М. Соловьев - Святая Земля и Императорское Православное Палестинское Общество Страница 3

14 Goodrich-Freer A. Inner Jerusalem. London, 1904. P. 75. (Ставру Ф. Г. С. 190).

15 Ibid. Pp. 84–85.

Глава I

Два течения ясно обозначаются в современной жизни русского общества. Одно отражает в себе западное масонство новейшего времени со всеми его оттенками, от умеренных конституционалистов, признающих народ источником государственной власти, игнорирующих церковь в государстве, до анархистов; другое движется историческими национальными началами православия, самодержавия и народности. Масонство и народность стоят в резком противоположении. Столкновение их, временный перевес одного над другим составляют причину колебаний в историческом развитии новой России. Могучий подъем национальных чувств в критические моменты, охватывающий глубочайшие слои народной массы, мог бы служить указателем, что не в масонстве лежит источник русской силы. Масонство в такие моменты примазывается к результатам национального движения и неминуемо искажает их. Продолжительная борьба этих двух направлений до сих пор, однако, не привела к решительному торжеству одного из них. Доселе продолжается принципиальный спор. До днесь не получили законного и обязательного преобладания в широкой государственной жизни те начала, которые открываются в верхних течениях нашей национальной истории. Многие не затронуты еще общественным сознанием и неоценены по достойнству.

К числу таких принадлежит отношение русского народа ко Святой Земле.

Паломничество процветало среди всех новокрещенных народов Европы в начале Средних Веков. Христианский Восток подавал тому пример.

Жития святых Восточной церкви указывают на частые путешествия в Святую Землю из Греции, Малой Азии и Египта. Иерусалим и тогда был живым центром общения всех христианских наций. Хождения во Святую Землю рано начались и в России. Пр. Феодосий Печерский в отрочестве увлекся караваном странников, проходивших в 1022 году чрез Курск в Иерусалим, и пытался уйти с ними из родительского дома. Калики перехожие по былинам восходят до времен Владимира Красна Солнышка. Его правнучка пр. Евфросиния, княжна Полоцкая, умирает во Святом Граде. Раньше ее, в начале XII века, Даниил игумен посещает святые места, встречает у Святого Гроба целую дружину русских поклонников «Новгородци, Киане, Кашкачи и инии мнозе» и оставляет важный и первый письменный отчет о Святой Земле. В 1200 году Новгородский епископ Антоний, описывая святыни Царьграда, упоминает о мощах русского пресвитера Леонтия и замечает: «той бо Леонтий трижды в Иерусалим пеш ходил». Сарацинское завоевание останавливает прилив паломников с Запада, а татарское иго задерживает хождение русских людей. Но в то время как с падением Латинского королевства западные народы навсегда вычеркивают паломничество из народной жизни, предоставляя этот подвиг или духовенству, или немногим из высших классов, у нас, после освобождения от татарской зависимости, стремление к святым местам просыпается в народе снова и с тех пор не прекращается, но возрастает с каждым веком, по мере усиления государственного значения России. Преодолевая невероятные препятствия в странах чуждых по языку, занятых злыми и фанатическими врагами христиан, наш серый люд с котомкой и посохом идет, пробираясь через Балканский полуостров, терпя всякие обиды и насилия, нередко застигаемый смертью от насилий и истощения, к заветным горам Иудеи. Иные избирали еще более трудный путь чрез Кавказ, Армению и Сирию. Хождение тянулось годами. Оно было действительно подвигом христианским и героическим. Благополучно возвратившийся был дорогим и почетным гостем в русском доме. Назидательный рассказ о чудной земле, каждая пядь которой освящена Богочеловеком и прославлена чудесами и подвигами мучеников и пустынножителей, зажигал сердца слушателей. Святая Русь напоялась дивными повествованиями. Сильные духом и верой брали страннический посох и шли плакать у Гроба Господня, возмущаться наглостью мусульман и давать знать угнетенному палестинскому христианству о далеком северном царстве, которое высоко держит крестное знамя и побеждает мусульманских государей. Эти простые люди сеяли в продолжение веков крепкие народные связи между русскими и восточными христианами в самом центре христианства. В то время как Великий Иоанн III браком с царевной Софией Палеолог, как единственный монарх, вступивший в родство с последнею греческою династией, принимал на себя наследство византийское, а его преемники шли далее, объявляя всему христианству, что Москва – третий Рим, то есть светская столица православного человечества, четвертому же не быть, народ давал такому теоретическому основоположению восточного вопроса духовную, внутреннюю основу, установляя живо общение религиозное и политическое с восточными христианами, духовенство потянулось за подаяниями для бедствующих восточных церквей; в сердцах простого люда, героически выдерживающего многовековые гонения мусульман затеплилась надежда на русских освободителей. Единственный на свете Православный Царь, радеющий о церкви, становился вместе с тем единственным законным Царем. Объединение восточных стран под властью турецкого султана в XVI веке, укрепляя древнее предание о единоначалии христианских царей на всем Востоке, должно было еще сильнее выставлять иноверных властителей турок как Божие наказание за грехи, как властителей незаконных, рано или поздно долженствующих уступить неправо захваченную власть настоящему наследнику христианских царей, а таким мог быть только далекий и могущественный Белый Царь. На него в тайне возлагают все свои надежды не только одни православные, но и отложившиеся от вселенского единства сирийцы, копты и абиссинцы: отпадая от церкви, они не столько побуждались к тому догматическими заблуждениями, сколько, а наверное даже более, желанием освободиться от греческих притеснений. Ни Сирия, ни Египет не достались бы так легко арабам, если бы не пришла к ним на помощь измена коренного сирийского и египетского населения, обольщенного лживыми обещаниями всяких льгот со стороны арабских завоевателей. Царство раздельшееся на ся не могло устоять. Разочарование не умедлило. Новое зло оказалось горшим. Но в годину испытаний не к грекам, а на Север устремились взоры восточных христиан. Как ни разногласят они между собою, в них живет доселе смутное сознание, что все они все-таки составляют нечто цельное и совершенно особое, столько же от мусульман, сколько от франков, христиан западных, в число которых не входят русские. Никогда ни копт, ни сириец, ни эфиоп не смешает москова с прочими франками. Если одряхлевшие ереси должны рухнуть и воспоследует наконец единение церковное, то на Востоке это может совершиться только через Россию. Но здесь вопрос церковный становится близким предвестником колоссального политического переворота на всем Востоке. Неразрывная, извечная связь церкви и государства в православном мире роковым образом и неизбежно соединяет вопрос о православии с вопросом восточным, то есть об изгнании халифа в Мекку или Медину.

