Александр Мусин - Благодатный огонь, миф или реальность? Страница 4

1) самые ранние свидетельства о «святом огне» восходят к IX веку, а в церковной письменности предшествующего времени ни о каком чуде речи нет и в помине;

14 Порфирий {Успенский), епископ. Книга бытия моего. Дневники и автобиографические заметки епископа Порфирия (Успенского). Т. III. С 1 января 1846 по 20 марта 1850. Под ред. П. А. Сырку. СПб., 1896. С. 299-301.

20

Вид открытой ниши, в которую накануне Великой субботы ставилась зажженная лампада

2) данные литургических рукописей VIII-ХП веков позволяют прийти к выводу, что иерусалимский обряд возник из обычая омовения лампад в Великую субботу и вожжения в них нового пасхального света, что было характерно для богослужебного обряда и других христианских Церквей, а в латинской традиции этот обряд сохранился до сих пор; в целом же это связано с ежедневным ритуалом вожжения вечерней лампады;

21

3)  придание вполне естественному богослужебному действию сверхъестественного характера связано с особенностью многострадальной судьбы Святой Земли и психологией ее населения, связанной с потребностью в чудесном и необходимости доказательств превосходства своей веры в условиях поликонфессиональности;

4) несмотря на то, что вожжение нового огня на Пасху не является чем-то сверхъестественным, пасхальный огонь, зажженный в главном храме «матери всех Церквей» - Иерусалиме - вещь для православных священная.

Тот факт, что речь была произнесена именно в 1949 году, представляется не случайным. Именно внешние обстоятельства позволили публично произнести то, что для некоторых явилось камнем преткновения. Напомним, что с 8 по 18 июля 1948 года в Москве проходили церковные торжества по случаю «500-летия автокефалии Русской Православной Церкви», к которому было приурочено Совещание глав и представителей автокефальных Православных Церквей. Данное мероприятие, несомненно, было одной из составляющих имперской внешней политики Сталина и большевистского режима. Кремль планировал создать в лице Московской патриархии центр мирового православия, одновременно противопоставив его Ватикану, что было актуально в контексте уничтожения Греко-Католической униатской церкви на Западной Украине. Сталин планировал отнять первенствующую роль у Вселенского патриархата и прочих греческих церквей на территории Восточного Средиземноморья, который уже тогда тяготел к НАТО. К этому же направлению политики стоит отнести и советизацию православных Церквей стран Варшавского договора, которым в спешном порядке Москва предоставляла автокефалию, а Сталин давал своих митрополитов. Так, советские граждане митрополит Елевферий (Воронцов) и Макарий

22

(Оксиюк) возглавили соответственно Церкви в Чехословакии и Польше, точно так же, как «красный маршал» Рокоссовский стал министром обороны Польской народной республики.

Но совещание 1948 года провалилось. Греки, почувствовав политическую подоплеку, в массовом порядке проигнорировали его. 500-летие автокефалии РПЦ не могло объединить православие и стало для Вселенского патриархата лишь дополнительным раздражителем. Позже Сталин разочаровался в необходимости патриархии как важного инструмента своей внешней политики: «собирание» православной эмиграции вокруг новой имперской идеи, как и создание широкой анти-Ватиканской коалиции, не состоялись.

Однако в 1949 году инерция церковной политики давала себя знать. Грекам, в том числе и из Иерусалима, «матери всех Церквей», нужно было указать их место в православном мире, где РПЦ, будучи самой многочисленной православной церковью, к тому же поддерживаемой советским режимом, претендовала на доминирующее положение. Именно разоблачению «греческой лести» (вспомним фразу древнейшей русской летописи - «Повести временных лет»: «И суть греци льстиви и до сего дне»), разоблачению изящному, не оскорбительному, но по-христиански принципиальному, и был посвящен труд Н. Д. Успенского. Как в свое время Константин Великий утверждал, что христиане в своем календаре и пасхалии не зависят от иудейской традиции, как позднее Иван Грозный утверждал, что «греки нам не Евангелие», так и тогда устами русской богословской науки утверждалась духовная независимость российского православия от греческих легенд и обрядов. Не случайно в речи выделены слова русского духовного писателя XIX века А. Н. Муравьева, которому безобразия, происходящие вокруг Гроба Господня, напомнили «слова Спасителя, что настало время, когда истинные поклонники

23

поклонятся Богу не в одном Иерусалиме, но в духе и истине». Читай, на Руси...

