Савва (Тутунов) - Епархиальные реформы Страница 24

в чем мы изменили древне-церковную практику, какие причины вызвали это изменение, существуют ли они в настоящее время или же нет. А если причины уже не существуют, то и самое явление, как вызванное ими, должно перестать существовать[477].

Спустя несколько лет в том же журнале «Вера и разум» вышла новая статья по тому же вопросу, автор которой полемизировал с утверждением об отсутствии у народа права участвовать в избрании епископа, доказывая, что практика первых трех веков свидетельствует об обратном. По мнению исследователя, епископ Георгий говорит преимущественно о IV веке, но в Церкви, где преобладает обычное право, «едва ли можно так резко отделять эпоху соборов <…> от трех первых веков»[478]. Ф. Владимирский указывал, что правила, толкуемые преосвященным Георгием в одном смысле, другими авторами толкуются в ином. По его мнению, практика древности была следующей: народ свидетельствовал о своем кандидате, но собор епископов мог и не утвердить его выбор; с другой стороны, епископы не могли избрать кандидата, против которого свидетельствовал народ[479]. В дальнейшем, говорилось в статье, участие народа было ограничено и исключено в силу увеличения общин и вмешательства мирских властей[480].

После завершения работ Предсо борного присутствия вопрос о праве народа участвовать в избрании епископа получил новое освещение в серии статей[481], посвященных выявлению значения правила Лаод. 13. Средоточием дискуссий стала полемика между профессорами двух академий – И. С. Бердниковым и Н. А. Заозерским. Однако инициировал этот обмен мнениями автор исследований о приходе А. А. Папков[482], который, в развитие споров в IV отделе Предсоборного присутствия[483], опубликовал в конце 1906 года в «Новом времени», а затем в «Церковных ведомостях» статьи, посвященные разбору означенного правила. Папков указывал, что дошедшие до нас документы Лаодикийского Собора не являются сборником правил, но лишь оглавлением, сборником заголовков правил, о которых нам ничего больше не известно. По его мнению, в силу этого обстоятельства, нельзя полагать, что такой «заголовок или указатель <…> точно и ясно выражает смысл подлинного соборного правила»[484]. Кроме того, Папков касался значения термина δχλος, употребленного в Лаод. 13. По его мнению, этот термин обозначает именно «народное сборище» (как это переведено в «Книге Правил») а не «народ» (перевод Казанской духовной академии) и, следовательно, на указанное правило нельзя опираться для обоснования запрета клиру и мирянам участвовать в избрании пастырей и епископов.

На статью Папкова одновременно ответили профессоры М. А. Остроумов и Е. В. Барсов. М. А. Остроумов замечал, что, хотя первое утверждение Папкова верно, из него, однако, «нельзя выводить того следствия, что они-де [правила Лаодикийского Собора – и. С] не имеют подобающего церковного авторитета». Во-первых, в сохранившихся заглавиях постановления Собора выражены ясно; во-вторых, эти правила во всех древних канонических сборниках помещены именно в таком виде[485]. На второе утверждение Папкова Остроумов возражал, что «значение слова δχλος имеет разнообразные оттенки и в самых разных древних переводах переводилось различно»[486]. По мнению профессора, «δχλος будет обозначать то же, что populus, массу населения в противоположность правящим организациям <…> в церковном отношении – в противоположность клиру»[487]. К этой аргументации Е. В. Барсов добавлял ряд ссылок на Священное Писание, в которых слово δχλος употреблено в значении общины[488].

Затем в полемику вступил профессор НА. Заозерский. В статье, помещенной в «Богословском вестнике», он защищал то мнение, что рассматриваемое правило имеет в виду именно скопище народа – «мятежную организованную толпу». Иначе, полагал Заозерский, отцы Собора употребили бы термин λαός, либо иное выражение, производное из этого термина. Кроме того, как считал Заозерский, запрет налагается

не на первоначальный момент выбора или наименования кандидатов, а на второй и более решительный – избрания одного из указываемых кандидатов, как годного к рукоположению[489].

