, а поэтому в ней не должны сомневаться и другие, его слова продиктованы высшими силами, которые, конечно, не могут ошибаться, либо его неистребимой уверенностью в собственной мудрости, в глубочайшем знании жизни и всех сил, которые им движут. Последние обстоятельства особенно характерны для таких разновидностей архетипической фигуры мессии, как политические лидеры типа Гитлера или Ленина. Такие лидеры-спасители, как правило, фанатичны и убеждены, что призваны дать стране (обществу), группе новое ускорение, новые направления, новые ценности, бесценные идеи. Такие фигуры могут быть нарциссичными.

Иисус — типичный козел отпущения, и фигура спасителя, нетрадиционная для иудаизма, именно в таком виде описана в Книге Исайи. Позже сами христиане, и среди них Иоанн Предтеча, назвали Иисуса Агнцем Божьим, имея в виду не только его кроткий нрав, но и то, что ягненок приносился евреями в жертву богу за их грехи. Но тем не менее Иисус все-таки козел отпущения, умерший на кресте за прегрешения и ошибки человечества, т. е. взявший их на себя. Иначе понять это невозможно: он взял их на себя и умер на кресте, чтобы с его смертью они закончились. К сожалению, это не удалось сделать, хотя эта деталь — возложение на себя чужих грехов — весьма красочно дополняет архетип спасителя.

Само завещание Иисуса, чтобы его последователи ели хлеб и пили вино как его плоть и кровь, есть не что иное, как воскрешение в новой форме древнейшего обычая поедания живого бога. Это, по представлению первобытных людей, передает им от этого бога его силу, мудрость, значимость и другие, весьма ценимые качества. Таким образом, образ Христа включает в себя и подобные древние компоненты.

Евреи, ставшие в древности христианами, сделали выбор, который не мог им показаться неверным. Этот выбор делал неудовлетворенный жизнью человек, но такой человек был человеком толпы, и он не мог быть свободным от влияния ближайшего социального окружения. Вооруженный новой верой, такой человек мог убедить себя, что он достиг истины и взял свою жизнь в собственные руки. С верой в Христа он способен не только уверовать в то, что стоит жить, но и что стоит умереть.

У. Джеймс писал, что есть люди, всей душой верящие в бессмертие, и такие, которым трудно представить себе, чтобы это понятие могло быть реальным. Последние связаны своими чувствами и ограничены своим опытом; кроме того, некоторые из них в силу своего рода интеллектуальной честности так «преданы» фактам, что их прямо шокируют свободные экскурсии в область невидимого, предпринимаемые другими людьми исключительно ради удовлетворения чувства[27]. Надо полагать, что среди первых христиан, людей толпы, некритических и необразованных, было очень мало таких, кого шокировали свободные экскурсии в область невидимого.      

1.3. Посредник между богом-творцом и людьми и искупитель

Ожидание прихода того, кто принесет спасение от земных бедствий и, возможно, обещает жизнь после жизни, несло в себе мощный заряд чувств, грозивший со временем взорвать всю существующую систему духовных и религиозных ценностей. Но пришествие спасителя первоначально определялось устройством, прежде всего, земной жизни, идея об обеспечении им бессмертия появилась позже. Еврейский народ, в греческой диаспоре которого зародилось и стало развиваться христианство, был, вероятно, не более несчастным народом, чем некоторые другие, в которых, однако, подобная идея не сформировалась с такой силой и совершенством. Но евреи, находившиеся под жестким покровительством Яхве, более остро и болезненно, как можно предполагать, чувствовали все несправедливости, выпавшие на их земную долю. К тому же этот народ с его строгим монотеизмом и ритуальными и культурными особенностями находился в определенной социальной и, главное, психологической изоляции по сравнению с другими народами.

Суровый монотеизм иудаизма во многом предопределил то, что христианство появилось среди иудеев, но вне Израиля. Однако идеи спасения и особенно новой морали были столь востребованы в средиземноморском мире, что получили небывалое распространение сначала в этом регионе, а затем во всем мире. В эмиграции призвание Христа как глашатая и открывателя желанного мессианского царства приобрело первостепенное значение и стало выступать как имя нового божества.

Христос стал как бы посредником между Яхве и людьми (людским миром). Христиане не забывают о боге-творце, но в первую очередь поклоняются Христу и верят в него. Именно он смягчает их тяжкую участь, сеет добро и милосердие, любовь и прощение в отличие от своего сурового отца, слишком жестокого, порой жесткого и даже несправедливого. Людям кажется, что Христос смягчает удары, даже нейтрализует бога-творца и защищает их.

Мысль о посреднике в религиозной философии не нова. Так, Владимир Соловьев развил учение о Мировой Душе как посреднице между богом и тварью. В своем идеальном аспекте эта Душа, по Соловьеву, является святой Софией, премудростью божьей, — началом, соединяющим мир с его творцом. Н. О. Лосский вносит в эту мысль существенную поправку, полагая, что Мировая Душа способна наводить на недоразумение, поскольку соотносительна с телом. Поэтому он вводит другое высшее посредническое начало — «царство Духа». Одним словом, этим теологам хотелось бы видеть некое единство мира, но эта их структура носит чисто мифологический характер. То, что люди видят в Христе посредника между богом-отцом и людьми, является психологическим, в этом качестве он дан им в