Коллектив авторов - Смысл и значение православного ежедневного богослужения Страница 3

В великом повечерии три части: первая часть состоит из псалмов 69, 4, 6, 12, 24, 30 и 90. В состав второй части входят: молитва св. Василия Великого, псалмы 50 и 101, молитва Манассии, царя иудейского, тропари «Помилуй нас, Господи, помилуй нас…». В состав третьей части – псалом 142, великое славословие, рядовой канон святому или Богородице, стихиры «Господи сил, с нами буди…», «Иже на всякое время…», «Нескверная, неблазная…», «И даждь нам, Владыко…», «Упование мое Отец…», молитва «Владыко многомилостиве…», которую возглашает священник, преклоньшимся нам на землю. Оканчивается великое повечерие взаимным испрошением благословения и прощения настоятеля у братии и братии у настоятеля.

Зная содержание и смысл повечерия, когда будете читать его дома или слушать в церкви, размышляйте о том, как святейшая душа Спасителева, соединённая с Божеством, сошедши во ад, связала державно князя тьмы, пленила его царство и освободила души от века там находившихся праведников от мучительства его, и, возведши оныя с Собою, вселила в рай даже до Своего преславного Вознесения, а потому, благодаря Господа за все Его благодеяния, которые Он сотворил роду человеческому спасительною Страстию и животворною Своею смертию, молите Его прилежно, чтобы Он, очистив и ваши прегрешения, избавил вас от вечной муки и сподобил Царствия Небесного со всеми святыми, Ему благоугодившими (Учительное известие). Если же не случится вам когда-либо прочитать или выслушать повечерие, то, воспоминая о сошествии во ад Спасителя и изведении из него душ праведных, сотворите молитв Иисусовых пятьдесят и поклонов положите двенадцать. А за великое повечерие – втрое больше сего.

Всё вечернее богослужение оканчивается напутственным для нас благословением Церкви в отпусте священника, когда пастырь, обратясь лицом к своей пастве, изъявляет ей молитвенное желание, да достигнем все мы главной цели наших молений, то есть Христос Бог наш молитвами Пречистыя Своея Матере и всех святых да помилует и спасет нас, яко благ и Человеколюбец. И мы наконец отходим в домы, где должны совершать ещё молитвы на сон грядущим.

Сущность этих молитв прекрасно изображена в Беседах Амфитеатрова.[2] Изложив сущность утренних молитв, он продолжает: «Ещё усерднее и человеколюбивее попечение Церкви о нас в то время, когда мы, и после дневных трудов, и после дневных грехов, намереваемся отойти к нощному сну; отсюда ещё трогательнее и пламеннее церковные молитвы на сон грядущим. Я сказал: после дневных грехов. Так, братия возлюбленные, Слово Божие учит нас, что нет ни одного человека, который бы чист был пред Богом, – хотя бы этот человек жил только один день на земле. Да и совесть наша свидетельствует, что мы каждый день согрешаем, то как человеки, то и не как человеки, а иногда и горее скотов». «Есть у нас ежедневные грехи вольные и невольные, ведомые и неведомые. Есть грехи от юности и по юности, грехи от науки злой, от наглства, от уныния. Мы должны бы со страхом и благоговением произносить имя Божие, но мы ежедневно всуе призываем сие святое и страшное имя либо хулим оное в помышлении своём. Мы должны бы каждую минуту любить своих ближних как братий, обходиться со всеми как с детьми Отца Небесного; но что же мы делаем, как не ежедневно укоряем других, клевещем, гневаемся, судим, уязвляемся сердцем при виде чужой доброты? К нам приходил несчастный за утешением, а мы ещё больше опечалили его. Приходил нищий за помощию, мы презрели его. Приходил смиренный за советом, мы пред ним развеличались, разгорделись, либо ему дали повод к соблазну, либо сами при взоре на него помыслили развращение в сердце своём. Безгодно спали, неумеренно употребляли пищу и питие, предавались безумному смеху; иногда становились на молитву, но ум наш двигался о лукавствии мира; иногда вовсе нерадели о молитве и произносили одни слова неподобные; может быть, целый день провели в злых насмешках над погрешением брата нашего, а забыли, что свои грехи у нас – бесчисленные (молитва 3)». Не такова ли точно история повседневной жизни нашей? С окончанием каждого дня оканчивается отдельная часть бытия нашего, и каждый вечер в тайной книге сердца нашего прибавляется особая мрачная страница. Мы не любим, иногда не умеем читать сих плачевных страниц, но они написаны в совестях наших, их зрит правосудие небесное, зрит Святая Церковь – и при кончине каждого дня старается загладить оныя пред всевидящим оком Божиим. Потому-то она каждый вечер предлагает нам самые трогательные молитвы к Богу Отцу, к Богу Сыну, к Богу Духу Святому – молитвы очистительные и покаянные; потому-то заставляет взывать к Спасителю и Судии нашему, чтобы Он каждому дню нашей жизни даровал конец благий и чтобы, не означая имени и дел наших в книге судной, написал нас в книге животной (молитва 7, стих 9).