Указывая на законодательство императора Юстиниана, согласно которому рукоположение в епископа должно совершаться при народе, чтобы каждый желающий имел полную возможность возражать, Заозерский замечал:

В виду этих совершенно ясных законов VI-го века, едва ли возможно допустить, чтобы отцы Лаодикийского Собора ГУ-го века решились лишить мирян их исконного, утверждающегося на апостольском предании права избирать кандидатов на церковное служение[490].

Рассматриваемое правило, заключал профессор, «по форме и по существу есть только очень краткое оглавление не сохранившегося до нас соборного определения», на основании которого можно лишь предполагать попытку отцов Собора урегулировать право участия мирян в выборе кандидатов в епископа, но сказать, «как именно они регулировали – нельзя»[491].

И. С. Бердников ответил Папкову и Заозерскому пространной статьей, в которой разбирал употребление термина όχλος в Священном Писании, канонах, а также в современной Лаодикийскому Собору юридической литературе. По мнению автора,

нельзя сомневаться в том, что и в 13 правиле Лаодикийского Собора термин δχλος должен иметь значение однородное с значением λαός и πλήθος[492].

В том, что касается природы законодательного корпуса Лаодикийского Собора, Бердников высказал мнение, что здесь мы имеем скорее синопсис, чем оглавление. Вопрос о том, насколько этот синопсис соответствует изначальному тексту – общий для таких сборников; «нужно положиться на компетентность и добросовестность составителей»[493]. Соглашаясь с Н. А. Заозерским в том, что данное правило касается «заключительного – самого важного момента в избрании кандидатов в епископы», Бердников делал следующий общий вывод из своего исследования:

Общая мысль правила состоит в том, что клиру и мирянам осиротевшей паствы не может быть предоставлено самостоятельное избрание кандидатов в епископы; наоборот, окончательный и авторитетный суд и решение вопроса о выборе достойного кандидата епископства, а также все необходимые распоряжения по делу выборов принадлежат собору епископов с митрополитом во главе[494].

Продолжение полемики Заозерского и Бердникова не принесло чего-либо существенно нового: авторы продолжали оттачивать свои аргументы.

Поскольку дискуссии по вопросу об определении епископа на кафедру, в отличие от дискуссий по другим вопросам, приобрели подчеркнуто научный характер, следует упомянуть и результаты некоторых основных исследований начала XX века по этому поводу. А. П. Лебедев в своей монографии «Духовенство древней вселенской Церкви» выражал убеждение, что до III века включительно выбор епископа был полностью в руках клира и народа вдовствующей кафедры: «Народ вместе с клиром рассуждал о выборе нового епископа <…> после всех этих рассуждений выбор падал на какое-либо определенное лицо». Епископы же, прибывшие для рукоположения, лишь обращались к клиру и народу «троекратно с вопросом: тот ли это, кого они требуют себе в предстоятели? Действительно ли он достоин епископского служения? Все ли согласны на его избрание?»[495]

А. И. Покровский, отвергая бытующее мнение о том, что община лишь указывала желательного ей кандидата, а епископы его утверждали, поддерживал теорию, согласно которой выборы епископа в первые три века состояли из трех этапов: «1) инициативы местного клира, 2) апробации собравшихся епископов и 3) окончательного одобрения или рецепции выбора со стороны всей местной общины»[496]. При этом, по мнению Покровского, главную роль играли клир и особенно народ местной общины: последний «мог принять и одобрить того кандидата, который уже благополучно прошел через две предшествующие выборные стадии, но мог поступить и наоборот»[497].

Все эти реконструкции, верны они или нет, относятся к трем первым векам христианской истории. В дальнейшем же, по изложению Лебедева, хотя «практика церковная представляет немало примеров, когда воля народная в избрании архипастыря решительно уважается церковной властью»[498], в целом «народ мало-помалу стали устранять от этого дела». Лебедев полагал, что тому были две причины: злоупотребления и беспорядки в среде народа и стремление духовенства «высвободиться из-под зависимости народа»[499]. «Окончательное устранение народа от рассматриваемого права произошло на VII Вселенском Соборе», – заключал профессор[500].