Итак, в то время как Великая Императрица жгла турецкие флоты, в то время как Александр I освобождал немцев от Наполеона и лояльно осуждал греков, восставших против султана, и в последующее столь же диковинное время странники в простоте души сотнями шли на поклонение во Святую Землю, сердобольно соболезнуя и утешая неблагонадежных подданных «законного» мусульманского властителя. По-прежнему шли из России щедрые жертвы, а высшие власти, – называя всех местных христиан «греками», не подозревая глубокой розни между туземцами православными и пришлым греческим духовенством, – в силу трактатов, по мере дипломатической возможности, поддерживали греческую иерархию. Положение православия представлялось в смутном виде. Паломники ближе знакомые с делом не были слышны в руководящих сферах. При Чарторижском русский дипломатический корпус разучился писать по-русски даже официальные бумаги. При Нессельроде инородцы получили полное преобладание над русскими и православными. В середине сороковых годов знаменитый архиепископ Порфирий (в последствии епископ Чигиринский) с горечью указывал, что из шести дипломатических чиновников в Египте, Сирии и Палестине не было ни одного русского и православного, были немцы, евреи, католики, протестанты, весьма сочувствовавшие всем, кроме православных. Их донесениями пользовался протестант граф Нессельроде, и можно представить себе какое традиционное отношение к делам восточного христианства, к очагу и фокусу восточных политико-религиозных отношений – к Палестине и Иерусалиму – установлялось среди наших дипломатических деятелей. Если внизу, в народе, в течение веков Святая Земля духовно сроднялась со Святою Русью и, с другой стороны, из наивных рассказов паломников злые языки извлекали не одну неказистую подробность о палестинском греческом духовенстве, игнорируя при этом туземных не греческих христиан, то высшие слои общества официально имели только те представления о деле, которые доходили до них сквозь двойную призму чуждых православию дипломатических чиновников и греческого клира.