В тексте речи читатель легко найдет элементы политической ангажированности конца 1940-х годов. Холодная война уже началась. Запад, как и в эпоху крестовых походов, воспринимался как враг, именно так представляла позицию США и Европы советская пропаганда. Отсюда и беспощадная критика у Н. Д. Успенского крестоносного движения, иногда цитирующая своих предшественников: история Иерусалимского Королевства есть повесть бесполезных походов, нелепых предприятий, всякого рода рыцарских авантюр. Он сознательно употребляет взятый из газет термин «холодная война»: с XIX века «начинается холодная война христианских государств между собой за обладание Палестиной», «эта «холодная» война подогревается национальной рознью между потомственными владельцами Палестины - евреями и арабами», что весьма кстати, если вспомнить, что война Израиля за независимость, в то время поддерживаемая Сталиным, уже отполыхала. Фраза об «англо-французской военной авантюре» XIX века, «ухудшавшей положение вещей в Палестине», словно предвосхищает пассажи советской пропаганды 1956 года по поводу событий вокруг Суэцкого канала.

Несмотря на то что речь была произнесена в нужном месте и в нужное время, она совершенно научна и объективна, ее выводы безукоризненны в том, что касается истории богослужения. Мы слышим голос христианской совести. Характерна реакция иерархии и академической профессуры на выводы актовой речи. Эта информация причудливым образом дошла до нас через бывшего протоиерея, а впоследствии профессионального атеиста А. А. Осипова (1911-1967), который, будучи в 1949 году инспектором Ленинградских академии и семинарии, вспоминает об этой речи, не назьшая фамилии. Видный

24

богослов, верующий профессор Ленинградской духовной академии заинтересовался проблемой святого огня, что в пасхальную полночь чудесно зажигает лампады на Гробе Господнем: «Изучив древние рукописи и тексты, книги и свидетельства паломников, он доказал с исчерпывающей точностью, что никакого чуда никогда не было, а был и есть древний символический обряд возжигания самими церковнослужителями над гробом лампады... И в итоге всего этого дела ныне покойный митрополит Ленинградский Григорий (Чуков), тоже человек с богословской ученой степенью, собрал ряд богословов Ленинграда и сказал им: «Я тоже знаю, что это только легенда! Что... (здесь он назвал по имени-отчеству автора речи и исследования) абсолютно прав! Но не трогайте благочестивых легенд, а то падет и сама вера!»15 Согласно А. А. Осипову профессорско-преподавательская корпорация и Н. Д. Успенский якобы смирились с вынужденным «обетом молчания», однако факт существования машинописи этой речи, да и личные воспоминания свидетельствуют об обратном. Быть может, Н. Д. Успенский сам никогда не инициировал разговор о благодатном огне, но всегда честно отвечал на вопросы о нем16.

Прошло более 50 лет, однако ситуация с изучением обряда святого огня мало изменилась, да и вряд ли могла существенно измениться. Отметим, что в научный оборот было введено из-

15    Осипов А. А. Откровенный разговор с верующими и неверующими. Размышления бывшего богослова. Л., 1983. С. 114-115.

16  Эта ситуация весьма похожа на ту, которая сложилась в Петербурге после того, как настоятель Александро-Свирского монастыря игумен Луки-ан (Куценко) и митрополит Петербургский Владимир (Котляров) в 1998 году выдали мумифицированный труп неизвестного, взятый ими из музея Военно-медицинской академии, за мощи преподобного Александра Свирского. Впоследствии созданная комиссия по идентификации останков однозначно пришла к отрицательным выводам. Вследствие этого она была распущена, а ее членам было приказано хранить молчание по поводу очевидного подлога.

25

дание с критикой иерусалимского чина по армянскому кодексу первой половины V века (438 г.)17, целиком согласующееся с данными, собранными Н. Д. Успенским. Некоторое время назад появился апологетический труд на английском языке, принадлежащий епископу Фотикийскому Авксентию18. Отметим и статью бенедиктинца Николая Ежандра19, содержащую ссылки на источники и исследования, но посвященную, скорее, современному восприятию иерусалимского огня в разных христианских традициях. Интересно, что в нем приводятся слова Иерусалимского патриарха Дамиана (1891-1931) о том, что огонь Великой субботы свят так же, как и другие обряды Святой Церкви и народ должен правильно понимать смысл происходящего. Работа приводит к заключению, который можно найти и у Н. Д. Успенского: огонь Великой субботы, хоть и не святой, но священный. В тексте статьи неоднократно подчеркивается «огнезрачность» пасхальной гимнографии, как у православных, в каноне Великой субботы, так и у католиков, что до определенной степени могло способствовать появлению именно такой версии обряда. Действительно, зримое присутствие Бога согласно библейской образности проявляется именно через огонь, что было характерно и для русской традиции. Достаточно вспомнить, как согласно Троицкому патерику один из сомолитвенников преподобного Сергия Радонежского во время Божественной литургии видел, как небесный огонь сошел на Святые Дары в минуту их освящения, как этот огонь двигался по святому престолу, а затем