Карен Армстронг - Библия: Биография книги Страница 12

Евреи-христиане искали ответ в писаниях. Подобно кумранитам, они создавали свой собственный пешер, просеивая Тору и книги Пророков в поисках провидческих упоминаний об Иисусе и о язычниках в конце времен. Они обнаружили, что, хотя некоторые из пророков предсказывали, что гоим против своей воли будут принуждены поклоняться Богу Израиля, другие считали, что они разделят триумф Израиля и добровольно отринут своих идолов[166]. Поэтому некоторые из христиан решили, что присутствие язычников является доказательством наступления последних времён. Процесс, предсказанный пророками, начался; Иисус был истинным мессией, и царство Божье было действительно не за горами.

Одним из наиболее убедительных поборников этой новой эсхатологии был Павел, грекоговорящий еврей из города Тарса в Киликии, который присоединился к христианскому движению спустя примерно три года после смерти Иисуса. Он не знал Иисуса лично, поначалу был настроен враждебно к секте его последователей, но обратился после богоявления, которое убедило его, что Христос назначил его быть апостолом для язычников[167]. Павел много путешествовал по всем землям, где существовала еврейская диаспора, и основал новые религиозные общины в Сирии, Малой Азии и Греции, намереваясь распространить Евангелие во все концы земли до возвращения Иисуса. Он писал письма своим новообращённым, отвечая на их вопросы, наставляя их и разъясняя вопросы веры. Павел ни секунды не думал, что он создаёт «Писание», поскольку был убеждён, что Иисус вернётся ещё на его веку. Он никогда не представлял, что будущие поколения будут сосредоточенно изучать его послания. Его считали главным учителем, но он хорошо понимал, что из-за своего взрывного темперамента никогда не будет пользоваться всеобщей популярностью. Несмотря на это, его письма, обращённые к церковным общинам в Риме, Коринфе, Галатии, Филиппах и Фессалониках[168], сохранялись, а после его смерти в начале 60-х годов христианские писатели, почитавшие Павла, написали от его имени письма к церквям в Эфесе и Колоссах, где развили его идеи. Они же создали предположительно посмертные письма, адресованные единомышленникам Павла Тимофею и Титу.

Павел настаивал на том, что обращённые им иноверцы должны отвергнуть все языческие культы и поклоняться только Богу Израиля[169]. Однако он не считал, что они обязаны принять иудейскую веру, поскольку Иисус уже сделал их «сынами Бога» без обрезания и без Торы. Им следует жить так, словно царство Божие уже наступило: заботиться о бедных, проявлять сострадание, умеренность, целомудрие и смирение. Тот факт, что христиане-неевреи пророчествовали, совершали чудеса и, охваченные экстазом, говорили на незнакомых языках — всё это знаки наступления века мессии[170] — доказывал, что в них жил дух Божий, и что царство небесное должно наступить в самом ближайшем будущем[171].

При этом Павел вовсе не считал, что евреи должны прекратить соблюдать закон Торы, ведь это значило бы для него расторгнуть завет. Израиль получил драгоценный дар богоявления на горе Синай, культ храма и привилегию быть «сынами» Божьими, пользующимися правом особой близости к Нему. Павел ценил всё это[172]. Осыпая горькими упрёками «жидовствующих», он не осуждал ни иудеев самих по себе, ни иудаизм, а лишь тех евреев-христиан, которые считали, что новообращённые иноверцы должны принять Тору и пройти обрезание. Подобно представителям других сект конца эпохи Второго храма, Павел считал, что лишь он один владеет истиной[173]. В мессианскую эпоху его смешанная паства, состоящая из евреев и язычников, и была истинным Израилем.

Павел также искал писания, значение которых, как он полагал, изменилось после того, как пришёл Христос. Псалом, в котором, казалось, шла речь о царе Давиде, на самом деле, говорил об Иисусе[174]. «А всё, что писано было прежде, написано нам в наставление»[175]. Истинное значение Закона и Пророков стало ясно только теперь, и поэтому те евреи, которые отказывались считать Иисуса мессией, перестали их понимать. Договор, заключённый на горе Синай, утратил своё решающее значение. Прежде народ Израиля не знал, что Моисеев завет был лишь временной, промежуточной мерой, их умы были «закрыты», и они не могли понять, о чём говорилось в Писании. Их ум и сердце и по сей день всё ещё были закрыты, когда они слушали чтение Торы в синагогах. Евреи должны были «обратиться», чтобы увидеть всё в истинном свете. Тогда они тоже преобразились бы, «открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню»[176].

