Ричард Карье - Почему я не христианин Страница 2

Так что эта теория не работает. Её предсказания не согласуются с тем, что наблюдается в действительности. Можно взять для примера атеистов вроде меня, чтобы убедиться, что эта теория adhoc не спасает христианство от противоречий с реальностью. В своё время у меня вызывала большие сомнения теория Большого взрыва. Я открыто говорил о своих сомнениях, но при этом продолжал изучать этот вопрос и часто беседовал с физиками, которые в эту теорию «верили». В итоге они сумели привести понятные мне логические доводы и доказательства, и я понял, что заблуждался: теория Большого взрыва действительно подтверждается наблюдениями и в настоящее время наилучшим образом объясняет имеющиеся факты. Нарушили ли эти физики мою свободу воли? Определённо нет. Это был мой собственный выбор — искать истину и выслушать их. Точно так же я, как и бесчисленное множество других людей, готов выслушать бога — если он заговорит. Я бы выслушал его даже сейчас, в этот самый момент. Но он хранит молчание. Поэтому будет неверно утверждать, что я «выбираю» не слышать его. И поэтому тот факт, что он всё равно хранит молчание, опровергает вышеозначенную гипотезу. Никакие разговоры о свободе воли не могут спасти эту теорию.

Но даже если предположить, что человеческая воля может противостоять гласу божьему — если речь идёт о каком-нибудь совершенно неадекватном атеисте или упорствующем в своих заблуждениях теисте — то даже в этом случае христианская теория не согласуется с утверждением, что бог не стал бы или не смог бы преодолеть это сопротивление. Ведь в основе христианской теории лежит, согласно К. С. Льюису, предположение, что бог «определённо добр» и «любит любовь и ненавидит ненависть». Если эти утверждения не лишены буквального смысла, то из них следует, что бог поступил бы так же, как и любой другой, кто «определённо добр» и «любит любовь» и «ненавидит ненависть». А такие люди не сдаются до тех пор, пока не сталкиваются с совсем уж непреодолимым сопротивлением, но до той поры они готовы идти вопреки воле другого человека ради того, чтобы спасти его, потому что они сами совершенно точно знают, что поступают при этом правильно. Бог вёл бы себя точно так же. Он не позволил бы слабому и несовершенному существу игнорировать свою волю.

Я знаю это совершенно точно. В прошлом я работал на пожарном судне, и когда корабельный вертолёт отправлялся на дежурство, мы все собирались вместе в ожидании спасательной операции. Заняться при этом нам было практически нечем, и мы рассказывали друг другу разные истории. Тогда я и услышал рассказ об одной пловчихе-спасательнице. Ей нужно было спасти целую семью, после того, как их лодка перевернулась. Но к тому времени, когда вертолёт прибыл к месту бедствия, на поверхности удалось обнаружить только мать, а остальные члены семьи, по-видимому, уже утонули. По этой причине мать сняла с себя спасательный жилет, чтобы утопиться. Пловчиха нырнула под воду, чтобы спасти её, но та отбивалась, вопила и кричала, чтобы ей дали ей умереть. Она даже ударила спасательницу в глаз и поставила ей синяк. Но та ответила — к чёрту всё, я тебя вытащу! И вытащила, несмотря на проклятия и удары, которыми та осыпала её всю дорогу.

Позднее выяснилось, что одна из дочерей этой женщины осталась в живых — её отнесло течением далеко от места крушения, но спасательной команде удалось её обнаружить. Тогда женщина, исколотившая свою спасительницу, извинилась перед ней и поблагодарила за то, что была спасена против собственной воли. Все члены моей спасательной команды согласились тогда, что спасательница поступила правильно, и что мы бы поступили точно так же, поскольку это был бы естественный поступок для тех, кто любит и заботится о других. А это означает, что если бог нас любит, то и он поступал бы так же. Те, кто добр, ведут себя в жизни не так, как упрямый и обидчивый бог, который бросает тонущих просто потому, что те не желают, чтобы им помогли. Добрые люди поступают так, как та пловчиха. Так, как поступаем мы.

Поэтому мы можем быть уверены, что бог непременно напрямую донёс бы до каждого своё послание. Тогда каждый знал бы, о чём ему сказал бог. Любой человек по-прежнему мог бы отвергнуть его, и тогда бог мог бы оставить такого человека в покое. Но тогда, во всяком случае, во всей христианской вселенной не было бы никакой путаницы и никаких сомнений относительно того, в чём заключается послание господа. А если бы у нас возникли вопросы, то бог ответил бы на них самостоятельно — как это сделали физики — сторонники теории Большого взрыва, которые были со мной столь терпеливы. В самом деле, тот факт, что бог обратился бы ко всем людям с одинаковым посланием и давал бы всем одинаковые ответы, уже был бы несокрушимым доказательством того, что христианское учение верно. При условии, что у нас не было бы оснований подозревать, что бог нам всем лжёт, христианское учение было бы столь же верным, как закон всемирного тяготения или утверждение, что небо голубое. Вот какое положение дел мы вправе ожидать, исходя из христианской гипотезы, поскольку именно так поступил бы хороший и любящий бог, который хотел бы, чтобы мы исправили то, что пошло неправильно. А поскольку на самом деле наблюдаем мы совсем не это, а нечто прямо противоположное, то это весьма явственно свидетельствует против христианства.