Ночной сон, дарованный Господом в упокоение немощи нашей, в ослабление трудов многотрудныя плоти и воссияние нового дня для нас, Церковь почитает одним из великих чудес милосердия Божия к нам грешным – чудес славных и ужасных, ихже несть числа (утренняя молитва 6). Но еще большее чудо она видит в том, что великодаровитый и человеколюбивый Господь приводит нас на конец того или другого мимошедшего дня нашей жизни, тогда как мы ленивы на угождение бессмертному Царю и ничего доброго не делаем. Дабы мы познали, как велико сие ежедневное чудо милосердия Божия, Церковь даёт нам необыкновенно трогательную, благодарную и вместе очистительную молитву, сама как бы не находя слов, довлеющих к изъявлению нашей благодарности. «Что Ти принесу или что Ти воздам, великодаровитый Безсмертный Царю, Щедре и Человеколюбче Господи, яко ленящася мене на Твое угождение и ничтоже благо сотворша привел еси на конец мимошедшаго дне сего, обращение и спасение души моея строя?» (мол. 4); «Мирен сон и безмятежен даруй ми, Ангела Своего Хранителя посли, покрывающа и соблюдающа мя от всякаго зла: яко Ты еси Хранитель душам и телесем нашим» (мол. 5). Умилительное зрелище представляет мать, которая с нежною заботливостию готовит покойное и чистое ложе своему младенцу, закрывает его от беспокойных насекомых и шума людского, и когда дитя уже спит, она всё ещё бодрствует у колыбели его, молитвенным словом и сердцем желая ему сна тихого и отрадного. Но когда соображаю значение вечерних молитв, когда стараюсь проникнуть в смысл их, нахожу, что самые нежные заботы земных матерей о своих детях далеко не равняются с попечениями Церкви о нас грешных; самые лучшие их желания о мирном сне детей всё ещё не так хороши, не так святы и возвышенны, как желание Церкви при нашем сне ночном. Как трогателен образ спящего христианина, начертанный в вечерних молитвах Церкви! Христианин почивает на ложе, а в нём почивает Сладчайший Иисус, добрый Пастырь Своих овец. Его телесные очи покрыты сонною мглою, но его дух озаряется немерцающим светом Духа Святого. Его ум, во время бодрствования – может статься – забывавший о Евангелии, во сне осиявается таинственным лучом разумения евангельского. Его душа знаменуется любовию ко Кресту Искупителя, сердце – чистотою слова Господня, тело освобождается от страстей бесстрастною страстию Пострадавшего за нас, мысль хранится Божественным смирением Агнца Божия (мол. 2). Сон его не только безмятежен, но и священ, ибо у него отнят лукавый помысл видимого сего жития (мол. 4), удалено всякое мечтание и темные сласти, укрощено стремление страстей, всей душе и телу дарована благодатная ослаба (мол. 6). Над ним простёрт покров Пресвятой Девы и молитвы угодников Божиих (мол. 8). У его ложа ночного бодрствует Ангел Хранитель, блюдущий его от нападения тёмных сил и от всякой иной неподобной вещи (молитвы 4, 5, 7, 10). Не есть ли это образ того сна, каким могут почивать только благодатные сыны Божии на лоне Отца Небесного?

Но грешнику ли почивать блаженным покоем праведников? Для кого скорее и внезапнее одр может сделаться гробом, сон – смертию, как не для грешника?

Кому ужаснее последний Суд Божий, как не тому, кто злое творя не престает? Церковь знает всю опасность нечаянной кончины, праведно могущей постигнуть нас, в нечаянии лежащих, посему-то, приводя к одру, она заставляет каждого из нас с недоумением вопрошать Господа: «Неужели мне одр сей гроб будет или еще окаянную мою душу просветиши днем?» Заставляет нас в ложе и сне предусматривать истинный гроб и смерть: «Вот гроб мой предо мною, и смерть предстоит мне». Сама как бы трепещет суда Божия за нас и нас заставляет признаться: «Суда Твоего, Господи, боюся и муки бесконечныя ужасаюсь». Прежде суда Божия заставляет нас осуждать самих себя: «Знаю, о мой Боже, что я недостоин Твоего человеколюбия, а достоин всякого осуждения и муки». Но и здесь, братия возлюбленные, в этом неложном откровении предсмертных и предсудных чувств наших, в этом правильном самоосуждении нашем Церковь отнюдь не хочет оставить нас в нечаянии – напротив, чем ближе опасность, чем яснее наша уверенность в своём недостоинстве, тем более она старается возбудить надежду в нас, заставляя каждого произносить спокойно и со всею преданностию: «Упование мое Отец, прибежище мое Сын, покров мой Дух Святый». Тем более даёт нам христианского дерзновения, влагая в уста наши сильные слова св. Дамаскина: «Господи, или хощу, или не хощу, спаси мя. Аще бо праведника спасеши, ничтоже велие, и аще чистаго помилуеши, ничтоже дивно: достойни бо суть милости Твоея. Но на мне грешнем удиви милость Твою, о сем яви человеколюбие Твое, да не одолеет моя злоба Твоей неизглаголанней благости и милосердию…» Поставляя нас пред ложем, на которое возлечь желаем, Церковь заповедует ограждать оное крестным знамением, как щитом необоримым, желает духу нашему сообщить блаженное веселие при мысли о животворящей силе креста Господня, и когда наши вежды готовы сомкнуться, она говорит нам последнее слово материнское: «Перекрестися и с молитвою засни, помышляя день Судный»[3].