В этом не было ничего еретического. Евреи уже давно привыкли находить новое значение в древних текстах, и ещё члены кумранской секты практиковали тот же способ толкования пешер, находя в писании тайные послания, адресованные их собственной общине. Когда Павел цитирует библейские рассказы, наставляя своих новообращённых, он даёт этим рассказам абсолютно новое толкование. Адам теперь был прообразом Христа, но если Адам принёс в мир грех, то Иисус исправил отношения между человечеством и Богом[177]. Авраам в трактовке Павла являлся не только отцом еврейского народа, но и прародителем всех правоверных. Его «вера» (греческое слово пистис, означающее скорее «доверие», «упование», нежели «верование») делали его образцовым христианином за столетия до прихода мессии. Когда Писание хвалит праведность Авраама[178], это написано «и в отношении к нам»[179]: «И Писание, провидя, что Бог верою оправдает язычников, предвозвестило Аврааму: в тебе благословятся все народы»[180]. Когда Бог повелевает Аврааму изгнать свою наложницу Агарь и их сына Измаила в пустыню, это следует понимать как аллегорию: Агарь означает завет на горе Синай, который сделал евреев рабами Закона, а Сара, свободная жена Авраама, соответствует новому завету, который освобождает иноверцев от необходимости соблюдать законы Торы[181].

Автор Послания к евреям, который, вероятно, писал примерно в то же время, был ещё более радикален. Он пытался успокоить общину евреев-христиан, которые начали впадать в уныние, страстно убеждая их, что Христос, пришедший на смену Торе, был более велик, чем Моисей[182], и религиозные жертвоприношения были лишь прообразом жертвы Христа, отдавшего свою жизнь за человечество[183]. В одном необычном отрывке автор рассматривает всю историю Израиля как ряд примеров этой добродетели — пистис, веры, которая «есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом»[184]. Авель, Енох, Ной, Авраам, Моисей, Гидеон, Варак, Самсон, Иеффай, Давид, Самуил и пророки — все они проявляли эту «веру»: это и было их величайшим, в сущности, их единственным подвигом[185]. Но, заключал автор, «все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства»[186].

В этом изобретательном толковании пересматривалась и переоценивалась вся история народа Израиля, но при этом древние рассказы, в которых повествовалось о множестве иных вещей, помимо веры, потеряли большую часть своего богатства и сложности. Тора, храм и обряды лишь указывали на грядущее воплощение божественного замысла. Павел и автор Послания к евреям показывали будущим поколениям христиан, как следовало интерпретировать еврейскую Библию и делать её своей. Другие авторы Нового Завета будут развивать этот пешер, и из-за этого христианам впоследствии сложно будет увидеть в еврейском писании что-то большее, чем просто предисловие к христианству.

Движение последователей Иисуса начало вызывать споры ещё до катастрофы 70-го года[187]. Христиане, как и все прочие евреи, были потрясены до глубины души, когда увидели, как великолепное святилище Ирода превратилось в груду обгорелых смердящих развалин. Они могли мечтать о том храме, который заменит храм Ирода, но никто не представлял себе жизни без храма вообще. Но христиане также видели в его разрушении апокалипсис, — «откровение» или «разоблачение» той действительности, что существовала постоянно, но была скрыта до сих пор — а именно того, что с иудаизмом было покончено. Руины храма символизировали его трагическое завершение и были знаком того, что близится конец света. Теперь Бог окончательно сокрушит отживший миропорядок и установит Своё царство.

Разрушение Первого храма в 586 г. до н. э. вызвало поразительный всплеск творчества среди пленников в Вавилоне. Разрушение Второго храма подобным же образом стимулировало литературную деятельность среди христиан. К середине второго столетия н. э. были закончены почти все двадцать семь книг Нового Завета. Христианские общины уже цитировали письма Павла как Священное Писание[188], и чтения отрывков одного из жизнеописаний Иисуса, имевших распространение, стали привычной частью воскресного богослужения. Евангелия, приписываемые Матфею, Марку, Луке и Иоанну, впоследствии были признаны каноническими, но существовали и многие другие. Евангелие от Фомы (ок. 150 г.) было собранием тайных высказываний Иисуса, сообщающих спасительное «знание» (гнозис). Существовали евангелия (впоследствии утраченные) эбионитов, назореев и евреев, которые старались угодить иудео-христианским общинам. Существовали также многочисленные «гностические» евангелия, представлявшие особую форму христианства, где придавалось особое значение гнозису и делалось различие между полностью духовным Богом (чьим посланцем на земле был Иисус) и демиургом, создавшим порочный материальный мир[189]. Многие другие документы не дошли до нас: например, Евангелие, известное исследователям как «Q», поскольку оно было источником (нем. Quelle) Евангелия от Матфея и от Луки; различные собрания наставлений Иисуса; а также описание суда над Иисусом, его мученичества и смерти.