Несмотря на такой вывод, христиане всё равно пытаются удержаться за свою веру с помощью этой бессмыслицы о свободной воле — но они не продумали её как следует. Вот, например, метеорологи могут расходиться во мнениях относительно прогноза погоды, но при этом они сходятся в таких вопросах, как пути формирования тех или иных погодных условий. А согласны они, потому что накопившиеся научные данные столь обширны и надёжны, что это позволяет решать подобные вопросы, и зачастую окончательно. И нельзя же сказать, что бог нарушил свободу воли метеорологов, обеспечив их этими научными данными. А ведь насколько спасение души важнее, чем наука о погоде! Если бы бог действительно хотел того, что приписывает ему христианство, он не стал бы нарушать нашу свободу воли ради того, чтобы обучить нас второстепенным вещам, но отказываться сделать то же самое, когда речь идёт о самом важном. Подобным образом, если врач хочет, чтобы его пациент пошёл на поправку, то он не станет выражаться туманно, а постарается растолковать пациенту как можно более ясно, что тому следует делать. Он объяснит всё пациенту в понятной для того форме. Он ответит ему на все вопросы, и предоставит всю информацию, касающуюся эффективности выбранного курса лечения. Он не станет что-то утаивать и не заявит: «Я Вам этого не скажу, чтобы не нарушить Вашу свободу воли!» Да ни один пациент и не примет подобного объяснения — напротив, он ответит: «Но я выбираю услышать Вас», не оставляя врачу возможности для оправданий своего молчания.

Точно так же не может быть оправданий и для бога. Между людьми всегда бывают разногласия, и всегда есть люди, которые ведут себя не так, как их учили, которые поступают по-своему, даже зная, что поступают дурно. Но дело не в этом. Потому что все химики согласны между собой по фундаментальным вопросам химии. Все врачи согласны относительно фундаментальных вопросов медицины. Все инженеры согласны по фундаментальным вопросам своей профессии. Так почему же все люди не могут прийти к согласию по фундаментальным вопросам спасения души? Ведь причин для того, чтобы пребывать в сомнениях или неведении по этому вопросу, у них не больше, чему химиков, медиков и инженеров пребывать в сомнениях по фундаментальным вопросам своих наук.

Таким образом, это логически неоспоримый факт, что если бы христианский бог существовал, то мы бы все услышали от него самого весть о спасении, и мы бы все получали непосредственно от бога одинаковые ответы на одни и те же вопросы. Божественное послание услышали бы китайцы. Его услышали бы американские индейцы. Его услышал бы каждый живущий сегодня на Земле, и было бы известно, что и прежде его слышали все люди на протяжении всей истории. Конечно, не исключено, что нашлись бы такие, кто отверг бы это послание. Но мы бы всё-таки обладали нужной информацией. Потому что для того, чтобы сделать осознанный выбор, требуется иметь необходимую информацию — другого способа нет. Так что если бы бог хотел дать нам возможность сделать осознанный выбор, то он предоставил бы нам всю нужную информацию, а не доверил бы склонным к ошибкам, грешным и противоречащим друг другу посланникам передавать запутанный клубок невнятных и малоубедительных заявлений. Поэтому тот факт, что бог не говорил с нами напрямую, и не передал нам всем одно и то же ясное послание и одни и те же чёткие ответы, является достаточным доказательством того, что христианское учение ложно.

Просто послушайте, что говорят христиане. Они постоянно заявляют, что бог — наш отец и лучший друг. Но если бы это было правдой, то мы бы видели, что бог ведёт себя так же, как ведут себя наши отцы и друзья. Но ничего подобного мы не наблюдаем. Следовательно, нет бога, который был бы нашим отцом или другом. Такое заключение логически совершенно безупречно, и никакие разговоры о «свободной воле» не могут его поколебать. Потому что ни мой отец, ни мои друзья не нарушают моей свободной воли, когда они говорят со мной, помогают мне, дают мне советы и отвечают на мои вопросы. Следовательно, и бог не нарушил бы моей свободной воли, если бы поступил точно так же. Он должен быть способен сделать, по крайней мере, не меньше, чем делают они, — даже если по каким-то причинам он не может сделать больше. Но бог не делает вообще ничего. Он не разговаривает, не учит, не помогает и не утешает нас, в отличие от наших настоящих отцов и настоящих друзей. Бог не предостерегает нас от опасных заблуждений, которые могут нам повредить. Но мой отец так делает, и так же поступают мои друзья. Поэтому не существует бога, который хотя бы отдалённо походил на моего отца или на моих друзей, или хоть на кого-то, кто меня любит. Следовательно, христианское учение ложно.